Борис Стругацкий - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1 Страница 14

На метеостанции здесь одна девочка работает — класс! Оксанкой звать. Маленькая, худенькая, шустрая. Фигурка точеная, бегает быстро. Люблю таких. Такие и в поход, и на ночную тусовку, и цену себе знают, и в обиду не дадут. Оксанка наблюдателем работает. На метеоплощадку ходит, показания списывает, смотрит, сколько дождя в кастрюльку набралось. Иногда шары запускает. Наверное, запас этих шаров еще с советских времен остался: уж больно цвет у них совковый. Я бы так сказал: натуральная гандонская окраска.

С Людкой у меня стопудовые кранты. И вообще: я ей ни в чем не клялся. Стал я потихоньку клинышки к Оксанке подбивать. Она только отшучивалась, хотя летчики возле нее не сильно толпились. Но постепенно, вроде, таять начала. Знаете, что в здешней степи паршиво? Климат, ага. Днем жарища, хоть кожу снимай, а ночью колотун, как в Антарктиде. Я, как в общагу вселялся, еще удивился — зачем по два шерстяных одеяла дают? Жара ведь на улице… Но здание летом не топят, а по утрам пар изо рта валит. Даже вода в лужах коркой покрывается! Вечером тоже не жарко. А я маму не послушал и взял с собой только свитер да легкую ветровку. Дубина бестолковая. Вечерком выйдешь прогуляться — зуб на зуб не попадает.

С Оксанкой я себе сам обгадил. Кто ж знал, что она такая цаца! Видать у них тут воспитание — не то, что под Москвой. Девки себя блюдут. И морально, и физически. Пришел однажды на площадку. Оксанка шар запускает. Ну, я и прошелся насчет того, на что он похож. Думал, весело получится, и с намеком, а она фыркнула, отвернулась и больше не разговаривала…

Ну и хрен с тобой, думаю. Мне тут не жить. Не вышло, так не вышло — гуд бай, май лав. Дома тоже герлы есть, и не такие кочевряжистые. Но события пошли по-своему. Я все, что угодно, мог представить, но то, что через три дня произойдет — в жизни бы не подумал.

Четырнадцатого июля. Этот день теперь весь мир знает. Мы с Владим Евгеньичем с утра регламент делали. Резервный передатчик разобрали, подшипники в вентиляторе поменяли. Делов-то на десять минут, но пока до того вентилятора доберешься… Почистили все, продули пылесосом. Опять собрали. Скучная работенка. Я перемазался весь. Старик куда-то пошел, а мне наказал карту контрольных режимов снимать. Ну, показания приборов в таблицу записывать. Сижу на корточках, на стрелки пялюсь. Режимы прощелкиваю да цифры пишу. Тут-то и началось.

«Стрелка» у меня в штанах вверх пошла. Ну, это бывает. Пересел поудобней, чтоб ничего не передавить, пишу дальше. Только мысли все об одном. Любви хочу. Плотской, сумасшедшей, и прямо сейчас. Минут пять я еще что-то по инерции писал, потом понял, что писанина эта никому на хрен не нужна, и передатчик этот никому не нужен, и радиоцентр не нужен, и весь аэродром тоже.

В аппаратном зале нету никого, я один. Обычно кто-то приходит, кто-то уходит, без никого десяти минут не бывает. А тут — как вымерли. Владим Евгеньич тоже пропал. Я не знал тогда, что он прыгнул в свою помятую «ниву» и погнал домой, к старухе. Впрочем, все женатые домой сорвались, невзирая на должности и звания. А неженатые меж собой стыкнулись. Вот тут я и понял раз-навсегда, что сильней любви ничего нет и быть не может, что бы там ни трепали на наших тусовках. Я про Оксанку стал думать, чем дальше — тем круче. Короче, трахнуть ее хочу, да так, что сил уже нет терпеть. И когда я готов был выть на манер того волка из американских мультов и бежать искать Оксанку, как дверь аппаратного зала распахнулась, она влетела, как метеор, и молча бросилась мне на шею.

— Оксанка, — заорал я, — давай заниматься любовью!!!

— Дурак, — крикнула она, — любовь — это чувство, нельзя ею заниматься! ДАВАЙ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ!!!

Каким-то непостижимым образом она выскользнула из одежды, как змея из старой кожи, и мы повалились на те резиновые коврики, что перед каждым передатчиком постелены.

Это был даже не секс. Это было какое-то исступление. Какое-то невозможное взаимное проникновение — и душевное, и физическое. Вокруг ничего не существовало. Только мы. Нудный вой вентиляторов стал божественной музыкой, а покрытые серой молотковой эмалью бока передатчиков — райскими кущами. Это был подарок богини любви. Дыхание самой Венеры. Такого улета я в жизни не испытывал. Когда первая жажда схлынула и мы расцепились, Оксанка сказала: «Вот я тебя и поимела…». Как это, говорю, ты меня? Это ж я тебя… А она мне волосы взъерошила: «Ничего ты не понимаешь…» Три дня мы почти не расставались. Трахались, как сумасшедшие. Да и потом тоже. Пожениться сразу решили, бесповоротно. Мы-то думали, это только у нас чувство такое, а оказалось — весь мир с ума сошел. На следующий день загсы уже штурмом брали. Вот так у нас возникла любовь с первого тыка. Ходили потом офигевшие оба: мне же уезжать надо, практика вот-вот кончится. А Оксанка, похоже…

Старик развернул газету:

— Ты, мать, послушай, что пишут… Вот:

«Можно с уверенностью сказать, что подобных событий не отмечено за всю историю человеческой цивилизации. Можно с уверенностью сказать, что эти три дня бесповоротно изменили мир. Можно с уверенностью сказать, что в результате первой части проекта "Золотой дубль" как минимум две трети женщин репродуктивного возраста планеты Земля оказались беременны. Сложившаяся ситуация заставит правительства всех стран срочно пересмотреть свои бюджеты. Для стран с хронической нехваткой населения произошедшее есть подарок судьбы. В скором времени им придется ограничить приток мигрантов. Индию и Китай ждут значительные трудности. Надеемся, современный мир не приемлет методы Ирода».

— Да уж надеемся… а вот еще… ты слушаешь?

— Конечно. Читай.

— «В истории человечества известен период под названием "бутылочное горло", когда, по разным оценкам, на всей планете выжило от пяти до пятидесяти тысяч человеческих особей. Через девять месяцев мы переживем обратный катаклизм. Апрель следующего года принесет Земле сотни миллионов младенцев. У планеты есть девять месяцев. Это время будет для землян экзаменом на зрелость и разумность. Военные бюджеты должны быть пересмотрены, часть их средств использована на строительство роддомов и дошкольных учреждений. Необходимо организовать обучение акушеров и медсестер. Гуманитарные миссии по всему миру должны получить мощную поддержку. Производство военной техники необходимо резко сократить.

"Дети Венеры" придут к нам через девять месяцев. У нас есть всего девять месяцев.

У нас есть целых девять месяцев.

Сдадим ли мы этот экзамен? И что ждет нас потом?

Проект "Золотой дубль" еще не завершен. И прибытие образцов с Фобоса и Деймоса тоже намечено на апрель следующего года. Они уже движутся к нам из глубин космоса.

Не впадая в мистику, подумаем, а нужны ли Земле образцы божественного Страха и Ужаса? Мы уже испытали божественную Любовь, и знаем, насколько она сильнее нашей. Венера застраховала своих детей от абортов: еще ни одна женщина не уничтожила ребенка, зачатого в ТАКОЙ любви. Создавшиеся стихийно пары не расстанутся никогда. И еще очень нескоро загсы зарегистрируют миллионы браков. Эти браки без разводов станут основой института семьи. Люди станут другими, и Земля станет другой. Мы входим в лучшую эпоху».

— Ну, это как сказать…

— «Скептики считают, что название планеты, данное ей древними римлянами, не имеет ни малейшего отношения к событиям. Что это есть впадение в мистику, абсолютно неприемлемое для научного сообщества и уж тем более не основа для принятия решений. Возможно. Но мы уже знаем, что существует возможность глобального воздействия на чувства людей. Если образцы с Венеры принесли любовь, то что могут дать образцы с Фобоса и Деймоса? Скорее всего, то, что им положено по определению — страх и ужас, войну и смерть. Начнется драка каждого с каждым и всех против всех. Люди встанут перед кошмарным выбором: быть убитыми или стать убийцами.

Возможно, ничего не случится. Но рисковать нельзя. Марсианский аппарат должен быть уничтожен, причем далеко от Земли, несмотря ни на какую научную ценность его контейнера с образцами.

Помните: у нас всего девять месяцев».

Бесформенная глыба пятнадцати километров в диаметре. Два кратера, будто две пустые глазницы. Слой рыхлого реголита держится здесь на честном слове едва заметной гравитации. Аппарат подходит со стороны Солнца.

— Я — Ужас, — говорит Деймос.

— Плевать, — отвечает аппарат.

Короткими выбросами газа двигатели ориентации разворачивают аппарат так, чтобы направить ствол пушки на объект.

— Не делай этого, — говорит Деймос.

— Ты боишься? — смеется аппарат.

— Ты пожалеешь! И те, кто тебя послал, горько пожалеют, что посмели прикоснуться ко мне. Вы все погибнете.