Лев Данилкин - Круговые объезды по кишкам нищего Страница 17

В Париже Аррайя работает как американец, в Афганистане – как русский тележурналист, приехавший брать интервью у Шах Масуда. Оба места кишат шпионами – нашими, чужими, двойными. Оба романа – дневник трех-десяти дней разведчика, с многочисленными, в парижском романе их больше половины, флешбэками. Мы сразу же оказываемся в центре событий – и только в передышке между напряженными моментами автор находит время рассказать, кто он и зачем здесь оказался. У Еремеева-Высочина, разумеется, нет патента на это композиционное изобретение – ну так он (хорошая новость для читателя) и не пытается модернизировать жанр; тем больше времени остается у него на то, чтобы усердно отрабатывать известные тактики в новых условиях.

В «Бог не звонит» обнаруживаются едва ли не все классические ходы и ситуации шпионского нуара – превращение охотника в жертву, быстротечный роман с подозрительной красоткой, городские погони, парики и накладные усы, экспресс-обыски в соседних гостиничных номерах, встречи со связным в музеях, постоянная дикая усталость, месть по личным мотивам, провал – и спасение в последний момент. Парижский роман, где немного собственно экшена, выживает за счет того, что рассказчик совершает своеобразный боксерский челночек: эпизод-«сейчас» – эпизод-флешбэк, вперед – назад, вперед – назад – и перемещается внутри интриги за счет инерционного движения. Второй роман – про афганскую войну (можно не сомневаться, что автор сам был в Афганистане 1999 года) – сделан по-другому, он скорее журналистский репортаж, чем парижский мемуар. Но и здесь мотор повествования – неявно трагическая фигура рассказчика, вечного постороннего в чужих войнах.

Это хорошо скроенные и крепко простроченные романы, и на них любопытно тратить время – но никто не говорит, что это идеальные романы. Строгий редактор – менее озабоченный указаниями, чем заняться Тому Крузу, – мог бы потребовать от автора переделать кое-какие моменты. Слишком многое – особенно во втором, афганском романе – строится на совпадениях. Когда героя посылают туда не знаю куда найти то не знаю что – и тут же изумруды вместе с похищенными генералами начинают сыпаться на него так, что только горсть успевай подставлять, – запас везучести Пако Аррайя кажется как-то уж слишком неистощимым. Это не смертный грех для такого жанра, если в целом конструкция романа правдоподобна – а она правдоподобна; не исключено, следовало просто утопить отдельные совпадения в более разветвленном сюжете. Такая же проблема есть и в первом романе, когда семья героя летит к нему из Америки чуть ли не неделю, и каждый раз самолет – очень кстати – не попадает в Париж то по одной, то по другой причине. Так может быть в теории или в дурном сне, но очень маловероятно на практике. Можно было бы пропустить этот сюжет – побочный, всего лишь помогающий держать напряжение; но если автор так манипулирует временем, то, значит, может и пространством? А как насчет деталей секретных операций? А правда ли, что специальная комната, опутанная по всему периметру медными проводами и оснащенная разными устройствами, делающими прослушивание невозможным, называется «пузырь»? Природа шпионских романов, как видите, такова, что они заражают нас своей атмосферой быстрее, чем большинство других видов литературы – и вот уже несколько вслух высказанных сомнений начинают напоминать допрос на уровне «В Париж ездил?». На самом деле, еремеев-высочинские книги – это все же романы, а не инсценированная «История российской резидентуры на Западе»; и хотя время, когда нелепые титулы («Еремеев-Высочин – русский Грэм Грин») раздавались направо и налево с хлестаковской легкостью, прошло, мы вынуждены признать: это гораздо ближе к Грэму Грину, чем к Чингизу Абдуллаеву.

Антон Чижъ. Божественный яд

«Амфора», Санкт-Петербург

Из сугроба торчит тело гермафродита с татуировкой-пентаграммой; чокнутый профессор химии Серебряков, создавший рецепт наркотической бурды из отвара мухоморов и коровьей мочи, умирает при загадочных обстоятельствах; Петербург терроризируют две дамы в вуалях, за которыми безрезультатно охотятся три отделения полиции.

«Первый роман о Ванзарове» есть хроника нескольких недель перед «кровавым воскресеньем» 9 января 1905 года – и альтернативная подоплека известных событий. Известно, кажется, все – и сами события, и комбинация мистики, уголовщины и политики, и стилистическая галантерейщина («в аккурат», «сумерничал», «светский щеголь», «господин в партикулярном платье», «жандармского корпуса полковник», «манкирование приличиями» – на первой странице), вердикт: не «очередной эпигонский ретродетектив», а «замечательный детектив, и точка», потому что играет автор (кому бы ни принадлежал псевдоним А. Чижъ) на чужой территории выдающимся образом. И это всего лишь второй случай, когда кто-то переигрывает Акунина по строению интриги. Бонусы – удачный герой (чиновник особых поручений Ванзаров ближе к финалу романа признается кому-то, что по молодости писал письмо своему кумиру, московскому сыщику Фандорину, – но на самом деле больше напоминает по психотипу юзефовичевского Путилина), десятки удачных сценок, исключительно динамичный ритм и – остроумие: автору хватило ума самому обыграть явную вторичность своей серии. Подзаголовок дает основания надеяться на продолжение.

Валерий Панюшкин. Михаил Ходорковский: Узник тишины

«Секрет фирмы», Москва

Журналист из «Коммерсанта», лауреат премии «Золотое перо России» Панюшкин написал книжку про «олигархического Нельсона Манделу»: резкую, проникновенную, запальчивую. Он вступил с диффамированным бизнесменом в переписку и забросал его каверзными вопросами. Он наполучал на них обстоятельных ответов. Он зафиксировал на диктофон проклятия адвокатов, всхлипы родных, скулеж коллег и лай журналистов. Он истоптал весь Лондон и исколесил половину Нефтеюганска. Он не вылезал из судов.

Лучшие сцены в книге – репортаж из зала суда: это действительно классная журналистика. Ты собственными глазами видишь, как действует пресловутое «басманное правосудие»; а еще в самом деле сердце кровью обливается, когда читаешь про то, как Ходорковский разговаривает из клетки с женой – жестами: гладит ее по голове, рисует что-то в воздухе.

Книга свидетельствует, что все собаки, которых вешают на Ходорковского, подброшены кремлевскими волками. Что Ходорковский был менеджером от бога. Что он очень много вкладывал в благотворительность и образовательные программы. Что, похоже, он весьма и весьма порядочный человек, белая ворона в олигархическом вольере. Что травлю и шельмование опального нефтепромышленника развернула не просто абстрактная «власть», но за всем этим, скорее всего, стоит сам Путин – во всяком случае именно при его молчаливом попустительстве творится судебный произвол. Что года четыре назад Ходорковский прозрел: поняв, что «еще немного, и страна изменится» и станет «совсем западной», нужно лишь «освободить себя и других от излишнего давления власти», он разработал «амбициозный план реформации страны» – «сильная оппозиция, свободное поколение и независимый бизнес».

Затруднение состоит в том, что покупаешь ты книгу о Ходорковском – а она на 50 процентов состоит из кадров с самим Панюшкиным. Все это очень интересно, но еще интереснее было бы узнать чуть меньше нового о Панюшкине и чуть больше – о Ходорковском. А именно как повел бы себя хозяин ЮКОСа, реализуй он свои цели. Любопытно было бы представить, как складывались бы обстоятельства, если бы группировка Ходорковского оттерла группировку Путина; смоделировать не абстрактно вестернизированную Россию из манифестов Ходорковского, а конкретно «свободную страну», устроенную по юкосовской модели. Любопытно было бы прочитать полноценное жизнеописание Ходорковского, то есть узнать, каким он был до того, как угодил в цеховые структуры – комсомол и бизнес? как складывался его характер в детстве и отрочестве? – но и этого нет. Любопытно было бы узнать про национальный вопрос, про отношение Ходорковского к своему еврейству – но и этого нет. Любопытно было бы узнать, выводил ли Ходорковский деньги за границу на протяжении 90-х – и если да, то в каких количествах, и если нет, то почему. Нет этого. Любопытно было бы сравнить ЮКОС, снизивший, по сообщению Панюшкина, себестоимость добычи нефти с 12 до 1,5 доллара, с другими нефтяными компаниями; но и этого нет. Любопытно было узнать про контакты Ходорковского с левыми – с Прохановым, Рогозиным, с полковником Квачковым, наконец, с которым он оказался в одной камере, но Панюшкин умудряется прошляпить даже этот – довольно перспективный для журналиста – сюжет. По сути, перевернув последнюю страницу, мы знаем о Ходорковском ровно столько же, сколько раньше, зато имеем исчерпывающее представление о жизни Панюшкина. По форме документальное повествование, по сути это сентиментальная проза, вроде «Бедной Лизы», рассказ об оплаканных иллюзиях.