Николай Добролюбов - Физиологическо-психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни Страница 2

«Это терзание, эта тоска, волнующие нашу грудь, ведут мне к успокоительному убеждению в бессмертии: подобно тому, как родовые потуги, предшествуя родам, предвещают радостное появление на свет нового человека» (стр. 7).

Не правда ли, как ловко умеет г. Берви обращаться с своим предметом? Он берется доказывать предмет, о котором между образованными людьми давно уже не существует никаких сомнений, но, несмотря на всю лёгкость задачи, шутовским сравнением умеет обратить в смех самый предмет. Это даже лучше того остроумца, который доказывал, что умножение чиновников предвещает скорое просвещение государства, делая такое сравнение: заря занимается на небе пред восхождением солнца, всё освещающего; так чиновник занимается в департаменте пред распространением просвещения во всём государстве.

А вот как г. Берви компрометирует популярность изложения. На стр. 9 он говорит следующее:

«Кто взглянет на труп человека, или на застреленного зайца, или на зарезанную курицу, не останавливаясь скажет, что это суть тела мёртвые. Почему? Полому, что они перестали жить, лишились жизни. Следовательно, смерть лишает животное жизни, и мертвое тело есть отрицание живого, или нечто противоположное живому телу».

Повидимому, так нам кажется, можно так думать, что г. Берви, почтенный г. В. Берви, г. заслуженный профессор В. Берви полагает, даже имеет убеждение и твёрдую уверенность в том, что популярность, простота изложения, общепонятность представления вещей или предметов состоит в том, не в другом чём заключается, как в том, чтобы повторять Несколько раз, много раз повторять, переворачивать на разные лады простые истины, самые простые положения, воем понятные вещи, предметы, ни в ком не возбуждающие недоумения. Почтенный г. В. Берви, автор «Физиологическо-психологического взгляда», г. В. Берви – нисколько, повидимому, не сомневается, что многократное повторение одних и тех же слав в разных видах – составляет популярность изложения.

К сожалению, почтенный автор не всегда держится такой популярности; почти на каждой странице попадаются у него длинные периоды, непроницаемые для человеческого разумения и даже лишённые логического, а иногда и грамматического смысла. Напр. на стр. 16 есть такой период:

«Если впечатления, полученные посредством внешних чувств, нас не ведут к познанию внешнего мира, так что мы не можем увериться в нашем духовном бытии, которое без содействия своего тела лишено самого знания, сего необходимого условия всех духовных деятельностей в сем мире».

Точка, читатели, точка. Чего вы ещё ждёте? Неужели вам мало того, что насказал вам г. Берви в этой первой половине недосказанного условного периода? Если и тут уже нашлось «духовное бытие с своим телом», то что же нашлось бы ещё, если бы это «если» было приведено к желанному концу!

Если вы перевернёте два листа, то найдётся на стр. 21 ещё вот какой период:

«Подобно духу человеческому, одарённому свободною волею, жизненное начало проявляется в творящих качествах самостоятельным бытием, превращающим в круг действия оного поступившие вещества, соответственно своей цели, не подчиняясь общим законам физики и химии, которые минерал отклонять не может».

Не мы это сочинили; уверяем, что не мы. Мы даже ничего не прибавили, ничего не убавили в словах г. Берви; даже правописание его мы сохранили.

Зато г. Берви очень остроумно умеет смеяться над скептиками, или, по его выражению, «nihilist'ами».

«Позволяю себе думать, ядовито замечает он, что nihilist'ы будучи укушены собакою в ногу (замечаете ли здесь тонкое выражение презрения?), или обрезавши себе палец, не примут боль, от этого происходящую, за призрак» (стр. 14).

Чрезвычайно остроумно и ядовито! Всем nihilist'ам должно быть очень совестно, после издёвок г. Берви! Жаль только, что ядовитые издёвки сии повторяются чуть ли не со времён Сократа;, а на русском языке напечатаны в первый раз, кажется, в Письмовнике Курганова?[5]

Г. наслуженному профессору Берви не должна казаться обидным, что мы отнимаем у него честь изобретения остроты над скептиками. У него остаётся много изобретений, лично ему принадлежащих, и, чтобы угодить г. Берви, мы готовы передать некоторые, наиболее любопытные из них, нашим читателям.

На стр. 60 г. Берви говорит, что зародыш в утробе, лишённый познания внешнего мира, занимается самосознанием, Или, как! выражается почтенный профессор, с свойственной ему популярностью, – «погружён в субъективную ночь самосознания».

На стр. 36 г. Берви говорит, «что человек, как тело природы, не может уклониться от законов оной». На странице же 37-й прибавляет: «но, как неделимое, он преследует свою собственную цель и изменяет всеобщие законы природы».

Любопытно бы узнать от г. Верви, какие это всеобщие законы природы, которые человек, как неделимое, изменяет по своей воле?.. Впрочем, на стр. 25 находим положение, ещё более возвышающее над природою уже не только одного человека, но и всех животных. Г. Берви утверждает, что животные живут вне условий пространства, или, приведём лучше собственные слова г. Берви: «дух мира в сих телах (животных) проявляется действиями во времени, не стесняемыми пределами пространства».

Изображая материнскую попечительность природы о животных, почтенный профессор указывает, между прочим, на стр. 26, цель, для чего животные чувствуют голод и жажду. «Дабы животное ведало о своих потребностях, – говорит он: – оно побуждается к удовлетворению их чувством голода, холода, жажды, и т. д.».

Впрочем, такая, доведённая до крайности, телеология иногда приводит автора к заключениям, которые не могут быть названы удачными. К числу таких неудачных выводов относим мы высказанную на 24 стр. мысль, что «часть равна своему целому». Г. Берви говорит, что «иные произведения природы суть чистейшие представители материи», и затем продолжает:

«Эти произведения не имеют собственного значения, ниже собственного центра, почему всякая часть оных по своему значению равна целому. Сюда относятся тела, составляющие в совокупности своей природу, так называемую, мёртвую: минералы, соли, воды и т. п.».

Повторяем: это напечатано, слово в слово, на 23–24 страницах брошюрки г. заслуженного профессора В. Берви: «Физиологическо-психологический взгляд на начало и конец жизни». – Нам могут сказать, что г. Берви разумел тут что-нибудь другое, а не величину, и что слова: «по своему значению», – изменяют дело в его пользу. Но мы спрашиваем Вас и г-на Берви: чем же определяется значение одинаковых по составу неорганических предметов, как не величиной? На чём, кроме величины, можете вы основать своё суждение о значении двух кусков чистого серебра различного веса, двух глыб одинакового гранита, мрамора, и т. п.? Нет, как ни смягчайте дело, а положение, что г. Берви считает части некоторых тел равными своему целому, остаётся во всей силе.

Скажут: не может быть, чтоб г. Берви не знал аксиомы, что часть всегда меньше своего целого. Нет, может быть. У нас есть на это аналогическое доказательство, очень убедительное. Вот что говорит г. Берви на стр. 50:

«Я полагаю, что у меня есть сердце, лёгкие, печень и т. д. Это есть умозаключение, на аналогии основанное, точно так, как я полагаю, что Юпитер и Сатурн суть тела, подобные нашей земле и имеющие, подобно ей, своих обитателей».

Видите, если б мы вам сказали: г. Берви не знает даже того, есть ли у Него сердце и лёгкие, вы (бы не поверили. Но надеемся – теперь вы поверите, когда мы привели его собственные слова. Он высказывает сам, что не знает наверное, есть ли или нет у него сердце: я полагаю, – говорит он, – что есть – точно так, как я полагаю, что есть на Сатурне жители… А ведь может быть, что их и нет… Это простая аналогия.

Так рассуждает г. Берви, и мы ничего не прибавили от себя к его мыслям. Можете справиться сами, если (не верите: затем мы и страницы везде выставляли, приводя мнения г. Берви.

Не правда ли, что всё это крайне забавно, и что приведённые мнения г. Берви одни были бы достаточны для того, чтобы избавить критику от труда возиться с его сочинением? Читатели, вероятно, давно уже дивятся, зачем мы хлопочем долго, выбирая разные диковинки из книжки г. Берви, когда довольно бы было в пяти строках предать её на общее посмеяние. Чтобы показать причину вашего внимания к г. Берви, мы приведём ещё выписку, уже последнюю, и она, конечно, покажет читателям, что тут одного смеха не довольно, что дело г. Берви даже вовсе не забавно. На стр. 4-й он говорит: «Я пускаю в свет то, что ежегодно преподаю моим слушателям», – и прибавляет: «слушатели мои – юноши и, как таковые, восприимчивы ко всему высокому, идеальному». – Вот где серьёзная – то и плачевная сторона вопроса. Пусть бы г. Берви мечтал, о чём ему угодно, пусть бы он проклинал современное развитие естественных наук, сомневался в существовании у себя сердца и лёгких, и в то же время верил, что часть равна своему целому и что животное есть хочет, собственно, для того, дабы ведать о своих потребностях. Но ведь всё это он преподаёт своим юным слушателям: вот в чём беда. И, по всей вероятности, преподаёт-то он им что-нибудь ещё похуже; потому что, издавая в свет свои лекции, каждый профессор непременно старается обделать их получше. Да и, кроме того, лекция г. Берви доказывает, что она составлена – как будто на показ: крайне щеголевато и с избытком учёности, совершенно ненужной и, правду, сказать, крайне дешёвой. Тут идёт речь и о Сципионе, и о Регуле, и о Людовике XIV, и о Наполеоне, и о созвездии Вола, и о плодородии крыс, и о щуке, пойманной в 1497 г., и о трудолюбии пчёл, и о диких сибирских лисицах и пр. и пр. Тут приводятся стихи Вольтера и Гёте, говорится, что планету Нептун следовало бы назвать Ньютоном, что арабские лошади превосходны, что Северо-Американские Штаты суть ужасное зло в человечестве, и т. п. Позаботившись о том, чтобы вставить в свои лекции подобные, не относящиеся к делу рассуждения, г. Берви позаботился бы, конечно, если б мог, и о правильности своих научных понятий, и о логичности выводов, или, по крайней мере, – о толковости изложения. А то ведь, в самом деле, – предположим даже, например, что г. Берви и знает о том, что часть всегда меньше своего целого (предположение смелое и сделанное совершенно a priori, без всяких фактических оснований; но предположим, в уважение профессорского звания г. Берви): легче ли от того его слушателям, если он с ними так объясняется, как написана вся его брошюра? Можно думать, что нисколько не легче. И вот кого надобно от души пожалеть в этом случае, а не самого г. Берви. Он уже потому; не заслуживает сожаления, что, несмотря на свою отсталость в науке и невероятные проступки против здравого смысла, «обладает невозмутимым самодовольствием. Но эти «восприимчивые юноши», находящиеся под его руководством, вполне достойны сожаления всякого образованного человека, тем более что они, во что бы то ни стало, непременно обязаны слушать г. В. Берви, как своего профессора.[6]