Петр Быков - Генрик Сенкевич Страница 2

Критик, подбирая из мелких рассказов Сенкевича преимущественно такие, от которых как будто веет чем-то мрачным, приписывает ему глубокий пессимизм, лежащий не только в основе его новелл, но и в романе «Без догмата», в драме «На одну карту» и еще в некоторых произведениях. Но это далеко не верно. Сенкевич умеет только мастерски подчеркнуть насмешку злой судьбы над человеком и в особенности над её пасынками, над теми, кто неспособен бороться с нею и лишь подставляет голову под удары вековечной лиходейки, кто, вместо протеста, лишь «ходит голову склоня». Правда, редкий из писателей умеет так ярко, как Сенкевич, воспроизвести всю ужасную трагедию немощности людского разума, пришедшего к сознанию своей полной беспомощности, скорбной немощи перед силою обстоятельств. Но из этого вовсе не следует, что он проникнут безотрадным пессимизмом. Уже в романе «Семья Полонецких» высказывает он свое оптимистическое настроение, а затем еще красноречивее опровергает мнения своих односторонних критиков романом «Камо грядеши». В этом романе все силы человеческого духа выступают в полной гармонии с историческими данными о великом нравственном перевороте, совершающемся в человечестве на заре христианской веры. То, что так естественно представлялось серьезным и великим в помыслах героя романа «Семья Полонецких» Плошовского, человека без догмата, без стремления к жизни, погибшего жертвою беспощадного анализа, – разбивается в прах перед твердыней духовной силы человека, стремительной силы, развернутой во всю ширь и мощь, перед победой её над самым страхом смерти, а равно и над всяческой суетой земной. Сенкевич наделен от природы дарованием объективного художника, который, изображая явления жизни, устраняет в это время свою личность и воспроизводит их без связи с тем или другим мгновением своей собственной жизни. Впечатление, которое писатель воспринимает при посредстве процесса достаточно сложного, краеугольным камнем которого служит художественное обобщение, обнаруживается у него в форме, совершенно гармонирующей с действительностью. И одним из основных качеств Сенкевича является его замечательное умение соблюсти необходимую меру в художественном воспроизведении. Чтобы воочию убедиться в этом, достаточно познакомиться хотя бы с мелкими рассказами его, особенно из народной жизни, в которых тонкое чутье художника и глубокая жизненная правда стоят всегда на первом плане. Он удивительно понимает народную психологию и мастерски рисует бесхитростные типы простолюдинов, сюжеты из жизни народа, в большинстве случаев проникнутые сильным драматизмом. Несложные душевные процессы этих простых, незаметных героев изображены у Сенкевича с необыкновенной выпуклостью. Писатель затрогивает самые чувствительные, нежные струны души, касается разнороднейших особенностей человеческих существ, возвышенных и низменных чувств, драматических и смешных положений. Глубокий драматизм некоторых мелких рассказов Сенкевича производит потрясающее впечатление, а между тем автор ни прямо, ни окольными путями не высказывает собственного мнения но поводу какой либо драмы жизни, драматического стечения обстоятельств, не проливает слез над несчастной жертвой рока и людей, не приходит в ужас от их бездушие. Но такое безучастие автора – ни более, ни менее, как художественный ловкий прием, в котором кроется серьезно продуманный эфект. Вспомним хотя бы историю мальчика-музыканта, погибшего от своего трогательного пламенного влечения к музыке, от пустяка. бесподобно разработанный только один мотив этого рассказа, по справедливому замечанию одного из критиков, – наводит на читателя целый ряд мыслей, обращает его внимание на забитого меньшего брата и вызывает слезы, волнует сердце. Несравненным психологом является Сенкевич и в крупных своих творениях, в особенности в психологических и общественных романах «Без догмата», «Семья Полонецких», или в драме «На одну карту», где звучит красноречивая проповедь снисхождения и раскаяния. В первом произведении удивительно законченный тип истинного сына века, изрядного эгоиста, живущего головою, а не сердцем, скептика, отрицателя, беспощадного критика, – представлен в лице Плошовского. Утонченный эпикуреец, у которого собственная личность, по его мнению, должна заполнить весь мир, своего рода спортсмен по отношению в прекрасному полу, Плошовский вечно анализирует и окружающих, и самого себя, и не проявляет в душе ни малейшей теплоты, ни единого проблеска чувств. В муки людские он не верит, как не замечает своих собственных страданий под влиянием непрестанной работы его мысли. Ни к какой задаче он призвания не чувствует, в этом он уверен. С блестящим умом с богатыми познаниями, он прекрасно знаком с всевозможными направлениями – и решительно не в состоянии предаться чему-нибудь всецело. «Я существо, удивительно хорошо познавшее самого себя – говорит Плошовский, – часто мое я посылает к чорту другое я, которое анализирует и критикует первое, запрещая отдаться какому бы то ни было впечатлению – ни работе, ни чувству, ни малейшему вожделению, ни страсти. Может статься, самопознание есть черта высокого умственного развития, но, однако, странно действует на чувство. Носить в себе беспредельную критику самого себя – значит отрешить от целого часть духа, необходимого на подобное действие, и жить и чувствовать не всем, своим существом, а лишь оставшейся его частью… Мне легко будет наметить и мое умственное состояние. Оно таково: не знаю, не знаю, не знаю!» Полюбив, Плошовский, тем не менее, ощущает целый ряд настроений и впечатлений, ранее ему неведомых. У него явились благородные порывы, участие к людям. Человек «без догмата», он в предмете своей любви – Анельке – нашел и догмат, и смысл существования и силою мучений возродился для новой жизни, вырос до высоты героя. А когда она умерла, он считает первой своей обязанностью быть на веки при ней – и сам уходит туда, «где нет ни печали, ни воздыханий, но жизнь бесконечная». Он не мог жить без Анельки, без тех начал, из которых складывалось все её существо, без обретенного им догмата. Это натура – по определению самого Плошовского – чуждая каких бы то ни было колебаний или сомнений. Душа Анельки столь чисто отделяет плевелы от зерна, что сбить ее на словах – решительно невозможно. Она не работает над развитием собственных основных правил, заимствует их из религии и общих нравственных понятий, но проникается ими на столько глубоко, что они делаются её неотъемлемой собственностью, внедряются в её плоть и кровь. По мнению одного из критиков Сенкевича, догмат, как понимает, его этот писатель-психолог, является в смысле общего руководящего нравственного правила, не требующего доказательств и не способного выдержать их. Не умом, а чувством можно постигнуть его суть. Нельзя доказать, что нехорошо вредить ближнему, доказать тому, кто на этом основывает свою карьеру; нельзя доказать, что неправда сама по себе вредна, – тому, кто, при помощи её большего успеха и неспособен к внутреннему сознанию этой истины. Наконец, невозможно доказать что либо индивидууму, для которого нет в мире безотносительного, у которого на все скептический взгляд. Другие, не менее интересные типы дает нам Сенкевич в романе «Семья Полонецких», произведении с наиболее уравновешенным миросозерцанием автора, в особенности, как полагают многие критики, в смысле его примирения с жизнью. Здесь психологически верно изображена целая плеяда интереснейших фигур, начиная от самого Полонецкого, подобно Плошовскому, зараженного страстишкой к частому анализу и не чувствующего особого влечения к жизни. Это – дитя переходного времени, «звено между шляхетством и трудолюбивой буржуазией», характер довольно сложный, не подвластный какой-нибудь одной общей черте, в нем преобладающей; его поступки находятся в полной зависимости от его темперамента, идей, воспитавших его, и от внушений рассудочной мудрости; это характер с задатками доброй старины, но уже достаточно измученный сомнениями, живущий в человеке с горизонтом среднего размера. Около этой главной фигуры вращаются и другие, в высшей степени типичные и также жизненные вполне. Q адвокат, темного происхождения субъект, беспринципный, ловкий искатель приключений, и поэт-мечтатель с кристальной чистоты душою, и художник-аскет, чуткий ко всему прекрасному, и тесте Полонецкого из типа «комедиантов», напоминающий героев Крашевского в этом роде, себялюбец, мнящий себя неотразимым Дон-Жуаном, с виду несимпатичный, но на самом деле только комичный «обломок прежних поколений», жалкий, смешной, и богач, задорный, кичливый, со многими отрицательными сторонами своего племени, не допускающий противоречий, по на самом деле хороший малый, сочувственно относящийся в молодости, верующий в светлую зарю грядущего и являющийся как бы противовесом тестю Плавицкого. Есть здесь и симпатичнейший фанатик науки, старик профессор Васковский, человек «не от мира сего», и полунемец, полу славянин Бигель, коммерсанть, думающий не об одних заработках, но и о чести, баловень судьбы, неспособный понять, что такое сомнения, и калеки, и шуты, шуты с добрым сердцем и способностью к благородным порывам, и запальчивая дрянь, то и дело воюющая с мужиками, низкопробный волокита вроде, шляхтича Гонтовского, и проч., и проч. Много ярких, прекрасных образов женщин рисует Сенкевич в этом романе, и рисует в том виде, какою женщина ему представляется, как он разумеет ее, не задаваясь при этом никакими особенными целями. А понимает он представительниц прекрасного пола вовсе не в смысле неразгаданной загадки, какою стремились представить ее многие романисты, и старые, и новые. В «Семье Половецких» – достаточно положительных женских типов: Марина Полонецкая – чистая, девственная натура, с крепкими устоями, среди которых чувство долга играет первую роль, Эмилия Хвастовская – необыкновенно возвышенная натура, тихая, кроткая, нежная, любвеобильная, и еще ряд идеальных типов, а также красавица-кокетка Ооновская, способная загубить человека единственно своим легкомыслием, в противоположность ей Бигилева – отличная мать, жена, хозяйка и т. д. Что касается идеи этого романа, то она довольно ясно выражена в нескольких словах одной из героинь – Марины Полонецкой. В ответ на слова мужа, замечающего, что «зло, словно волна, отбитая от берега, непременно возвращается», она говорит: «Правда, зло непременно возвращается, но оно может вернуться в вид раскаяния и сожаления, и тогда Господь Бог видит это и перестает карать!» Прекрасная философия, вполне достойная романиста с чутким сердцем, если с одной стороны и наметившего кое-где идею возмездия, то с другой горячо проповедующего идею снисхождения. В «Семье Полонецких», как нигде, Сенкевич выдвигает свое «credo», свою надежду, что общество способно возродиться к новой жизни, и дает красноречивые примеры. Он твердо верит, что общество ищет выхода, ищет истины и пойдет за тем человеком, который, суля ему покой, отдохновение, утешение, скажет ему, как Христос изрек расслабленному: «Возьми одр твой и иди!»