Николай Добролюбов - Очерки и рассказы И. Т. Кокорева Страница 2

Я повторил мой вопрос, прибавив: Кокорева – писателя, сотрудника «Москвитянина».

– В таком случае я к вашим услугам; не угодно ли вам войти в мою комнату, – продолжал он, заметно смутившись. Я повиновался. Комната, в которую я вошел, освещалась двумя окнами: стул, столик, заваленный бумагами, кроватка, из-под которой выглядывали книги и журналы; рядом с чернилами – бутылка на столе, исправляющая должность отсутствующего подсвечника, – вот все, что я нашел в мастерской художника, в которой столько передумано, перечувствовано, художнически воспроизведено… Как много людей, бесплодно обременяющих землю своим жалким существованием, располагают богатыми средствами, не зная ни цены, ни прямого назначения их… а он, это благородное существо, возвысившееся над опытом, который возрастил его, и силою крепкого самостоятельного ума, и прекрасными, хотя тревожными стремлениями сердца!.. Мать – кухарка, отец – слабый, больной старик, не покидающий постели (вольноотпущенный), брат – извозчик… И не пасть, и самоотверженно, твердо нести крест свой, и гордо торжествовать в борьбе с подвигом жизни – какое веское, многоценное слово оставил он на память о себе быту, среди которого вырос! Автор «Саввушки» не скоро умрет, принадлежа истории литературы.

Он гордо отверг многие выгоды жизни, чтобы только сохраниться, и вся жизнь его представляет трогательное служение искусству, следовательно и обществу.

Одно меня неприятно поразило в нем: он стыдился своего положения, он не был рад посещению незнакомца, речь его была неискренняя, он был в большом смущении, и мне было досадно за него.

Я встречался с ним еще несколько раз. Не могу забыть одной из этих встреч. Редактор издания, для которого он постоянно трудился, уезжая за границу, поручил ему заведование редакцией и дал более 50-ти руб. сер. С какой восторженной радостью летел он домой! Видно, давно, очень давно не видал он такой суммы!

Последняя встреча испугала меня: пламя таланта, сосредоточенное, безысходное страдание пожирали нежную организацию: он угасал заметно. Труды огромные истощали все его силы, убивали здоровье – и за все его не вознаграждали даже, как поденщика! Люди промышленные пользовались его страстию к литературе и крайностью положения;

А между тем мы знаем, мы читаем, в Москве каждый талант, каждое предприятие, основанное на истинной пользе, найдут благородное сочувствие, привет. Приведем по этому случаю слова одного из важнейших московских ученых, г. Погодина: «Молодые люди, желающие трудиться на поприще науки! Сносите терпеливо все неудачи, не охлаждайтесь никакими отказами, не приходите в отчаяние от препятствий… А вы, от которых зависит… Но лучше я обращусь к себе, ибо я сам занял подобное место… Я произношу здесь обет – содействовать всеми силами ученым предначертаниям, возбуждать их к общеполезной деятельности искренними советами, ободрять их ласковыми приемами, оживлять приятными надеждами в начале, доставлять нужную помощь в продолжении, употреблять все зависящие от меня средства пред начальством и публикою при окончании их трудов, чтобы делались эти труды известными, доставляя им честь и выгоду» – и пр. и проч. («Москвитянин», № 4, за 1855 г., стр. 88.). Вероятно, подобные надежды и обещания поддерживали и Кокорева.

Вскоре он умер в госпитале, в жестокой нервной горячке.

Так вот в каких отношениях находился Кокорев к издателю журнала, в котором был постоянным сотрудником… Однако что он делал в журнале? Стало быть, не одни очерки и рассказы сочинял он; стало быть, издатель умел извлечь и другую пользу из его дарования и трудолюбия? Конечно, умел: доказательство – в изданных ныне сочинениях Кокорева. Половина второй и почти половина третьей части их заняты журнальными статьями, написанными, очевидно, по заказу, натянутыми, напряженными, отличающимися какой-то несвойственной Кокореву размашистостью, неловким умничаньем и претензиями. Несколько лет поставлял он для «Москвитянина» рецензии глупых книжонок для «Библиографии» и мелкие статейки для «Смеси». Теперь они все собраны и изданы усердием г. Дементьева, – и боже мой! чего тут нет, до чего была доведена эта свежая, поэтическая натура, на что растрачивался этот оригинальный талант!.. Вот разбор «Хиромантии девицы Ленорман», вот рецензия «Стряпухи», вот две страницы о «Новом способе истребления клопов и тараканов», вот «Воззвание к крысоистребителям», вот статейка, критикующая слог объявления тифлисского модного магазина, заметка «о мази от падения волос», о подделке под вдову Клико, о новой мужик-польке и пр. и пр. Какой талант, какая поэзия может сохраниться в человеке, принужденном убиваться над такими предметами?.. Никто из читавших «Москвитянина» и любовавшихся рассказами Кокорева не предполагал, конечно, что этот же самый человек, тут же, через несколько страниц, смастерил какие-нибудь заметки о парикмахерском объявлении, о новом полнейшем оракуле, о шрифте визитных карточек и т. п. Грустно перебирать эти заметки в собрании сочинений Кокорева, грустно за него и горько на тех, кто его довел до таких занятий. Они немало повредили развитию его таланта. Когда мы пересматривали «Рецензии» и «Смесь» Кокорева, нас все преследовали слова одного дюжинного живописца, выведенного самим же Кокоревым в рассказе «Сибирка»: «Правду сказать, не хвастая, – если бы не городская работа, где пиши одно и то же, по известной мерке, да клади побольше ярких красок, чтобы не даром платить деньги, как толкуют покупщики; если бы не это вечное малярство да не нужда, которая часто заставляет работать на скорую руку, с грехом пополам, – можно бы написать не хуже людей, хоть в академию».

Может быть, многие из чернорабочих тружеников, ничего не имеющих в жизни, кроме своего труда, оказались бы не хуже людей, если бы нужда не заставляла их работать на скорую руку. Но им некого винить, кроме судьбы, если труд их по крайней мере оплачивается как следует и если их не вынуждают к работе, противной их наклонностям. Кокореву не дано было и этих ничтожных льгот, и за него общество могло бы спросить отчета еще у кого-нибудь, кроме слепой и неразумной судьбы… Люди, эксплуатировавшие его, загубили его талант и самую жизнь{4}. В коротеньком предисловии к изданию его сочинений мы находим, между прочим, грустное известие, что «Кокорев умер в молодых годах жертвою неправильной жизни, к которой привык рано, вследствие несчастных обстоятельств». Что это были за обстоятельства, мы, вероятно, узнаем подробнее из его биографии, которую г. Дементьев обещает издать в скором времени{5}.

Сноски

1

чтобы жить счастливо, надо прятаться (франц.). – Ред.

Комментарии

1

Имеется в виду журнал «Москвитянин», издание которого прекратилось в 1856 г.

2

Далее Добролюбов приводит выдержки из письма В. А. Дементьева, хорошо знавшего И. Т. Кокорева.

3

Имеется в виду «Москвитянин», сотрудником которого был В. А. Дементьев.

4

Намек на М. П. Погодина – редактора-издателя «Москвитянина», эксплуатировавшего Кокорева.

5

Книга В. А. Дементьева о Кокореве издана не была.