Николай Романецкий - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 3 Страница 24

Так и росли мы с ним на общей кухне. Как братья родные. Квартира была вся в нашем распоряжении. И понкратовская комната, и наша.

Это для вас он Сергей Федорович. А для меня — Серега. Я всю жизнь с ним. Только кончилось это плохо. То есть жизнь его плохо кончилась. Надо было, наверное, искать другой выход. А может, его и не было, другого выхода…

Да… Ну, мы с ним, ясное дело, в детский садик ходили. Тоже вместе. В одну группу. Мамы наши работали. Моя медсестрой, в той же в/ч. А его — продавщицей в военторге. Да и вообще, тогда считалось, что ребенку надо обязательно в садик ходить. Общаться. К школе готовиться. Это правильно было. Сейчас, вон, уж и гувернанток нанимают. В саду, мол, болезней да мата ребенок нахватается. Питание плохое. Ухода нет. Все правильно. А быть вечно одному при неусыпном надсмотрщике? Гулять по чистым дорожкам за ручку? Кошек не трогать. Нет, мальчишке нужны лужи, грязь, заброшенные сараи, высокие деревья, река, простор…

Вот, все думают, что, если ученый, то в детстве непременно ломал будильники, строил кораблики, возился с «Конструктором». Да, так оно и было. Только не он все это делал, а я. И именно я должен был стать знаменитым ученым, если хотите знать. А стал он. Зависть? Нет, время для зависти придет позже.

Стань великим, и найдутся журналисты, они тебе биографию такую заделают — ого-го! И что ты умный был с рождения, и что всех удивлял, и пеленки пачкал какашками исключительно в форме интегралов. И даже пеленку такую, засохшую, найдут. В доказательство. Так вот, могу вам сказать — все это чушь собачья. Знаменитый физик Сергей Федорович Понкратов в детстве был тупым. Как колун. И ни малейших признаков интереса к устройству мира не выказывал. Он просто жил. Ел, спал. Капризничал, болел. Играл в футбол, зимой — в хоккей. Единственной его яркой чертой было упорство. А еще он очень рано стал интересоваться девочками. Он первым понял, что девочки будут тетями, а мальчики — дядями. Я помню, еще в садике, где все дети между собой Сашки-Наташки-Мишки-Гришки, он очень серьезно сказал: «Анечка самая красивая». Потом мы пошли в школу. В один, конечно, класс.

Нет, вы не представляете, что это такое — быть вместе круглые сутки много-много лет подряд. Ты становишься им, он — тобой. Все секреты, детские потайнушки… У него не было ни одной царапины, о которой я бы не знал. В классе за одной партой. Дома — уроки вместе. Гулять — вместе. Только спали в разных комнатах.

Мне учеба давалась легко. Особенно точные науки. А он, наоборот, лучше успевал по литературе и русскому. Что же касается математики, то тут Серега брал упорством. Не головой, а задницей. Буквально высиживал домашнее задание, как курица яйцо. Я помогал, конечно. Но он, надо сказать честно, списывать не любил. Считал унижением для себя. Разве что, если ребята во дворе соберутся в хоккей играть и ждут его, а мама не пускает, пока задачу не решит. Тогда только списывал, и то неохотно.

Серега упитанным был. Плотным таким. Тяжелым. Подтянуться один раз на турнике для него было подвигом. Зато в дворовом хоккее он был лучшим нападающим. Шайбу, правда, принимал плохо, но уж если примет, да успеет разогнаться — гол обеспечен. Если не промажет. Летит, как носорог, никто у него на пути не становится. Играли мы по большей части без вратарей, а если с вратарем, то тот не за шайбой смотрел, а как бы от Сереги увернуться. Помню, классе в четвертом Серега в такой атаке целую секцию забора снес, за воротами. Чуть ребра не поломал. Нос расквасил и ходил героем, пока не зажило. Вот за этот подвиг его и прозвали Утюгом. Так и прижилось. Он не обижался. Этого вы ни в одной биографии не найдете. Такие вещи вымарываются как «несоответствующие». Будто бы прошлое обязано соответствовать настоящему.

Учились мы средне. Как говаривала наша классная, «на самом краешке четверки». Серега влет стихи читал, запоминал чуть не с первого раза, а я считал их сущим наказанием и никак выучить не мог. Литература вообще казалась каторгой. Да и не преподавали ее в школе, эту самую русскую литературу. Нам вдалбливали мнение Белинского о русской литературе. Давно в бозе почившего…

Зато задачки я как орешки щелкал, он же часами сидел.

Он первым в классе стал девочку провожать. Его дразнили, но все, казалось, отскакивало от его толстой кожи.

Время шло. Серега постепенно превращался в крупного, симпатичного парня. В десятом все девчонки были от него без ума. И никакой науки! Музыку он любил, у них радиола была, с пластинками.

Отцов своих мы почти не видели. Служба с утра до ночи. Редкие маленькие сабантуйчики при получении очередной «звезды» моим отцом или дядей Федей.

Так вот незаметно, буднично и школу закончили. Мне натянули четверку по литературе, ему — по алгебре. И средний балл у нас одинаковый получился. Вопрос: что дальше? Отцы нам одно сказали: идите, куда хотите, только не в военное училище. Дядя Федя к тому времени уже язву желудка получил, а мой отец — двенадцатиперстной кишки. Тогда, говорят, испытывали в войсках концентрированную пищу на учениях. Многие офицеры желудками поплатились. Так что нынешние бульонные кубики вовсе не «Кнорр» изобрел, а наши военные мудрецы.

«Справочник для поступающих в вузы» у нас давно был. Иногда листали его вместе. Я выбрал себе Политех. А Серега колебался. Не любил он точные науки. Не то чтобы боялся, а не хотел корпеть. Но и со мной расставаться уже тогда не желал. Да и я, честно говоря, не прочь был и дальше вместе. Мы ж как братья были. Только я ему сразу сказал: в гуманитарный вуз не пойду. Опять зубрить про «луч света в темном царстве» или типа того не буду. Категорически. Он подумал-подумал… и согласился на Политех.

Дядя Федя отпуск взял и повез нас в областной город. Тот самый. Поступили оба, «на краешке четверки», благо конкурс тогда был чисто символическим. В то время поговорка ходила: чтобы жить в нищете, надо пять лет учиться. Толпы валили в ГИТИС, ВГИК да МГУ, а из технических — разве в Физтех да Бауманку. Но это все Москва.

Богато тогда жили в торговле, те, кто на дефиците сидел. Правда, спалось им плохо. Да бог с ними. Не о том речь.

Дядя Федя нас на квартиру устроил к одной старушке. Общежитие давали только на третьем курсе или в конце второго, как повезет. Вещей — как у солдата, только самое-самое.

Поехали на картошку. Там Утюг, то есть Серега, с девушкой и познакомился. Из параллельной группы. Так он от меня отдаляться стал. Я даже какую-то глупую ревность почувствовал. На лекциях он теперь с Катькой сидел.

Надо сказать, разрыв между школой и вузом велик. С первых же лекций возникает ощущение, будто ты долго болел, многое пропустил, и теперь придется срочно наверстывать. Преподают физику, к примеру, сразу с применением интегрального метода. Сам же метод читают по математике недели через две. Я до сих пор не знаю, было это специально сделано или же просто небрежность в расписании. Даже мне пришлось поднапрячь силы, а уж он день и ночь корпел. Тут-то упорство ему и пригодилось. Но иной раз ко мне обращался: помогай, не врубаюсь.

Да, да, я знаю. Теперь это в школе проходят. Но тогда не было одиннадцатого класса.

Девушка та, Катя, приехала из какого-то районного городка, как и мы. Из соседней области. Что уж ее сюда принесло — не знаю. Только ясно было, что не осилить ей высшей математики.

Нежданно нагрянула сессия. Серега хотел Кате помочь, но втроем заниматься как-то… Я уходил в библиотеку, сделав обиженную мину… Как все глупо и стыдно…

Вышло так, как и следовало ожидать. Мы с Утюгом проскочили, на грани троечки, а девонька получила свои три двойки, по двум математикам и физике, и поехала домой. Да что девчонкам! Им-то армия не грозит. Ну, не вышло и не вышло. Особой трагедии нет.

Первое время Серега письма получал. И ответы писал пару раз. Потом отвечать перестал. Стал письма рвать, не читая, прямо в конверте, со злостью. А потом они и приходить перестали. У него быстро новая пассия появилась. И на меня он стал посматривать снисходительно, как смотрят на младших. Я с девушкой стал встречаться только летом, после первого курса. Тогда и… как бы это… ну, вы понимаете. Первый раз. А у него, видать, еще зимой случилось.

Я? Завидую? Как можно завидовать тому, кто уже давно лежит в могиле? Может, тогда и завидовал. Чуть-чуть. Это нормально, правда? Время для настоящей зависти еще не пришло. Даже не столько зависти, сколько досады.

Летнюю сессию я сдал почти легко. Все же сказался результат целого года тяжелой, без дураков, учебы. А вот Серега еле-еле проскочил, чудом, можно сказать. Нет, троечников на свете полно, но они все разные. У нас был один в группе — раздолбай и лентяй, но голова. Тоже одни тройки. Так он практически ничего не учил. С лекций все помнил. И соображал мгновенно.

Просто Серегин метод «высиживания» больше не годился. Дальше нужна была соображалка. А с ней как раз у Утюга всегда были большие проблемы. На втором курсе намечалась квантовая физика, и такие разделы математики, что задницей не высидишь. Я всерьез опасался, что следующая сессия будет для него последней. И загремит мой дружок в армию, кирзачами стучать. Только напрасные это были опасения. Произошло то, чего я и представить себе не мог.