Журнал «Если» - «Если» 2010 № 08 Страница 25

— Не знаю. — Она задумалась. — А это одиночные экскурсии или… — она кисло усмехнулась, — групповые?

— Как хотите. Если вы тяготитесь общением или стремитесь к одиночеству, можно даже обойтись без экскурсовода. Вас доставят и заберут обратно в оговоренное время. А хотите в зоопарк с вашим братом? Он как раз сейчас…

Она замотала головой.

— Нет. Не хочу с братом.

— Вы правы. Что взрослой девушке делать в зоопарке?

Ей опять показалось, что Женевьева слегка улыбнулась, как улыбается человек, знающий некую тайну.

— Что-нибудь очень простое.

«Мне не нужны ваши изыски. Я просто хочу убраться отсюда на целый день. Никого не видеть. Ни тебя. Ни Винченцо. Ни мать с отцом. Никого».

— Прогулку на катере? На глиссере?

— Хорошо, на глиссере.

— Обед в гроте?

Хватит с нее пикников.

— Просто в ресторане. Есть у моря рестораны?

— Конечно. Настоящая портовая таверна. Ну, то есть, — Женевьева подмигнула, словно разделяя ее понимание, — конечно, для туристов. Но туда и местные жители ходят, уже лет триста. Так что можно считать, настоящая. Почти.

…Расторопный официант принес креветочный коктейль, что бы это ни значило, и сибаса, украшенного ломтиками лимона.

Таверна и правда была самая настоящая, то есть как в кино — темные потолочные балки, белые стены, барная стойка с батареей бутылок, декоративные рыбачьи сети, развешенные по окнам вместо занавесок. Веселые люди в парусиновых блузах и синих штанах толпились у стойки, переговариваясь между собой и перебрасываясь шутками с барменом. Шуток она не понимала, но поскольку они сопровождались взрывами хохота…

На нее никто не обращал внимания.

Как она и хотела.

Она ждала какого-то подвоха, сама не зная, какого именно, но это оказалась просто экскурсия, бесхитростная, как миллионы таких же экскурсий в разных уголках земли. Крохотный катерок на подводных крыльях вырвался из бухты, обогнул маяк, вдалеке открылась панорама города — красные островерхие крыши, над ними гора, утопающая в зелени, дальше еще горы, синеватые, растворяющиеся в летней дымке.

Катер застопорил, рулевой — немолодой просоленный дядька, обращавшийся с ней дружелюбно, как с любимицей-дочкой, — спросил, хочет ли она поудить рыбу, но ей подумалось, что в такой хороший солнечный день не должна гибнуть даже рыба. Впрочем, искупаться она согласилась и по канатной лесенке спустилась в теплую зеленоватую воду, такую прозрачную, что казалось, невесомое тело парит над садом, полным странных цветов и разноцветных птиц.

Удивительно, но когда она карабкалась обратно на борт, тело так и осталось невесомым, словно в благодарность за доставленное удовольствие старалось выказать ловкость и молодую гибкость.

Далеко в море другие гибкие темные тела выбрасывали себя из воды и падали обратно, поднимая тучу круглых хрустальных брызг. Рулевой крикнул что-то на своем языке, показывая на них рукой, а потом на ломаном английском объяснил, что тот, кто увидит играющих дельфинов, будет целый год счастлив в любви.

А она их видела первый раз в жизни.

Солнце было везде, даже у нее в волосах, она смеялась и откидывала их рукой. Что она себе такого навоображала страшного?

Ну да, тут все какое-то слишком хорошее. Но это потому, что они просто очень стараются. Маленькая страна, живет туризмом. Вот и угождают каждому клиенту. А ведь семейка ее еще та… Правда, отец вроде стал почти человеком, да и мама определенно переменилась, в кои-то веки для дочки постаралась, купила не то, что нужно, а то, что красиво. Просто так, ни с того ни с сего. Браслет от Тиффани, надо же. Надо поискать в сети про этого Тиффани, как приедем. Интересно, что скажет Алевтинка? Впрочем, Алевтинка в настоящих драгоценностях ничего не понимает, все какие-то фенечки, пластик, дешевка…

Пару часов спустя катер пришвартовался к причалу, и она спрыгнула на теплые доски, сухие, пахнущие дегтем. Она подобрала свои шлепанцы, которые так и стояли тут, сиротливо ожидая, пока вернется хозяйка, но надевать не стала, а несла в руке, чтобы почувствовать тепло, поднимающееся от ступней вверх, до самого сердца.

Кто-то сел за ее столик.

Она неохотно подняла взгляд — ей не хотелось ни с кем разговаривать, ни с какой подсадной уткой, ни с одним как бы случайно оказавшимся рядом соотечественником, наверняка молодым и наверняка неженатым. Просто хотелось сидеть, пить холодную перье и ковырять ложечкой креветочный коктейль.

Она узнала девушку.

Только та была теперь одна, без подруги, и выглядела как… Линялое платье с одного боку было почему-то мокрым, на шее какой-то грязный платок, накрашенные ресницы слиплись…

— Простите, я, — девушка говорила торопясь, задыхаясь, она быстро и коротко взглядывала на дверь, — я видела… вас в аэропорту. Да? Вы стояли… за нами. За мной и Мариной, еще мальчик с вами был, да?

— Да, — ответила она осторожно.

— Вы… ты… послушай, тут вот что…

Кто-то прошел сзади, она вздрогнула, сжалась и втянула голову в плечи.

— Вы же уезжаете скоро, да?

— Ну… через неделю.

— Тогда, пожалуйста, — девушка протянула сжатый кулачок и стала что-то совать ей в руку, над сибасом и морским коктейлем. — Я очень прошу! Вот это… передайте. Там адрес есть. Это ничего, это просто маме. Пускай она в посольство обратится. Или куда… я не знаю, вы ей скажите, чтобы она обязательно… Куда-то же можно обратиться?

Она сморщилась, по щекам, оставляя черные дорожки туши, потекли слезы.

— У тебя неприятности? — она спросила, чтобы отвязаться, и без того понятно, что девки влипли, но она-то тут при чем?

— Неприятности? — губы ее собеседницы искривились. — Ну да, неприятности… Можно и так сказать.

— Почему ты просто не позвонишь домой?

— Ты что, дура? Как отсюда позвонишь? У тебя мобила разве работает?

— Нет, но есть же обычные телефоны.

— Где ты видела хоть один телефон? Отсюда нельзя позвонить. Понятно? И Интернета нет. Вообще нет. А почту они просматривают. Всю.

Рехнулась, что ли? Ну да, Интернета нет, и как-то это непривычно: ни в почту залезть, ни в ЖЖ написать, но, с другой стороны, в любой деревне его нет, и ничего, живут, а тут это такая принципиальная фишка; в конце концов, две недели можно и без мобилы продержаться.

— Ну ладно.

Хоть бы отвязалась эта сумасшедшая, ей-богу!

— Передам, о'кей. А подруга где твоя?

— Маринка? — Рот девушки снова скривился. — Нет больше Маринки. Нету — и всё. Ясно? Ну, чего уставилась? Ох, — она спохватилась и начала хватать ее руками, цепко и быстро, — прости. Это я… ну, ты прости… только передай маме… адрес там… А я уж… только передай!

Веселый бармен отставил веселый шейкер и медленно выбрался из-за стойки. Он вдруг оказался очень большим, широким, почти квадратным. Улыбаясь, он подошел к столику и положил руку на плечо девушке, которая сидела спиной к стойке и лицом к выходу, словно ждала опасности именно оттуда.

— Извините, барышня, — сказал бармен и, словно играючи, приподнял девушку за плечо, отчего она сначала сжалась и попыталась стать совсем маленькой, незаметной, а потом дернулась, как тряпичная кукла, и стала медленно выниматься из-за стола. Стул под ней опрокинулся и упал, но веселые люди у стойки не обратили на шум никакого внимания. — Комплитли мэд, ю ноу?

Бармен продолжал подталкивать девушку к выходу, в какой-то момент той удалось вывернуться, и она бросилась обратно к столику, отчаянно выкрикивая:

— Адрес! Маме! Умоляю! Не забудь…

Шейный платок развязался, и на высокой белой шее с двух сторон проступили синие пятипалые пятна.

Она так и осталась сидеть, ковыряя ложечкой коктейль из креветок.

Записка нагревалась в стиснутом кулаке. Она подумала, что бармен вернется и потребует, чтобы она отдала бумажку ему. И что ей тогда делать — она тут чужая и заступиться некому, а бармен большой и сильный. Но бармен, вернувшись, прошел прямо к стойке, мимоходом пожав плечами, словно извинялся за чужую глупость. Она слышала, как он бросил какую-то реплику посетителям, те засмеялись, смех перекрыл звон бокалов… Она сунула записку в сумочку, бросила на стол купюру с изображением незнакомого усатого человека и пошла к выходу, ожидая оклика или чужой руки на плече. Никто ее не остановил. Такси, которое должно было доставить ее в гостиницу, уже ожидало у входа, и старомодный и смешной шофер, увидев ее, выбрался со своего сиденья, торопливо обежал черный высокий автомобильчик и распахнул дверцу.

Она хотела незаметно достать записку из сумочки по дороге в гостиницу, но в зеркальце были видны глаза шофера, а она знала, что если ты видишь в зеркале глаза другого человека, то и этот другой, в свою очередь, видит тебя. Надо закрыться в ванной, подумала она, там можно прочесть записку без помех.