Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма Страница 27

Я давно мечтал написать одну комедию, и если не осуществил своего замысла, то лишь потому, что в этой пьесе слишком мало женских ролей.

Герой ее — великий человек из породы добряков; естественно, он окружен молодежью; ученики греются в лучах его славы и счастливы, когда на них падают ее отблески. Они расточают ему похвалы по всем правилам искусства и в конце концов завладевают им; он становится для них чем-то вроде раки святого, к которой они не подпускают профанов. Разве не они создали ему славу? Они заявляют на нее права и готовы действовать от его имени. Они никому не позволят ее помрачить. Они ополчатся даже против самого учителя, если он посмеет спуститься с Олимпа.

Тяжкая борьба уже позади, приближается старость, творения учителя всеми признаны, но ему так хочется порой присесть на краю дороги, подышать вволю и полюбоваться пейзажем.

Однажды утром какая-то газета заявляет, что не худо бы наградить учителя крестом, — и вот к нему прибегает молодой ученик в крайнем негодовании.

— Как! Крест? Вы примете крест? Но ведь это будет сущий позор! Вы слишком велики, это унизит вас! Уступите же крест нам, мы жалкая мелкота и ползаем в вашей тени. Это годится только для нас.

И ученик получает крест вместо учителя.

В другой раз та же самая газета сообщает, что ставится вопрос о приеме великого человека в Академию. Вбегает в ярости другой ученик.

— Надеюсь, вы не измените себе! Как! Вы станете академиком? Вы наклоните голову и войдете в эту низкую дверь? Человек вашего калибра сидит у себя дома. Вы слишком велики, Академия хороша для нас, ведь мы — мелюзга.

Разумеется, в один прекрасный день ученик садится в кресло добрейшего учителя.

Вы слишком велики! Вы слишком велики! Все кричат ему это в уши, и один из учеников даже отбивает у него любовницу, убеждая его, что великий человек не должен иметь заурядных привязанностей. Из него хотят сделать некое божество, величаво парящее в вышине, свободное от слабостей земных. Ему ничего не прощают — ни проявления невинного тщеславия, ни глупой прихоти, ни противоречия самому себе. И когда он вознесен на постамент и уподобился Симеону Столпнику, они начинают воскурять ему фимиам; они бдительно стерегут его, чтобы он ненароком не спустился с постамента и не махнул в притоны.

Между тем великий человек из породы добряков страшно скучает на своем постаменте. У бедняги целая куча слабостей! Ему до смерти хочется то того, то другого, и он с такой радостью удовлетворил бы свои глупые желания! Боже мой! Неужели это его бы унизило? Разве его произведения станут хуже, разве он утратит свое величие, если, как все люди, испытает самые заурядные радости? Например, он был бы весьма не прочь получить крест и ему было бы очень лестно стать академиком. Правда, это очень банально, но ведь это никому бы не повредило, да и ему не принесло бы ущерба, — так почему же, черт возьми, его так мучают и превратили его в этакую величавую бесстрастную статую?

Я еще не придумал развязки. Но если вам угодно, пусть великому человеку до того наскучит торчать на постаменте, что он спрыгнет с него, собьет с ног учеников и убежит куда глаза глядят, охваченный низменным желанием быть как все люди.

По правде сказать, я знаю, где он, этот одинокий. Это вовсе не тот, кто из гордости трудится в стороне от других, негодуя, что ему не преподносят на золотом блюде богатство и почести. Это не тот бездарный неудачник, который скрывается от людей в башне из слоновой кости и сидит там, презирая всех и все. Одиноким нельзя назвать ни бедняка, ни безвестного, ни непонятого, ибо нередко такого сорта люди все-таки слиты с огромной безымянной толпой.

По мне, одинокий — это писатель, который с головой ушел в свое творчество и неустанно совершенствуется, ценой упорного труда создавая великие произведения. Он может вращаться среди людей, вести самый обыкновенный образ жизни, мириться с существующими нравами и с виду ничем не отличаться от прочих. И тем не менее он будет одиноким, если проявит себя на известном поприще, если не подчинится чужому влиянию, если в полном смысле слова осуществит свою волю, мужественно перенесет все нападки и оскорбления и выстоит один против всех.

К МОЛОДЕЖИ

] И вот результат — как и всякая особа, окруженная толпой восторженных искателей, осыпающих ее комплиментами, восхваляющих ее на все лады, молодежь вошла во вкус этой игры, возомнила себя весьма значительной фигурой, стала ценить на вес золота малейшие знаки своего внимания, решила, что обладает властью создавать репутации и раздавать их, как наши девушки конца века раздают поклонникам на память свои старые перчатки.

Так вот! Надо посбить спесь с нашей молодежи, чтобы она не воображала о себе больше, чем нужно. Все дело в том, что поколение писателей, следующее за большим писателем, роковым образом становится его соперником, его непримиримым врагом. Факты постоянно подтверждают эту истину. Литература — это тоже борьба за жизнь; каждый вновь вступающий должен расчистить себе место, если он добивается господства, — он хватает за горло старших. Разве не наблюдаем мы последние десять лет жестокую борьбу между неоидеалистами и теми, которых, неизвестно почему, называют натуралистами? А все оттого, что молодые литераторы встретили преграду на своем пути, а пройти хотят во что бы то ни стало! Хотят найти свой особый путь в литературе, даже рискуя безвозвратно заблудиться. Вот и приходишь к неожиданному выводу, что именно тот, кого не отрицало и на кого не нападало молодое поколение, не является ни сильной личностью, ни ярким талантом, достойным, как это приписывает ему молодежь, завершить век.