Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина Страница 31

Ср. конец XXXVIII строфы главы Первой с VI строфой Первой песни Байрона во французском переводе: «Однако сердце Чайльд-Гарольда было больно скукой…. Он скитался, одинокий, в печальной задумчивости».

Привычка к французскому произношению, некоторые познания о том, как произносится английское «ch», русская транскрипция, возникшая из смешения английской и французской, а также, не в последнюю очередь, небрежность типографов — все это привело к тому, что имя Childe Harold (абсурдной, но уже принятой русской транслитерацией которого является Чайльд-Гарольд) претерпело множество изменений в различных изданиях «ЕО» при жизни Пушкина:

Child-Harold (фр.), глава Первая, XXXVIII, 9–1825, 1829 (так же и в черновике, 2369, л. 16 об.);

Child-Horald (фр.), глава Первая, XXXVIII, 9–1833, 1837;

Чильд Гарольд, глава Четвертая, XLIV, 1–1828, 1833, 1837 (с дефисом в черновике, 2370, л. 77 об., и в обеих беловых рукописях);

Чельд Гарольд, примеч. 4–1825;

Чильд Гарольд, примеч. 4–1829;

Чальд Гарольд, примеч. 5–1833;

Чальд Гаральд, примеч. 5–1837.

Все четыре последних варианта встречаются и в пушкинском примечании к главе Первой, XXI, 14. В наброске этого примечания имеет место аббревиатура «ЧН», как если бы Пушкин, используя русскую букву «Ч», напоминал себе о правильном английском, а не на французский манер [«Ш»] произнесении этого имени.

«Гарольд» по-русски, как и по-французски, произносится с ударением на последнем слоге. Дефис появился под воздействием французской традиции соединять имена (к примеру, Шарль-Анри). В действительности, конечно, «Чайльд» — это архаическое наименование юноши благородного происхождения, в особенности подающего надежды рыцаря. См. также мой коммент. к главе Четвертой, XLIV, 1.

Русские комментаторы упустили из виду тот значительный факт, что во времена Пушкина писатели России знали литературу Англии, Германии и Италии так же, как и античные произведения, не по оригинальным текстам, а по огромному количеству французских переложений. Скверные русские переделки популярных европейских романов читались только низшими слоями общества, тогда как восхитительная мелодичность сделанных Жуковским переводов английских и немецких стихотворений и поэм принесли такой триумф русской литературе, что можно пренебречь ущербом, который при этом потерпели Шиллер или Грэй. Благородный сочинитель, с. — петербургский модник, скучающий гусар, образованный помещик, провинциальная девица в ее затененном липами деревянном замке — все читали Шекспира и Стерна, Ричардсона и Скотта, Мура и Байрона, так же как германских романистов (Гёте, Августа Лафонтена) и итальянских поэтов (Ариосто, Тассо) во французских переложениях, и только во французских переложениях.

Первым французским переводчиком Байрона, кажется, был Леон Тьессе («Зулейка и Селим, или Абидосская дева», Париж, 1816), но его перевод читали мало. Фрагменты четырех песен «Чайльд-Гарольда», как и отдельные отрывки из «Шильонского узника», «Корсара» и «Гяура», появились анонимно в «Женевской универсальной библиотеке», серия «Литература», т. V–VI (1817), VII и IX (1818) и XI (1819). Именно об этих переводах (которые сам Байрон, чьи познания во французском были ограничены, предпочитал переводам Пишо!) упоминает, к примеру, Вяземский в своем письме от 11 окт. 1819 г. к А. Тургеневу в Петербург: «Я все это время купаюсь в пучине поэзии: читаю и перечитываю лорда Байрона, разумеется, в бледных копиях французских». Во Франции, примерно в это же время, Ламартин и Альфред де Виньи тоже зависели от того же самого женевского источника.

Примерно к 1820 г. пылкие российские читатели уже имели в своем распоряжении начальные четыре тома из первого издания Пишо и де Салля (1819) произведений Байрона по-французски, и как раз эти прозаические переложения «Корсара», «Манфреда» и первых двух песен «Паломничества Чайльд-Гарольда», бледные и искаженные тени оригинала, впервые читал Пушкин (возможно, во время путешествия из Петербурга в Пятигорск и — наверняка — в Пятигорске, с братьями Раевскими — летом 1820; см. коммент. к XXXIII). Девицы Раевские (познавшие английский от гувернантки), которые преподают в беседках и гротах язык Байрона старательному, хотя и охваченному любовью Пушкину, — это легкая форма галлюцинаций у русских редакторов. Следует отметить, что, превращая всю поэтическую продукцию Байрона в легкую французскую прозу, Пишо не только не делал попыток быть точным, но методично трансформировал текст в наиболее тривиальный и потому наиболее «читабельный» французский язык предыдущей эпохи.

В этом первом издании «Сочинений» Байрона переводчики Амеде Пишо и Эсеб де Салль оставались анонимами. Во втором издании они прибегли к совместному псевдониму «А.Э. де Шастопалли», который является несовершенной анаграммой их имен и, по странному совпадению, очень похож на русское слово «шестипалый». Во время выхода третьего издания А.П. и Э. де С. рассорились (см. примеч. Пишо, VI, 241) и, начиная с VIII тома (1821), Пишо взял ответственность за перевод на одного себя. Вот короткое описание четырех изданий этого монументального, но посредственного труда, опубликованного в Париже Ладвокатом (дополнительные библиографические детали см. в каталоге Национальной Библиотеки и списке французских переводов в работе Эдмона Эстева «Байрон и французский романтизм» [Париж, 1907], с. 526–33):

1) «Сочинения лорда Байрона», «переведенные с английского», 10 т., Париж, 1819–21 («Корсар», «Лара» и «Прости» — в I т., 1819; «Осада Коринфа», «Паризина», «Вампир», «Мазепа» и стихотворения — в т. II, 1819; «Абидосская невеста» и «Манфред» — в т. III, 1819; первые две песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» — в т. IV, 1819; третья песнь «Чайльд-Гарольда», «Гяур» и «Шильонский узник» — в т. V, 1820; первые две песни «Дон Жуана» — в т. VI, 1820; четвертая песнь «Чайльд-Гарольда» — в т. VII, 1820; «Беппо» и стихотворения — в т. VIII, 1820; четыре акта «Марино Фальеро» — в т. IX, 1820; пятый акт «Марино Фальеро», стихотворения и «Английские барды и шотландские обозреватели» — в т. X, 1821).

2) «Полное собрание сочинений лорда Байрона», перевод А.Ю. де Шастопалли (первых три тома) и А.П. (последних два тома), 5 т., 1820–22 (т. II, 1820, включает «Гяура», первые две песни «Дон Жуана» и «Беппо»; т. III, 1820, содержит «Чайльд-Гарольда» и «Вампира»; последний был изъят из последующих изданий).

3) «Полное собрание сочинений лорда Байрона», перевод А.П. и Ю. де С. (первые 7 т.) и только А.П. (последние 3 т.), 1821–22.

4) «Сочинения лорда Байрона», «4-е, полностью переработанное и исправленное издание», «перевод А.П…о», с предисловием Шарля Нодье, 8 т., 1822–25 (первые 5 томов вышли в 1822 г., с «Чайльд-Гарольдом» в т. II; первые пять песен «Дон Жуана» — в т. VI, 1823, остальные — в т. VII, 1824).

При написании настоящих комментариев я опирался на 2-е и 4-е издания.

В письме от ноября 1824 <1825> г. из Михайловского Вяземскому в Москву Пушкин замечает: «прочитав первые две [песни „Дон Жуана“], я сказал тотчас [Николаю] Раевскому, что это Chef-d'oeuvre Байрона, и очень обрадовался, после увидя, что Walter Scott моего мнения» (замечания Скотта, сделанные им в «Edinburgh Weekly Journal», 19 мая 1824 г., были процитированы в русской периодике).

Эти первые две песни «Дон Жуана» Пишо появились в т. VI, 1820, и Пушкин читал их (и последние две песни «Паломничества») впервые между январем 1821 г. и маем 1823 г. либо в Каменке (Киевская губерния), либо в Кишиневе. Впоследствии, не позднее осени 1824, он получил две песни «Дон Жуана», которые уже знал, а также три следующие песни — в т. VI четвертого издания Пишо (1823).

В том же письме к Вяземскому от ноября 1824 <1825> г. из Михайловского в Москву пассаж, предшествующий уже процитированному, гласит: «Что за чудо „Дон Жуан“! Я знаю только пять первых песен».

Наконец, в декабре 1825 г., в Михайловском, благодаря любезной помощи своих друзей, Аннеты Вульф и Анны Керн, Пушкин раздобыл из Риги (этих ворот литературного Запада) остальные одиннадцать песен «Дон Жуана», в т. VII Пишо (1824).

Небесполезно привести здесь в хронологическом порядке несколько примеров, иллюстрирующих борьбу нашего поэта с английским языком. Они основаны, главным образом, на рукописных текстах, собранных в книге «Рукою Пушкина» Львом Модзалевским, Цявловским и Зенгер (Москва, 1935).

По каким-то причудливым соображениям, среди светских русских семейств начала 1800-х годов часто случалось так, что тогда как французскому языку обучались дети обоего пола, английский преподавался только девочкам. У сестры Пушкина Ольги одно время была гувернантка — англичанка мисс или миссис Белли, но совершенно определенно, что, когда в 1820 г. наш поэт покидал С.-Петербург, уезжая в свою плодотворную южную ссылку, он не знал английского. Как и большинство русских, Пушкин был плохой лингвист: даже его беглому французскому, усвоенному еще в детстве, во-первых, недоставало индивидуальной характерности и, во-вторых, судя по его письмам, так и пришлось в течение всей жизни оставаться под блистательной властью избитых шаблонов, заимствованных в восемнадцатом столетии. Когда он пытался самостоятельно изучать английский (в различные свободные моменты с начала 1820-х до 1836 г), ему никогда не удавалось подняться выше уровня начинающего. В письме от июня 1824 г. (Вяземскому из Одессы) мы обнаруживаем, что он все еще произносит «Childe» из «Чайльд-Гарольда» как «Чильд», лишь на один шаг удалившись от французского произношения.