Внутренний СССР - Медный всадник — Это ВАМ не Медный змий... Страница 4

Авторы настоящего исследования, причисляя себя к представителям второй группы, предлагают систему раскодирования образов поэмы, в основе которой лежит осознание целостности всего литературного наследия Первого Поэта России. Особую роль в этой системе, занимает тема Древнего Египта.

Впервые поэт обратился к ней в процессе работы над “Клеопатрой” осенью 1824 года, во время пребывания в ссылке в Михайловском, а завершил её “Египетскими ночами” тоже в Михайловском и тоже осенью, но уже 1835 года. Так египетская тема стала своеобразным обрамлением 11-летнего творческого цикла, в который вошли многие хорошо известные произведения (“Борис Годунов”, “Домик в Коломне”, “Повести Белкина”, “Маленькие трагедии”, “Медный Всадник”, “Пиковая дама”), а также некоторые малоизвестные вещи, наложившие, однако, неповторимый отпечаток на второй смысловой ряд всех пушкинских творений. Особое место среди них занимает “Ответ анониму”:

О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье

Приветствует мое к блаженству возрожденье,

Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,

Указывая путь и посох подает;

О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,

Иль юности моей товарищ отдаленный,

Иль отрок, музами таинственно храним,

Иль пола кроткого стыдливый херувим, —

Благодарю тебя душою умиленной.

Вниманья слабого предмет уединенный,

К доброжелательству досель я не привык —

И странен мне его приветливый язык.

Смешон, участия кто требует у света!

Холодная толпа взирает на поэта,

Как на заезжего фигляра: если он

Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,

И выстраданный стих, пронзительно-унылый,

Ударит по сердцам с неведомою силой, —

Она в ладони бьет и хвалит, иль порой

Неблагосклонною кивает головой.

Постигнет ли певца внезапное волненье,

Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —

«Тем лучше, — говорят любители искусств, —

Тем лучше! наберет он новых дум и чувств

И нам их передаст». Но счастие поэта

Меж ними не найдет сердечного привета,

Когда боязненно безмолвствует оно…

Аноним — Иван Александрович Гульянов (1789 — 1841 гг.), выдающийся египтолог, член Российской академии; в связи с предстоящей женитьбой Пушкина послал ему, не подписывая своего имени, приветственное стихотворение, выражая уверенность, что семейное счастье послужит для поэта источником новых творческих вдохновений. Знал ли Пушкин, кто такой был И.А.Гульянов? Знал. “Ответ анониму” написан в знаменитую Болдинскую осень 26 сентября 1830 года, т.е. хронологически где-то между завершением “Барышни-крестьянки” (20 сентября 1830 г.) и началом “Домика в Коломне” (9 октября 1830 г.). А годом ранее о Гульянове в письме, написанном по-французски, Пушкина извещает П.Я. Чаадаев:

“Мое самое ревностное желание, друг мой, — видеть вас посвященным в тайны века. Нет в мире духовном зрелища более прискорбного, чем гений, не понявший своего века и своего призвания. Когда видишь, что человек, который должен господствовать над умами, склоняется перед мнением толпы, чувствуешь, что сам останавливаешься в пути. Спрашиваешь себя: почему человек, который должен указывать мне путь, мешает мне идти вперед? Право, это случается со мной всякий раз, когда я думаю о вас, а думаю я о вас так часто, что устал от этого. Дайте же мне возможность идти вперед, прошу вас. Если же у вас не хватает терпения следить за всем, что творится на свете, углубитесь в самого себя и в своем внутреннем мире найдите свет, который безусловно кроется во всех душах, подобных вашей. Я убежден, что вы можете принести бесконечную пользу несчастной, сбившейся с пути России. Не измените своему предназначению, друг мой.

Обозрения; Обратитесь с призывом к небу,

Почему Чаадаев, убежденный либерал и западник, искренне уверенный, что понял свой век и посвящен в его тайны, жалуется на то, что Пушкин мешает ему идти вперед? Видимо потому, что сам не способен различить где “зад”, а где “перед” на пути к истине. И не отсюда ли его видение России, как “несчастной и сбившейся с пути”? И этот человек дает советы поэту, завершившему “Бориса Годунова” и поднявшемуся в нем до понимания особого пути самобытности России-цивилизации.

Случайно ли, что к “Борису Годунову” Пушкин приступил вскоре после первого обращения к древнеегипетской теме, т.е. в декабре 1824 года? Нет, не случайно!

“Еще в 1824 — 25 гг., в уединении своего Михайловского, поэт, вдохновившись рассказом римского писателя Аврелия Виктора о Клеопатре, продававшей свои ночи, набросал на эту тему стихотворение — и, как видно из его черновых тетрадей, несколько раз возвращался к нему, то изменяя отдельные его части, то переходя к новому размеру стиха. Мысль о Клеопатре не покидала его среди «Подражаний Корану», черновых набросков из «Цыган» и «Годунова», среди пестрых строф «Онегина»… Но стихотворение так и осталось не отделанным и не оконченным в течение целых десяти лет. Он вспомнил о нем только в 1835 г. и задумал ввести его в рамку соответствующего рассказа”. [6]

Это внешняя сторона египетской темы, подмеченная (как видно из выше приведенного отрывка) еще в начале ХХ века. Содержательная же сторона её, оставшаяся незамеченной всеми толкователями пушкинского наследия, открывается лишь при внимательном сопоставлении следующих фрагментов текстов “Клеопатры” и “Египетских ночей”:

Благословенные священною рукой,

Из урны жребии выходят чередой,

И первый Аргилай, клеврет Помпея смелый,

Изрубленный в боях, в походах поседелый.

Презренья хладного не снес он от жены

И гордо выступил суровый сын войны,

На вызов роковых последних наслаждений,

Как прежде выступал на славный клик сражений.

Критон за ним, Критон, изнеженный мудрец,

Воспитанный под небом Арголиды,

От отроческих дней поклонник и певец

И пламенных пиров, и пламенной Киприды.

Последний имени векам не передал.

“Клеопатра”, 1824 год.

Благословленные жрецами,

Теперь из урны роковой

Пред неподвижными гостями

Выходят жребии чредой.

И первый — Флавий, воин смелый,

В дружинах римских поседелый;

Снести не мог он от жены

Высокомерного презренья;

Он принял вызов наслажденья,

Как принимал во дни войны

Он вызов ярого сраженья.

За ним Критон, младой мудрец,

Рожденный в рощах Эпикура,

Критон, поклонник и певец,

Харит, Киприды и Амура.

Любезный сердцу и очам,

Как вешний цвет едва развитый,

Последний имени векам

Не передал.

“Египетские ночи”, 1835 год.

Ключ к тайне имени третьего претендента на последнюю “египетскую ночь” с Клеопатрой может быть получен только после ответа на вопрос: почему Пушкин 11 лет спустя решил заменить имя Аргилая, клеврета Помпея, на Флавия. Но для овладения этим ключом придется совершить небольшой экскурс в “дела давно минувших дней”.

Исторически реальная Клеопатра — Клеопатра Филопатора родилась в 69 г. до н.э. и была третьей дочерью египетского царя Птолемея XII Авлета. Она покончила с собой в 30 г. до н.э. в возрасте 39 лет. В 49 г. до н.э. она действительно находилась в любовной связи, но не с Аргилаем (Архелаем) и даже не с Помпеем Великим, а с его старшим сыном — Гнеем Помпеем, прибывшим в Александрию за воинскими пополнениями для отца, ведшего войну с Юлием Цезарем. Голову же через год (в 48 г. до н.э.) отрезали Помпею Великому, но не за “египетскую ночь” с Клеопатрой, а по указанию Потина, придворного евнуха и главного советника Птолемея XIII, брата Клеопатры, который в это время вел борьбу со своей властолюбивой сестрой за наследство Птолемея XII.

Исторически реальный Аргилай (Архелай) — сирийский царевич, второй муж Береники, старшей сестры Клеопатры Филопаторы. Оба они (Береника и Архелай) были казнены в 58 г. до н.э. после неудачной попытки сместить с египетского престола Птолемея Авлета.

Династия императоров Флавиев (Веспасиан, Тит, Домициан) правила Римом с 69 по 96 гг. н.э. Но даже самый старший из них появился на свет только в 9 г. н.э. то есть через 39 лет после смерти Клеопатры. Другими словами, если Аргилай и Помпей в реальной жизни встречались с Клеопатрой и действительно лишились головы (хотя и в иных обстоятельствах, чем те, с которыми столкнулся читатель в “Клеопатре”), то ни один из Флавиев при всем их желании не мог принять участия в событиях, пересказанных поэтом с сюжета, описанного якобы римским писателем Аврелием Виктором.

Но тогда встает вопрос: почему Пушкин в 1824 году использует в “Клеопатре” одни исторически достоверные персонажи (Аргилай, Помпей), а через 11 лет в “Египетские ночи” вводит другие (Флавий), которые ни при каких условиях не могли соприкоснуться в реальной истории с Клеопатрой?