Под ударением - Сьюзен Зонтаг Страница 42

рамки. Картины насыщены сложным узором и густым, богатым цветом. (Зеленый Ходжкина такой же пронзительный, как розовый де Кунинга и голубой Тьеполо.) Отказавшись от второго основного ресурса живописи, рисунка, Ходжкин подает пример самой изобретательной, чувственной колористики в современной живописи – как будто, ввязавшись в древнюю ссору между disegno (рисунком) и colore (цветом), он решил присудить цвету поражающую воображение, громоподобную победу.

6

«Мои картины, как правило, разрушают друг друга, если висят слишком близко», – заметил Ходжкин. Неудивительно. Каждая картина в идеале полна соблазнов. Картине сложнее себя подать, если в поле зрения вместе с ней попали другие соискатели благосклонности. Но у зрителя может возникнуть соблазн решить эту задачу, отказавшись от должного расстояния, с которого можно оценить все прелести картины, ради погружения в сплошное цветовое блаженство – а на это в картинах Ходжкина всегда можно рассчитывать.

7

Взгляд с близкого расстояния не просто высвечивает новые грани чувственности (скажем, под кобальтовой синью, какой мы ее видим с трех метров, вдруг обнаруживаются оранжево-розовые полосы). Зритель получает возможность прочесть название, что немаловажно.

Листья, Интерьер с фигурами, После обеда, Терраса, Дели, Венеция/Тени, Чистые простыни, Красные шорты, Мистер и миссис Джеймс Киркман, По мотивам Коро… Названия описывают чудесный круг знакомых тем: натюрморт, сценка на пленэре, сценки частной жизни, портрет, дань истории искусства.

Иногда название соответствует тому, что различимо на картине.

Чаще – нет. Последнее в большей степени относится к портретам – то есть картинам, в названиях которых присутствует имя; обычно два имени. (Имена – друзей и коллекционеров – зрителям, как правило, не знакомы.)

Некоторые названия – по существу, фразы, например, Как раскрытая книга, Мы раньше не встречались? Считая дни – наверное, почерпнуты из истории чувств. В Центральном парке, Египет, На Ривьере, Венецианский вечер, среди прочих, отсылают к миру путешествий и удовольствий. (Часто упоминаются трапезы.) Некоторые названия содержат намек на личную историю, которую, можно быть уверенным, мы никогда не узнаем – как проблески, на нескольких картинах, телесной формы на кровати. Некоторые названия, напротив, принижают, а не обнаруживают эмоциональный заряд картины. Так, одна из крупнейших и самых впечатляющих в череде последних работ Ходжкина называется просто – Снимок. Распространяясь в пределах широкого спектра, от обыденного, Возвращаясь с пляжа и Кафетерий в Гран-пале, до яркого и эмоционального, Страсть, ревность и Любовное письмо, названия, небрежно назывные или слегка ироничные, создают освежающий контраст с горделивой пышностью чувств автора, с его буйной, экстатической палитрой.

Конечно, то, что человек или место названо, не означает, что оно изображено.

В Неаполитанском заливе, Натюрморт в ресторане, В жаркой стране – предлог «в» часто имеет двойное значение. Он означает, что художник бывал «в этих местах», проводил здесь замечательные каникулы. (Мы не ожидаем от Ходжкина названия, сообщающего, что мы «в подземелье».) Предлог этот означает и то, что, вне зависимости от того, расположено названное место на открытом воздухе или в помещении, сама картина служит своего рода интерьером. Человек смотрит внутрь картины, принимая то, что раскрыто, и то, что скрыто.

Некоторые названия – например, Любовники – словно подтверждают намек, содержащийся в переплетающихся формах. Иные, как Египетская ночь и Дом близ Венеции, преуспевают в том, чтобы казаться изобразительными в обычном смысле. Но, за исключением таких бравурных спектаклей, как Венецианское стекло, Ходжкин не предлагает зрителю мирской пищи, то есть впечатлений. (Эмоции – не впечатление.) Вряд ли картины Ходжкина содержат миметически различные формы, и только некоторые из его работ имеют формы, которые различны хотя бы через аллюзию – без подсказки, предоставленной названием. Субъективизм этих картин противоположен импрессионистской живописи, стремящейся сохранить визуальную свежесть первого мимолетного впечатления. Ходжкин стремится повторно изобрести видимость вещи, после того как ее уже видели, то есть когда она приобрела тяжелые тяги внутренней необходимости.

8

Оперируя в значительной степени на прочерченной им самим границе между фигуративностью и абстракцией, Ходжкин доказал право на изобразительность в отношении своей хореографии пятен, полос, дисков, дуг, слоев, плоскостей, ромбов, стрел и волн.

«Я изображаю – но я не изображаю видимости», – сказал он однажды. «Я изображаю эмоциональные ситуации». Отметим, что Ходжкин говорит об «эмоциональных ситуациях», а не об «эмоциях»; он не дает добро на попытки прочесть некую определенную эмоцию в данной картине, как если бы картина была «об этой» эмоции.

Формула Ходжкина – элегантная и сдержанная, колкая и исполненная бдительности.

Чьи это эмоциональные ситуации? Художника.

Очевидно, такие названия, как После посещения Дэвида Хокни или Обед в Палаццо Альбрицци, или Индийское небо, казались бы обманом, если живописец никогда не встречал Дэвида Хокни, никогда не посещал Италию или Индию. Надо предположить, что в этом смысле все картины автобиографичны, хотя только некоторые из названий явно об этом свидетельствуют. Тем не менее лишь немногие из них соотносятся в узком смысле с личностью автора. Здесь показано не эмоциональное состояние художника. Картины скорее представляют собой искреннюю, яркую дань внешнему миру, его сокровенным вещам, красоте и возможностям. Действительно, о карнавале цвета на картинах Ходжкина можно думать прежде всего как о выразительной благодарности миру, способному сопротивляться и преодолевать эгоизм и личное недовольство. Две страсти, которые мы ассоциируем с этим художником, – путешествия и собирательство – как раз предстают выражением пылкого чувства к тому, что не есть он сам.

9

Множество картин соотносятся с «заграницей», как это раньше называлось, с местами чудесной праздности, уже освященными великими живописцами прошлого, которые мы не устаем посещать: Индия, Италия, Франция, Марокко, Египет. Времена года в экзотическом оперении: плоды земли, пальмы, соблазнительно раскрашенное небо. Домашние удовольствия в зарубежных интерьерах. (В постели в Венеции, а не в постели в Лондоне; художник не путешествует один.) Любить, есть, смотреть искусство, ходить за покупками, пересекать взглядом водные пространства. Место пребывания обусловливает ненасытность взгляда и предпочтение одомашненного – сады и террасы, а не леса и горы. Оттенки чувственного, уютного туризма – званые ужины, ночные прогулки, заветное искусство, памятные визиты – смело утверждают идею наслаждения.

Однако названия отражают наслаждение и по-другому – посредством именования погоды, времен года, времени суток. Самая распространенная погода – дождь; время года – неизменная осень; если упоминается время суток, то обычно это закат – время, которое не только представляет собой самый богатый красками эпизод в будничном существовании большинства людей, но и занимает важное место в словаре меланхолии.

«Закат», «осень», «дождь», «после…», «прощаясь…», «в последний раз…» – названия свидетельствуют, что на все удовольствия, когда они оформлены, даже театрализованы, как акты памяти, ложится глубокая тень размышлений.

Ходжкин, возможно, часто находится в пути, но не как созерцатель (импрессионистский проект). Вместо созерцающего – вспоминающий. Оба естества – путешественника