Внутренний СССР - Медный всадник — Это ВАМ не Медный змий... Страница 43

Неосознанное желание общества выбраться из кольца недоброй информационной выкладки на определённом этапе своего нарастания обязательно “породит” в таком обществе группу людей, которые начнут осознанно выводить общество из кольца недоброй информационной выкладки.

Внимательно отслеживая информационные выкладки иносказаний “Медного Всадника” можно увидеть как Пушкин указывает своим будущим читателям на выход из инферно (замкнутого кольца) библейской концепции управления.

Остров малый

На взморье виден. Иногда

Причалит с неводом туда

Рыбак на ловле запоздалый

И бедный ужин свой варит,

Или чиновник посетит,

Гуляя в лодке в воскресенье,

Пустынный остров.

Кто такой “рыбак на ловле запоздалый”? Да тот самый “финский рыболов, печальный пасынок природы”, “бедный челн” которого мы встречаем во “Вступлении”. То есть в “Заключении”, в отличие от “Вступления” мафия (челн) уже прямо не упоминается. Это означает, что речь после смены концепции может идти о бесструктурном управлении, как принципе. А как обстоят дела с лодками?

Из “Части второй” уже известно, что “лодки с дворов свезены”. Но еврейские банкиры через систему займов под “приличные” проценты всегда манипулировали монархическими дворами, осуществляя таким образом надгосударственное управление. Поэтому третий смысловой ряд выражения «с дворов свозили лодки» иносказательно указует и на печальное будущее всего еврейства, заглянуть в которое можно через тайны ритуала похорон в Древнем Египте:

“В основе всего, что относится к понятию египтян о нравственной санкции в загробной жизни, лежит, по-видимому, народное предание, которое приводит Диодор по поводу судилища мертвых в Египте.

«Когда кого-нибудь хоронят, говорит он, день похорон объявляется судьям, родственникам и друзьям покойного. Они возглашают имя умершего и изрекают, что его нужно переправить через озеро. Тогда 42 судьи становятся полукругом по ту сторону озера, и лодка, которой управляет гребец, называвшийся у египтян на их языке Харон, берется за весла.

Когда ладья причалит к пристани, прежде чем положить мертвого в его жилище, всякий, кто хочет обвинить его, имеет это право по закону.»” — А.Морэ, “Цари и боги Египта”, Перевод Е.Ю.Григоровича, Москва, Издание Н. и С. Сабашниковы, 1909 г., с. 137.

По египетским текстам, божественный перевозчик называется Магаф; но слово garo («Х» либо «Г» — особенности транслитерации) означает по-египетски . Так мы подошли к ключам раскодирования наименования плавсредств, упоминаемых только во “Вступлении” и “Заключении”: корабль и барка.

Наводненье

Туда, играя, занесло

Домишко ветхий. Над водою

Остался он как черный куст.

Его прошедшею весною

Свезли на барке.

По сути это иносказательное сообщение о послепотопном явлении и дальнейшей судьбе библейской концепции — Ветхого Завета (Ветхого домика).

Согласно суфийской терминологии “барка = барака” (суфии считают, что от этого слова пошло название основного средства передвижения по воде — корабль) означает различение — способность человека в своем мировосприятии делить целостный мир надвое: «это — не это». Именно благодаря этой способности ограниченый (в смысле граничности своих способностей) человек может вместить в себя всю неограниченную Объективную реальность в форме некоторой мозаики, в которой множество «это — не это» связаны друг с другом так, как человек осмыслил мир. Различение — способность, даваемая каждому человеку по его объективной нравственности непосредственно Свыше. Соответственно:

“Моисею дано было Писание и Различение” (Коран, 2:50). Все церкви спорят о Писаниях, но все они помалкивают о Различении…

Наделенные Свыше Различением, действуют на первом приоритете обобщенных средств управления и осуществляют высший уровень социальной власти — власть концептуальную. Концептуальная власть автократична по своей природе. Это означает, что она вне демократических процедур; в нее поднимаются на основе объективно действующего в обществе принципа: каждый в меру своего понимания общего хода вещей работает на себя, а в меру непонимания на того, кто понимает больше. Концептуальная власть — это и власть концепции (информации, формирующей стереотипы отношения к явлениям внутреннего и внешнего мира) и власть людей, определяющих в меру своего понимания необходимую обществу концепцию управления. Но только владеющие Различением способны понять, когда действующая концепция управления становится “пустой”, то есть исчерпает свои возможности, после чего “по весне” можно будет выбрать из всех, представляемых обществом альтернативных концепций управления ту, которая обеспечивает ему в конкретных исторических условиях наиболее устойчивое развитие.

Поэтому в “Заключении” о библейской концепции управления — “домишке ветхом” и говорится: “Был он пуст и весь разрушен.” Но и остров, который чиновник посещает, “гуляя в лодке в воскресенье” — пустынный.

Другими словами, уже в начале ХIХ века Пушкин в иносказательной форме, разрывая злобные информационные выкладки толпо-”элитарного” бытия, выносит ему приговор не только на уровне концепции управления обществом, но и на уровне кадровой базы, сформированной на основе этой концепции (Не взросло там ни былинки). Это очень емкое иносказание: согласно словарю В.И.Даля “былина, былинка — и растение, и рассказ не вымышленный, а правдивый (народная былина — быль); иногда вымысел (замысел), но сбыточный, несказочный”.

Столетие спустя этот исторический приговор в России начал приводить в исполнение Сталин, ибо при нем впервые на планете Земля, на ее одной шестой части, общество “зомби — винтиков” начало превращаться в общество людей. Сегодня мы все, но каждый в меру своего понимания, участвуем в завершающем этапе исполнения этого приговора. Ощущение грандиозного по своим масштабам действия психологически настолько давит современных “евгениев”, что они “обезумевшие от страха возмездия” за совершенные (особенно в последнее столетие) злодеяния в России бездумно выбалтывают такое, что не возможно было бы из них вытянуть даже под пыткой в подвалах бывшего НКВД.

“Любопытно, что каждый из трех последних томов Сталина открывает цитата из Пушкина. Если уж составитель не может обойтись без Пушкина, но считает при этом, что гений и злодейство — «вещи совместимые», могу подсказать ему более подходящий эпиграф из «Медного Всадника», когда обезумевший от страха возмездия со стороны властелина-полумифа «винтик» Евгений пытается спастись бегством: «И во всю ночь безумец бедный,/куда стопы не обращал,/за ним повсюду Всадник Медный/с тяжелым топотом скакал».”

Вот так они бессознательно принимают самое активное участие в строительстве “своего” печального будущего.

Приведенная цитата принадлежит одному из современных “евгениев” — Леону Оникову, который забился в истерике по поводу издания последних трех томов (14,15,16) ПСС И.В.Сталина (“Медный Всадник”, Приложение к “Независимой газете”, “Ex libris”, “НГ” №10, март 1998 г.).

Известно, что у некоторых читателей поэма вызывает гнетущее ощущение обреченности. Но это может означать, что на уровне подсознания они отождествляют себя с тем явлением, которое стоит за именем Евгений. На самом деле “Медный Всадник”, как и все творчество Пушкина, произведение светлое и устремленное в будущее. Но увидеть свет, который стал чужд Евгению, можно лишь после понимания своеобразной роли в поэме информации хронологического приоритета обобщенных средств управления.

Так во “Вступлении” перед читателем проходят все времена года, кроме осени.

Лето:

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла,

И не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Зима:

Люблю зимы твоей жестокой

Прозрачный воздух и мороз,

Бег санок вдоль Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз,

И блеск, и шум, и говор балов,

А в час пирушки холостой

Шипенье пенистых бокалов

И пунша пламень голубой.

И, наконец, весна:

Или победу над врагом

Россия снова торжествует,

Или, взломав свой синий лед,

Нева к морям его несет

И, чуя вешни дни, ликует.

Осень отсутствует и во “Вступлении”, и в “Заключении”. Почему? Потому, что в них нет места Евгению (по крайней мере живому, если речь идет о “Заключении”). Это время года сопутствует Евгению, как некий символ исчерпавшего свои возможности и уходящего в прошлое, и поэтому действие первой и второй части поэмы происходят осенью.