Матвей Малый - Как сделать Россию нормальной страной Страница 5

В России любят так составить свод законов, чтобы радость от их нарушения или восторг от своей исключительности мог испытать каждый, даже самый бесправный член общества. С какой гордостью русский таксист говорит: «В такси можно не пристегиваться!» Да такую привилегию таксист ни на что не променяет! А привилегия эта типично русская: лететь при аварии мордой в стекло.

Российские законы противоречат один другому, экономически неоправданны, противоречивы, невыполнимы и несправедливы. Но так и было задумано. Те, кто критикуют российские законы с позиции рациональности и справедливости, просто не понимают принципа, на котором российские законы основаны: даже самому забитому бедолаге здесь дается возможность хоть какой-нибудь захудалый закончик нарушить, чтобы он себя человеком чувствовал. Человеком? Да нет же, богом!

А что будет, если все-таки найдется чиновник, предлагающий принять логичный и справедливый закон? Другие посмотрят на него с удивлением: «Ты что, собираешься исполнять этот закон? Законы же не для нас, а для букашек, у которых нет власти. Видно, чувствуешь, что скоро потеряешь власть. А почему? Не иначе, много берешь и не делишься!» Чем глупее закон, тем очевиднее, что власть предержащим дано негласное позволение его нарушать, а подзаконную чернь глупый и неисполнимый закон задавит лучше закона реалистичного — и сумма взяток возрастет.

Для тех, кому все позволено, нарушение закона становится манифестацией своего превосходства, такое нарушение не страшно, а радостно. Поэтому закон, с одной стороны, такой нелепый, а с другой — кары за его невыполнение такие жестокие: ведь выполнять его или не выполнять — вопрос для насекомых, а не для богов. А что касается жестоких кар, так насекомое и ногой раздавишь — не заметишь.

Каждый закон — это линия, а линия делит плоскость на две части: над ней и под ней. Возьмем закон об ограничении скорости до 60 км в час. На Западе этот закон означал бы, что ехать быстрее 60 км в час может только скорая помощь. В России же этот закон означает, что обычные люди за его нарушение платят штраф, а что существует категория граждан, которые могут ездить со скоростью 150 км в час, и им при этом еще и честь отдают. Слуги народа у нас самые торопливые, зато сколько они успевают сделать для людей!

Посмотрим, как работает гаишник. Имеются четкие правила дорожного движения, но водители нарушают их по следующим причинам: потому что они плохие водители, потому что нарушение закона позволяет им считать, что они лучше, чем они есть на самом деле, и наконец, потому что они бессмертные боги и свято надеются на «авось». Гаишник же останавливает не нарушителей, а тех, кого он хочет остановить. Он внимательно смотрит на номера, боясь остановить какую-то важную персону (и нарушая этим основополагающий принцип равенства всех перед законом), а остановив «простого гражданина», может обыскать его или даже избить. Затем гаишник, пользуясь властью и авторитетом государства, вымогает взятку (лишая страну дорожного сбора и обрекая население на лишние жертвы из-за плохих дорог) и отдает часть этой взятки генералу (коррумпируя власть и создавая предпосылки для введения новых законов, единственная цель которых — сбор взяток).

Здесь мы видим еще два свойства российских законов. Первое. Пост чиновника до сих пор должен называться «кормление», то есть наш гаишник — это прямой правопреемник татарского хана. В той географической точке, где чиновник поставлен, он имеет возможность интерпретировать закон так, как ему в голову взбредет. Перед начальством он отвечает только за создание атмосферы подконтрольности и страха для всех и необоснованных привилегий для избранных. Но подконтрольность эта мнимая, так как глаз на затылке у гаишника нет. Следующий шаг русского закона — это установка знаков, которые абсолютно невозможно не нарушить или установка запрещающих знаков в кустах. Задача — создать возможность или даже полную неизбежность нарушения, но сделать это, прикрываясь законной заботой о безопасности. Многие россияне не отдают себе в этом отчета, но между законом и волчьим капканом есть разница: законы создаются не для того, чтобы ловить и грабить, а для того, чтобы уменьшить трения между людьми, дать им возможность сосуществовать с наименьшим количеством конфликтов при наибольшем уровне свободы каждого.

Человек должен быть окружен законом, поддержан и защищен им. Он должен координировать с законом свою повседневную деятельность, чтобы делать все, что ему хочется, не мешая при этом другим. Но для этого человек должен сам участвовать в написании и защите законов. Так что на сегодняшний день в русском языке нет эквивалента английскому слову «law». Для большинства закон недоступен, а меньшинство использует закон как червя: либо давит его ногой, либо наживляет на рыболовный крючок, чтобы поймать очередного несчастного, которого закон поможет ограбить или обратить в рабство.

Смысл происшедшей на Западе великой революции состоит в том, что там поняли: население состоит не из богов и червей, а из людей; каждый человек имеет абсолютную и уникальную ценность и посему должен быть защищен законом и наделен правами, которые дадут ему возможность достичь максимального развития. В России к пониманию того, что страна населена людьми, еще не пришли.

Обществу очень трудно заметить человека без собственности: такому человеку невозможно дать реальные права, значит нельзя и спросить с него как с гражданина. «Объявиться» в качестве ячейки общества может лишь человек, обладающий защищенной частной собственностью.

На Западе человек нашел в себе силы объявить о своей слабости и сказать: «Я всего лишь человек и нуждаюсь в защите, которую могут предоставить мне законы. Только в этом случае я могу функционировать нормально». Он объявил и о своей силе, сказав: «В обмен на права, предоставленные мне обществом, в обмен на защиту моей личности, обеспеченную мне обществом, я возьму на себя обязанности — прежде всего перед самим собой, но также и перед обществом».

Российское же общество продолжает объявлять себя состоящим из богов. Боги не нуждаются ни в какой защите — вот и получается, что беззащитных можно уничтожать миллионами. Боги не обязаны ничего из себя делать — бог может быть любым, например, богом лени или богом домино. Русские не нашли в себе силы объявить себя людьми и взять на себя всю вытекающую из этого ответственность, и эта реакция объяснимая, потому что общество отказывается считать кого бы то ни было человеком и гражданином.

В Евангелии говорится, что Бог прислал на Землю Сына своего в образе Человека. Мог прислать в образе горы, дракона, огня — а прислал в образе Человека. Для Бога Человек достоин такой великой задачи. А для русских не то что обыкновенный человек, хотя именно о нем, о самом обыкновенном человеке, идет речь, — для русских и Сахаров не достоин слова, и Высоцкий не достоин концерта, и Пушкин не достоин свободы.

Россияне, побывавшие на Западе, любят рассказывать, что немцы и французы « не теплые люди». Они готовы тебе улыбнуться, посидеть с тобой в баре, но не пригласят тебя к себе домой и не поделятся с тобой последней рубахой. Россиянин возвращается из Франции домой убежденный, что в России люди намного теплее, добрее и участливее. И это действительно так. Но то же самое доброе российское общество недавно истребило десятки миллионов своих сограждан. Есть ли в этом какое-либо противоречие? Никакого противоречия нет. На Западе каждый человек считается обладающим своим частным пространством, и в это пространство не принято проникать никому. В России у человека нет никакого частного пространства, потому что он не считается личностью, обладающей собственностью на то место, где он находится. Поэтому с ним легко разделить последнюю рубашку и также легко уничтожить его.

В России, действительно, принято снимать с себя последнюю рубашку, но пациент российской больницы, солдат российской армии или старик, живущий на свою ничтожную пенсию, видят и оборотную сторону этой медали: если ты «безрубашечник», если ты никто, к тебе применимы и безразличие, и жестокость. На Западе люди не делятся последней рубахой: она символ того, что у человека что-то есть, а раз так, то с ним надо считаться. А у русского, где доброта, там и русская жестокость. На Западе между людьми есть дистанция, и поэтому есть и уважение к каждому человеку как к королю в своем замке, владельцу своей рубашки.

Если бы в России могли определить человека как уважаемую, необходимую, но в то же время нуждающуюся в поддержке ячейку общества, ту жестокость, с которой мы сталкиваемся каждый день, было бы трудно объяснить. Но в России жестокость направлена не на человека. Человека как такового российская жизнь еще не открыла, еще не осознала для себя. Русские — добрый народ, и то, что кажется жестокостью, есть просто стиль отношений между богами. А бога никакая дедовщина, никакое хамство не могут затронуть. На самом деле для бога это как комплимент: «Мы бьем тебя, и это означает, что мы знаем, что тебе не больно, потому что ты бог». Ну, а если больно, то ты, братец, дьявол, и тогда любая жестокость по отношению к тебе полностью оправдана.