Валентин Хмара - Возвращение Страница 5

Немирович-Данченко был честным и наблюдательным свидетелем своего времени. Перечитывая, а точнее — заново прочитывая сегодня его произведения, порой диву даешься, насколько они злободневны, насколько он и его герои являют для нас поучительный и провидческий урок.

Нам так кстати сегодня его кавказская проза, лишенная великодержавной заносчивости, проникнутая стремлением понять другие народы, отмеченная религиозной и национальной терпимостью, взывающая и являющая примеры взаимной терпимости. Это вообще постоянный, принципиальный мотив в его произведениях (ибо, пишет он в 1902 г., «абсолютизм и нетерпимость — сначала задушают страну, а потом сами погибают на пустом месте»), что не мешает ему спокойно, но ясно показать злобное лицо религиозного фанатизма тех лет — в мюридах, которые для «неверных» оставляли «от моря до моря — черную пустыню», которые «сами не искали жизни и не оставляли ее врагам», — знакомо, не правда ли?

Немирович-Данченко, по собственному признанию, «всегда ценил свободу внепартийной работы». Он сторонился крайностей и категоричности (порой, до щепетильности: так, последовательно не любя аскетизм, он находит нужным однажды оговориться: «Я сетовал на аскетизм, не чувствуя в эти минуты, что в жизни у человека бывают моменты, когда такой аскетизм является живой потребностью его души»). Тем убеждающе вся его проза позволяет увидеть в прошлом России «много такого, — как пишет современный исследователь творчества Немировича-Данченко, — о чем теперь правнуки дореволюционных рабочих не хотят знать (подобно правнукам крепостных рабов в их нынешней ностальгии о „поручиках Голицыных“)».

Но актуальны не только эти свидетельства прошлого. «Свобода народов не есть их братство, — говорит у Немировича-Данченко Д. А. Милютин. — Они часто сплетаются вместе, чтобы сейчас же расплестись и еще дальше отбросить их одни от других». Как это понятно нам сегодня… А помыслы М. Д. Скобелева — нынешнему ли дню принадлежат? — «…Я рисую себе в будущем вольный союз славянских племен. Полнейшая автономия у каждого — одно только общее — войска, монеты и таможенная система». Но, — добавляет этот действительно незаурядный человек, — «племена и народы не знают платонической любви», и свершится все это, «когда у нас будет настолько много „пищи сил духовных“, что мы будем в состоянии поделиться с ними ею, а во-вторых, когда „свободы нашей яркий свет“ действительно будет ярок и целому миру ведом…»

«…Я прошел громадную жизнь, — писал Немирович-Данченко в „письме из Москвы“. — Сознательно я начал ее в эпоху, когда рухнуло крепостное право, и кончаю, когда весь мир в небывалой грозе, в страшных катаклизмах перестраивается заново. Живой свидетель этого, я был бы счастлив, если бы судьба дала мне возможность в моих последних работах создать нечто достойное этой эпохи трагического крушения стари и новой борьбы титанов».

Этой надежде, кажется, не суждено было сбыться. Но он оставил нам творчество и судьбу, которые — как творчество и судьба многих других художников — взывают к взвешенному и просвещенному, «памятливому» взгляду на историю, ближнюю и дальнюю. Взгляду тем более востребованному, что и сегодня есть немало желателен выбросить за борт истории целую литературную эпоху.

Помимо книг, которые нам еще предстоит освоить, Василий Иванович Немирович-Данченко оставил нам в посвященном ему юбилейном, но вышедшем лишь в год смерти сборнике «Венок» заветы:

«Свободное „Я“ в свободном народе. Беспощадная борьба с угнетением».

«Счастье в независимости, красоте и правде твоей родины, служи ей, пока она несчастна и угнетена, и всему человечеству, когда она сильна и благополучна».

«Помни: все человечество связано невидимыми флюидами, и горе одного, как круг по воде, передается в даль и в ширь всем, кто мыслит, чувствует и любит».

«Когда право служит сильным, будь со слабыми».

«Люби жизнь, пока дышишь, работай, пока живешь».

Заветы, которым неизменно следовал сам Василий Иванович.

Будем надеяться, что знакомство с его творчеством продолжится и дальше. И мы еще многое узнаем о мире. Прошлом и настоящем.

2001