Александр Ивич - Воспитание поколений Страница 57

Чубук взял Бориса в разведку. Задание выполнено. Нужно дождаться своих в условленном месте. Усталый Чубук засыпает. Борис услышал топот и голоса. «Вставай, Чубук, наши идут!» Но это были белые. С трудом спасаются от них Чубук и Борис. «Ну и врезались же мы с тобой, Бориска! А всё я… Заснул. Ты заорал: «Наши, наши!», я не разобрал спросонья, думаю, что ты разузнал уже, и пру себе».

Значение этого раскаяния Чубука — осторожного и важного урока, который даёт Борису его фронтовой воспитатель («думаю, что ты разузнал уже, и пру себе»), — становится ясным через несколько страниц, когда ситуация повторяется почти полностью. Но на этот раз последствия трагичны.

Ночью Чубук сторожил сон Бориса. Разбудил его на рассвете. «Я уже давно возле тебя сижу. Теперь прилягу маленько, а ты посторожи. Неравно, как пойдёт кто. Да смотри не засни тоже!»

Борис не заснул, но поддался соблазну — побежал выкупаться. И на речке попадает в плен к белым. Они взяли и Чубука, спокойно спавшего, поверившего слову Бориса.

Горикова выручают позабытые в кармане документы кадета-белогвардейца, которого он убил, когда шёл на фронт. А Чубука расстреливают. Борис пытается его спасти, но неудачно. И вдобавок, видя Бориса на свободе, Чубук думает, что юноша изменил, перешёл к белым. И перед смертью он «выпрямился и, презрительно покачав головой, плюнул».

«Его плевок, брошенный в последнюю минуту, жёг меня, как серная кислота. И ещё горше становилось от сознания, что поправить дело нельзя, объяснить и оправдаться не перед кем и что Чубука уже больше нет и не будет ни сегодня, ни завтра, никогда…»

Борису удалось бежать, разыскать свой отряд. Он ничего не скрыл, рассказал всё, как было. Кроме плевка.

И тогда начинается мучительная расплата — то переживание последствий поступка, в котором куётся характер.

Казалось бы, пройдена драматическая кульминация повести. Впереди медленный и трудный путь искупления вины, завоевания вновь доверия товарищей. Но оказалось, что и этого урока мало! Снова Борис совершает тяжёлые ошибки, подходит к краю моральной гибели. Опасность таится в естественном как будто бы способе, которым Борис старается вернуть доверие отряда, — в попытках проявить безудержную отвагу, совершить на глазах у всех геройский поступок. Это не удаётся, и читатель видит, как важен выбор средств для достижения благородной цели. Средства, выбранные неверно, могут всё погубить.

Был в отряде отчаянный храбрец, красавец, балагур, баянист, что называется, «первый парень на деревне», — Федя Сырцов, командир разведки. К нему, в конную разведку, и попросился Борис. «Я сдружился с Федей Сырцовым, хотя Федя вовсе не был похож на расстрелянного Чубука. Если правду сказать, то с Федей я себя чувствовал даже свободнее, чем с Чубуком. Чубук был похож на отца, а не на товарища. Станет иногда выговаривать или стыдить, стоишь и злишься, а язык не поворачивается сказать ему что-нибудь резкое. С Федей же можно было и поругаться и помириться, с ним было весело даже в самые тяжёлые минуты».

Два как будто бы несовместимых стремления определили дружбу Бориса с Федей: он хотел сражаться рядом с отважным бойцом, чтобы были случаи проявить собственную храбрость и тем заслужить прощение отряда; и в то же время он искал лёгкой жизни, лёгкой дружбы, хотел избавиться как раз от того, что помогало ему стать человеком, — от требовательного, сурового воспитания.

Всё ещё легкомысленный, Борис не обращает внимания на недоверчивое отношение командира отряда Шебалова к самовольничающему, не признающему дисциплины Феде. И неподчинение приказам, и Федины набеги на крестьянскую сметану казались Борису неважными по сравнению с воинской доблестью разведчика.

Но вот разоблачается и эта доблесть, её анархическая природа. Приказал Шебалов Феде выяснить, есть ли на Выселках белые. Отправились в разведку. Дождь, плохая дорога. Заходят на хутор. Гостеприимный хозяин угощает бойцов самогоном. Говорит, что зять его утром пришёл с Выселок и белых там нет. Федя решает: «Раз с утра не было, значит, и сейчас нету. Весь день такой дождина, кого туда понесёт?» И продолжает пьянствовать. Все принципы Феди в этой пьянке напоказ: «Выпьем за всемирный пролетариат, за итальянскую революцию! Пошли, господи, чтобы на наш век революций хватило и белые не переводились! Дай им доброго здоровья, хоть порубать есть кого, а то скучно было бы без них жить на свете».

И даже этого оказывается мало, чтобы раскусил Борис своего друга. Федя соврал, вернувшись в отряд, будто побывал на Выселках. Шебалов не очень поверил ему. Спрашивает Бориса. И подтвердил Гориков Федину ложь, чтобы не выдать друга. Тогда Шебалов поверил.

А потом оказалось, что белые там, на Выселках. Ложь обнаруживается. Федя, чтобы загладить вину, совершает молодецкий налёт на Выселки. Но это сделано без приказа, вопреки приказу. Федя должен был отправиться в другое место. «Дорого обошелся отряду смелый, но самовольный набег разведки на Выселки. Не говоря уже о трёх кавалеристах, попавших по ошибке под огонь своего пулемета, была разбита в Новосёлове не нашедшая Феди вторая рота Галды, а сам Галда был убит. Обозлились тогда красноармейцы нашего отряда и сурового суда требовали над арестованным Федей».

Как Борис погубил Чубука, так Федя подвёл под пулю другого замечательного бойца — Галду. А потом Федя бежал из-под ареста, и тогда окончательно выясняется, что это за человек: он ушёл к махновцам.

Снова повторяется ситуация (Борис — Чубук, Федя — Галда). И это, конечно, неспроста. Гайдар показывает читателю два варианта судьбы, показывает, на какой опасный путь вступил Борис, кем мог бы он стать, слепо пойдя за Федей.

Ещё не искупил Борис первую вину, а за ним уже новая — ложь командиру и участие в самовольном набеге.

Достаточно, чтобы одуматься? Нет, Борис всё ещё хочет сбросить с себя груз вины сразу, рывком.

«Все эти дни у меня были заполнены одним желанием — загладить свою вину перед товарищами и заслужить, чтобы меня приняли в партию.

Но напрасно вызывался я в опасные разведки. Напрасно, стиснув зубы, бледнея, вставал во весь рост в цепи, в то время, когда многие даже бывалые бойцы стреляли с колена или лёжа. Никто не уступал мне своей очереди на разведку, никто не обращал внимания на моё показное геройство.

Сухарев даже заметил однажды вскользь:

— Ты, Гориков, эти Федькины замашки брось!.. Нечего перед людьми бахвалиться… Тут похрабрей тебя есть, и те без толку башкой в огонь не лезут».

Федькины замашки! Как важна эта веха, поставленная Гайдаром на пути подростков — читателей «Школы», как важен тщательно и до последней черты убедительно обрисованный образ Феди!

Всеми ситуациями «Школы» Гайдар страстно утверждал, что качества советского солдата определяются не только его отвагой и сноровкой, но и его нравственным обликом, свойствами характера.

Недаром говорил Гайдар незадолго до Отечественной войны: «Шили в то время такие умелые, знающие люди, которые из военной хитрости прикинулись детскими писателями и помогли ребятам вырасти хорошими, храбрыми солдатами». Конечно, не из военной хитрости и не прикинулся Гайдар писателем — он был писателем и воспитателем по призванию.

Ошибки Бориса Горикова — следствие присущей почти всякому подростку импульсивности поступков и легкомыслия, связанного с недостатком жизненного опыта. В обычных условиях его ошибки привели бы, вероятно, к не очень значительным последствиям. Но совершённые в исключительных обстоятельствах гражданской войны, когда за детскую выходку приходилось нести взрослую ответственность, легкомысленные поступки Бориса стоили жизни Чубуку, а потом привели на край пропасти — к тесной дружбе с бандитом Федькой.

Именно потому так велико педагогическое значение повести, что истоки ошибок её героя самые простые, свойственные возрасту, а значит, свойственные и юным читателям. Книга зовёт подростков задуматься над ошибками Бориса, чтобы внутренне подготовиться к достойному поведению в исключительных обстоятельствах.

«Школа» — это книга о прошлом, каждой строкой устремлённая в будущее. Рассказывая о пути Бориса Горикова, писатель озабочен судьбой своих читателей, которым в другой обстановке, быть может, не столь драматической, но достаточно напряжённой, придется выдерживать борьбу с главным врагом — собственной распущенностью, собственным легкомыслием.

В первых двух частях «Школы» Гайдар даёт лаконично выписанные, но запоминающиеся, рельефные образы людей, типичных для времени, — рисует мелкобуржуазную среду провинциального города, показывает солдат, пленных, создаёт иронический портрет эсера и противопоставляет ему образы большевиков.

Во фронтовой части повести писатель создаёт образы бойцов и командиров отряда, которые дают читателю очень отчётливое представление о том, как училась Красная Армия воевать, в каком крепком товариществе жили и сражались бойцы.