Виктор Балахонов - «Я заклинаю вас не поддаваться сну» Страница 6

Все же и в «Балконе в лесу» Грак сохраняет нечто от старательно создававшихся им мифов, зачарованного царства, и мы временами попадаем в мир первозданной природы, еще способной возвратить человека к самому себе, к своим истокам. Здесь это обыкновенный и вместе с тем волшебный лес, сродни тому, который окружал аргольский замок, и главная для Грака стихия, стихия дождя, очищающей и землю, и человеческие души воды. Из потоков дождя, среди мокрых деревьев и кустов появляется маленькая лесная фея, девочка-вдова, Мона…

Женщины у Грака вообще занимают особое место; их связи с природой, со стихийными силами прочнее, чем у мужчин, их чувства непосредственны и в большей степени подчинены их внутренним потребностям, импульсам, чем внешним обстоятельствам. У Моны нет той рассудочности, склонности к самоанализу, которые составляют несчастье Гранжа, но это же делает ее существом загадочным и непредсказуемым.

Мона — тонкая нить, соединяющая Гранжа с миром людей, находящихся за пределами войны, но рвется и эта нить; идиллическая любовь заканчивается так же внезапно, как и началась. Уезжает вместе со спасающимся от приближающегося противника населением Мона. Тяжело раненный, Гранж с трудом добирается до опустевшего дома Моны. Уже ничто не связывает его ни с настоящим, ни с будущим. О прошлой же его жизни мы вообще ничего не знаем. Теперь он окончательно чувствует себя потерянным, выбитым из колеи: «Никто больше не ждал его. Никогда и нигде».

По словам самого Грака, оставались недописанными и, естественно, неопубликованными страницы «Балкона в лесу», предназначавшиеся для первой части романа, «очень важная глава», которая должна была придать всему произведению некую «религиозную тональность». Можно пожалеть, что эти страницы до сих пор неизвестны: может быть, они пролили бы дополнительный свет на мысли, владеющие Граком, на его отношение к современной жизни.

Несколько особняком в творчестве Грака стоят книги, жанр которых трудно определить, но без которых нельзя представить литературное наследие писателя достаточно полно. Скажем о них хотя бы несколько слов.

«Тесные воды» — волшебное путешествие по маленькому, мало кому известному притоку Луары, вызывающее поток сложных и тонких литературных и иных ассоциаций, «экскурсия», завершающаяся в родных местах, у калитки семейного дома. Опять дорога, движение: в памяти звучат имена поэтов, художников, музыкантов, воскресают то звуки старинного эпинета или виржиналя, то картина Вермеера, то строки из стихотворения Жерара де Нерваля. Но это еще и живые зарисовки влюбленного в природу краеведа, подробно — и поэтически! — рассказывающего о встречающихся ему деревьях, кустарниках, цветах, об особенностях местности, по которой движется его суденышко.

Конечно же, не таких кратких замечаний заслуживали бы и последние книги Грака, книги географа, историка, философа: «Форма одного города» («La forme d'une ville», 1985) — о Нанте и о себе, «Вокруг семи холмов» («Autour des sept collines», 1988) — об «открытии» Граком Италии и ее столицы, Рима сегодняшнего и Рима ушедших в прошлое веков. В этих и в других книгах Грака — он сам, его биография, его взгляд на мир, в котором мы все живем.

В небольшой статье о Граке французский критик Клод Прево справедливо заметил: «Грак — писатель нашего времени, который говорит с нами, к которому нужно прислушаться». Чем внимательнее мы будем читать его произведения, тем охотнее мы согласимся с этими словами: в волшебстве языка Грака, в созданиях его фантазии, в его тревоге за судьбу и отдельного человека, и целых народов есть то, что волнует и тревожит сегодня и нас. Романы французского писателя не просто необычны, они направлены против упрощенного толкования истории, и будем ли мы соглашаться с точкой зрения Грака на ее ход или нет, мы невольно задумываемся над тем, кто мы, куда мы идем, в какой мере каждый из нас отвечает за то, что происходит в мире. Романы были написаны в середине нашего века. Сейчас мы подходим к рубежу нового тысячелетия; читая «Побережье Сирта» или «Балкон в лесу», мы не можем не думать о том, каким он будет, век XXI, и, быть может, попытаемся посмотреть на историю человечества если не sub specie aeternitatis, то хотя бы на время отрешившись от сиюминутных, сегодняшних страстей и интересов. «Золотой век», о котором когда-то вместе с сюрреалистами мечтал Грак, так и не наступил, но творчество писателя — это и призыв сохранить то, чем мы еще обладаем, для нас самих и для будущих поколений.

Примечания

1

Конечно, и сам Грак понимает условность подобного разделения. В других статьях он предлагает иные принципы «классификации» произведений литературы, в частности по их отношению к прошлому. С его точки зрения, существует литература разрыва, к которой он относит Рембо, Лотреамона, Малларме, Жарри, Клоделя, сюрреалистов, и литература продолжения, традиции — Флобер, Франс, Баррес, Жид, Мориак и др. Граку ближе «авангардисты», но он же говорит о губительности разрыва с предшествующей культурой и настойчиво ищет связи, объединяющие настоящее с прошлым и будущим.

2

Следует сказать, что вообще читателя романа «В замке Арголь» нередко посещает ощущение, что он имеет дело со своего рода пастишем, ироническим обыгрыванием романтических штампов.

3

В королевстве Артура были свои города и замки (Камелот, Тинтажель и т. д.), свои зачарованные леса вроде Броселианда, каких реально не существовало. Грак же присвоил изображенному им замку название небольшого селения, о котором он упоминает в одном из своих очерков.

4

Проблема самоубийства всегда волновала Грака: он размышляет над самоубийством Генриха фон Клейста и его возлюбленной Генриетты Фогель, над судьбой сюрреалистов, добровольно ушедших из жизни: Жака Ваше, Рене Кревеля, Жака Риго.

5

Любопытно, что в одном интервью сам Грак говорил о том, что на замысел «Побережья Сирта» повлияли первые страницы «Капитанской дочки» Пушкина, повести, которую Грак высоко ценил. Мы помним, в частности, что у Пушкина юный офицер Гринев направляется служить в далекую крепость. Влияние «Капитанской дочки» сказалось и на некоторых других эпизодах «Побережья Сирта».