Александр Ивич - Воспитание поколений Страница 61

«— Так ведь все это враки, Владик, — усмехнулся Толька.

— Ну и пусть враки! Ну, а если бы?

— А если бы? — заинтересовался Толька. — Ну, тогда мы с тобой уж что-нибудь придумали бы.

— Что там придумывать! Купили бы мы с тобой билеты до заграницы.

— Зачем же билеты? — удивился Толька. — Ведь нас бы и так никто не увидел… Ну ладно! А потом?

— А потом… потом поехали бы мы прямо к тюрьме. Убили бы одного часового, потом дальше… Убили бы другого часового. Вошли бы в тюрьму. Убили бы надзирателя…

— Что-то уж очень много убили бы, Владик! — поёжившись, сказал Толька.

— А что их, собак, жалеть? — холодно ответил Владик».

Не продолжаю цитату. Нам важно сейчас не содержание беседы, а её тональность. Важно то, что её ритмический строй, страстность реплик Владика, даже самые реплики повторяются в центральном диалоге повести, который мы читаем спустя тридцать страниц.

«— Толька! — спросил вдруг Владик, и, как всегда, когда он придумывал что-нибудь интересное, глаза его заблестели. — А что, Толька, если бы налетели аэропланы, надвинулись танки, орудия, собрались бы белые со всего света и разбили бы они Красную Армию и поставили бы они всё по-старому?.. Мы бы с тобой тогда как?

— Ещё что? — равнодушно ответил Толька, который уже привык к странным фантазиям своего товарища.

— И разбили бы они Красную Армию, — упрямо и дерзко продолжал Владик, — перевешали бы коммунистов, перекидали бы в тюрьмы комсомольцев, разогнали бы всех пионеров, тогда бы мы с тобой как?

— Ещё что! — уже с раздражением повторил Толька, потому что даже он, привыкший к выдумкам Владика, нашёл эти слова очень уж оскорбительными и невероятными. — Так бы наши им и поддались! Ты знаешь, какая у нас Красная Армия? У нас советская… На весь мир. У нас у самих танки. Глупый ты, дурак. И сам всё знаешь, а сам нарочно спрашивает, спрашивает…

Толька покраснел и, презрительно фыркнув, отвернулся от Владика.

— Ну, и пусть глупый! Пусть знаю, — спокойнее продолжал Владик. — Ну, а если бы? Тогда бы мы с тобой как?

— Тогда бы и придумали, — вздохнул Толька.

— Что там придумывать? — быстро заговорил Владик. — Ушли бы мы с тобой в горы, в леса. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы мы на белых и не изменили, не сдались бы никогда. Никогда! — повторил он, прищуривая блестящие серые глаза.

Это становилось интересным. Толька приподнялся на локтях и повернулся к Владику.

— Так бы всю жизнь одни и прожили в лесах? — спросил он, подвигаясь ближе.

— Зачем одни? Иногда бы мы с тобой переодевались и пробирались потихоньку в город за приказами. Потом к рабочим. Ведь всех рабочих они всё равно не перевешают. Кто же тогда работать будет — сами буржуи, что ли? Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в полицию, в белогвардейский штаб, в ворота тюрьмы, во дворцы к генералам, к губернаторам. Смелее, товарищи! Пусть грохает.

— Что-то уж очень много грохает! — усомнился Толька. — Так, пожалуй, и все дома закачаются.

— Пусть качаются, — ответил Владик».

Программу партизанских действий на случай неудач в войне — вот что подсказывает своим читателям Гайдар! Программу, ставшую реальностью с первых дней Отечественной войны.

«Военная тайна» вышла в 1935 году. Тогда и позже появлялись романы, повести о будущей войне, где победа достигалась настолько легко и просто, что становилось непонятным — к чему готовить себя, о чём беспокоиться? А Гайдар взволнованно и упорно думал обо всех возможных поворотах будущей войны, о всех «если бы» и «тогда бы мы с тобой как?».

Он настойчиво воспитывал в своих читателях стойкость, веру в победу при любых обстоятельствах, решимость бороться до конца.

Он требовал от юношей моральной чистоты, верного товарищества, благородства в каждом поступке и душевном движении, требовал этого как обязательных качеств солдата.

Трудно найти в нашей художественной литературе другой пример такого страстного и конкретного призыва к молодёжи, высказанного в годы мирной жизни: будьте готовы к великим жертвам, к великой борьбе!

Вот почему Гайдара так привлекали в этой повести самые разнообразные варианты решительных, смелых характеров. Ведь как подчёркнута параллельностью двух диалогов настойчивость Владика, страстность его мечты о борьбе с врагами и боевом подвиге!

Страстность передана энергией, ритмом реплик Владика (о ритме несколько позже) и повторением почти в тех же выражениях конкретного плана решительных действий в различных воображаемых обстоятельствах («А потом… потом поехали бы мы прямо к тюрьме. Убили бы одного часового, потом дальше… Убили бы другого часового. Вошли бы в тюрьму. Убили бы надзирателя…» — в первом диалоге и «Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в полицию, в белогвардейский штаб, в ворота тюрьмы…» — во втором диалоге). Интересно, что в обоих диалогах совершенно одинакова реакция Тольки и ответ па нее Владика («Что-то уж очень много убили бы, Владик!..» — «А что их, собак, жалеть?» — холодно ответил Владик» и «Что-то уж очень много грохает!.. Так, пожалуй, и все дома закачаются». — «Пусть качаются», — ответил Владик»). Сомнения Толи оттеняют непреклонность и решительность Владика. Не только в поступках, в замыслах, в мечтах самих героев выражены черты упрямства, настойчивости, но и в авторских характеристиках, главным образом в определяющих словах и эпитетах.

«— И послали на пионерработу — упрямо[13] повторила Натка», рассказывая, что не того ей хотелось.

«Дело, товарищ Гитаевич, — упрямо повторил Сергей», когда его не хотели выслушать.

«И разбили бы они Красную Армию, — упрямо и дерзко продолжал Владпк».

«Дерзковатый мальчишка», — одобрительно и ласково говорит Натка о Владике.

Определения и эпитеты вообще играют особую роль в стилистической системе Гайдара — на них лежит большая эмоциональная нагрузка. Гайдар — это особенно ясно проявляется в произведениях, написанных после «Школы», в частности в «Военной тайне», — любит иногда преувеличенно сильные определяющие слова. Они резко акцентируют эмоциональность эпизода, часто сообщают романтический характер и торжественную приподнятость повествованию.

Например, в сне Сергея: «— Это хороший конь! — гневно и нетерпеливо повторил Сергей и посмотрел на глупых ребятишек недобрыми глазами» (а ребятишки не спорили — они всего только «молча жадно грызли чёрный хлеб»); там же: «Посмотрим!» — гневно крикнул Сергей; и: сон «круто и упрямо сворачивал туда, где было темно, тревожно и опасно». В последнем примере заметна ещё одна особенность многих определений: их неожиданность в данном контексте, некоторое смысловое смещение по сравнению с обычным словоупотреблением: сон упрямо сворачивал; Натка, прощаясь с Сергеем, хочет «крикнуть ему что-нибудь крепкое и тёплое»; про сказку о Мальчише-Кибальчише Алька говорит: «Это военная, смелая сказка»; Натка подумала, что недалеко лежит «эта тяжёлая страна Румыния, где погибла Марица»; флаг высился «над гордою Алькиной могилой». Владик и Толька увидели в окне лагерной больницы мальчишку и приветливо помахали ему руками. Но мальчишка рассердился и показал им кулак. Они обиделись и показали целых четыре. Тогда «злорадный мальчишка неожиданно громко заорал, призывая няньку».

Тут неожиданность эпитета «злорадный», в сущности, неоправданного поведением мальчика, оттеняет комичность эпизода. Но чаще мы находим в «Военной тайне» определяющие слова и эпитеты подчёркнуто приподнятые. Даже о стрекотании цикад сказано — «торжественно гремел из-за пыльного кустарника мощный хор невидимых цикад».

Можно было бы привести ещё много примеров, чтобы показать волевую, «упрямую и дерзкую» направленность определений и эпитетов. Это одно из самых важных для Гайдара стилистических средств, устанавливающих тональность произведения.

Интересно отметить ещё один контраст: волевое, героическое направление повести, выраженное и в драматичности событий, и в энергии «военного» диалога Владика с Толькой, и в сказке о Мальчише-Кибальчише, контрастирует с мягким, лирическим лейтмотивом образа Альки. Но тут нет диссонанса. Больше того: сложное переплетение трёх мотивов — драматического, романтико-героического и лирического — создаёт то, что хотелось бы назвать музыкальным, симфоническим построением вещи. Эти три мотива пронизывают всё творчество Гайдара. Но в других произведениях обычно один из них ведущий, два побочных. И кажется, только в «Военной тайне» все три равноправны.

8

И снова о том же — об опасностях, подстерегающих подростков на жизненном пути.