Эдуард Бабаев - «Анна Каренина» Л. Н. Толстого Страница 8

Ему на смену идет «деятельный человек»… Но этот новый деятельный человек был совершенно чужд Толстому, и он не скрывает своего враждебного отношения к Рябинину, Мальтусу, Болгаринову, которые окружают Облонского хищной толпой, обирая его по мелочам. Толстой рисует Рябинина неприязненно. Он его не понимал и не хотел понимать.

Вина Облонского, по мысли Левина, состоит в том, что он в деревне не живет. Но Левин, в отличие от Облонского, не покидает усадьбы, энергично хозяйствует в деревне. Однако и он не может не видеть и не чувствовать, что жизнь и ему противится, несмотря на то, что он как будто заботится о самых насущных ее интересах. Личная преданность старым устоям ничего не меняла.

Левин постепенно приходит к пониманию того, что его дела, в сущности, так же плохи, как дела Облонского. «Старые устои» трудно, мучительно, но разрушались и в его собственной душе, как они разрушались в самой жизни. Левин вдруг сознал свою беспомощность, как если бы он «боролся с какой-то воображаемой стеной». Если Каренин был неудачлив в роли главы семьи, то Левину выпадает роль неудачника в «науке хозяйства». И Облонский на его глазах, чуть ли не при его участии, продает леса. Левин негодует, но ничем помочь Облонскому не может. Может лишь не подать руки Рябинину…

Левин живет в постоянном напряженном стремлении переделать все на «считаемый лучшим образец». А мужики придерживаются «естественного порядка вещей». Столкновение «утопии» с «естественным порядком вещей» — одна из глубоких идей романа Толстого.

Что бы Левин ни говорил своим вчерашним крепостным, они только слушают «пение его голоса». А слов его не понимают или не хотят понимать. «Продали бы землю, — говорят они, — и вам спокойнее, и нам развяза…» А это было именно то, чего хотел избегнуть Левин, считая, что земля не может быть предметом купли и продажи.

Крестьяне нисколько не доверяют Левину, несмотря на его самые добрые намерения. «Трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, чем в желании обобрать их сколько можно». Левин признается, что «лодочка его течет».

Так от стремления «усовершенствовать» то, что уже отжило свой век, Левин приходит к «отречению» от всего, что прежде так его занимало в хозяйстве. «Это было отречение, — пишет Толстой, — от своей старой жизни, от своих бесполезных занятий». В этом была своя не только психологическая, но именно историческая правда, которую ненарушимо сохранял Толстой в своем современном романе.

Толстой и сам принадлежал к верхам общества. Титул графа был пожалован его пращуру основателем русского дворянского государства Петром Великим. По праву наследования Толстому принадлежала Ясная Поляна, обширное имение с крепостными крестьянами, лесами, со всеми землями, водами и рыбной ловлей… Он говорил, что у него даже соловьи под окнами свои, а не казенные.

Но у Толстого, кроме обширных помещичьих владений, было также великое чувство совести. В 1861 году он всячески содействовал освобождению крестьян от крепостной зависимости. У него возникло острое сознание своей исторической вины перед народом. Можно сказать, что в лице графа Толстого с его мечтой об опрощении целая эпоха приходила к «самоотрицанию». В этом и состоит исторический смысл его нравственного отречения от жизни «нашего круга богатых и ученых».

О том, как далеко заглядывал Толстой в будущее, говорит и то, что он в своем романе изобразил трех братьев, разделенных резкими социальными противоречиями. Их идеалы не могли не прийти в столкновение. Сергей Кознышев, «одноутробный» брат Константина Левина, был либералом, человеком привилегированного класса, который при всей своей либеральности дорожил больше всего именно этой привилегированностью.

Отношения Константина Левина к Кознышеву всегда были «ласково-холодными». Зато Николай Левин относился к Кознышеву прямо враждебно: «Он все силы ума употребляет на то, чтобы оправдывать существующее зло». Николай Левин придерживается радикальных или, лучше сказать, революционных идей. «И так сложилось общество, — говорит он о крестьянах и фабричных рабочих, — что чем больше они будут работать, тем больше будут наживаться купцы, землевладельцы, а они будут скоты рабочие всегда. И этот порядок нужно изменить».

Цель русской революции Николай Левин видит в том, чтобы «вывести народ из рабства». «Ты должен выбрать между им и мною», — говорит он Константину Левину, продолжая разговор о Кознышеве. Что же выбрал Левин? Он выбрал свой собственный, особенный путь, непохожий ни на тот, которым идет рассудительный Кознышев, ни на тот, на который вступил пылкий Николай Левин.

«Надо только упорно идти к своей цели, — размышляет Левин, — и я добьюсь своего, а работать есть из-за чего. Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе». Все слишком личное Левин считает «греховным», эгоистичным и недостойным мыслящего человека. Левина привлекает альтруистический идеал «общего дела». Он преследует именно социальные цели.

«Все хозяйство, главное — положение всего народа, совершенно должно измениться», — говорит Левин. Результатом этих перемен должна стать новая реальность: «вместо бедности — общее богатство, довольство; вместо вражды — согласие и связь интересов». В романе Толстого в целом есть черты утопического социализма. С ними связана и особая, открывающаяся Левину идея духовной революции. «Это утопия», — говорит Николай Левин.

Левин и сам определяет сущность своих мечтаний как революцию. «Одним словом, — думает он, — революция бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворна».

«Мысль справедливая не может не быть плодотворна»… Вот еще один афоризм из «Анны Карениной», указывающий на то значение, которое придавал Толстой своему роману и своей работе над современной темой.

В романе особенно сильными и смелыми были критические элементы. В этом смысле Толстой был близок утопическим социалистам, которые так же, как он, начинали с анализа пороков современной действительности. И в понимании путей выхода из противоречий действительности он также был близок к великим утопистам прошлого.

«Критические элементы свойственны утопическому учению Л. Толстого, — пишет В. И. Ленин, — так же, как они свойственны многим утопическим системам. Но не надо забывать глубокого замечания Маркса, что значение критических элементов в утопическом социализме «стоит в обратном отношении к историческому развитию»[38]. История русской революции, глубоко воспринявшей критические элементы утопического учения Толстого, свидетельствует о правоте этой исторической оценки, вполне приложимой и к прекраснодушным мечтаниям Левина.

В самой социальной революции Левин хотел бы ограничиться исключительно нравственными целями и средствами, исключая политические формы деятельности. Поэтому ему в равной степени чужды и Кознышев, оправдывающий существующее зло, и Николай Левин, уже вступивший на путь открытой борьбы с несправедливым обществом, которое он хотел «разрушить». Левина пугает сама идея разрушения, и он пытается заменить ее идеей «совершенствования».

«Бескровная революция» в представлении Левина совершается нравственным усилием каждого в отдельности и всего народа в целом. Так должно было возникнуть «общее богатство». Толстовская теория «духовной революции» вырастала из отрицания классовой борьбы. Это была одна из утопических теорий XIX века. Но и она свидетельствовала о закономерном движении всей русской жизни навстречу коренным социальным переменам.

Как художник и мыслитель Толстой не погрешил против истины, рисуя картины из жизни Левина в деревне накануне великих революционных перемен. Он понимал также, что личное усилие Левина не может изменить «фатальной противоположности» интересов, однако все же уповал на личное усилие. В этом и состояло противоречие его художественного и философского миросозерцания. Поэтому в самом романе «Анна Каренина» анализ преобладает над синтезом, несмотря на всю склонность Толстого к художественному обобщению…

В истории души человеческой Толстого интересовала прежде всего именно душа человеческая. Но «закон добра» и «сила зла» были представлены им не в отвлеченной форме, а именно в конкретно-исторической реальности «переворотившегося» общества.

«Надо прекратить зависимость от зла», — думает Левин. Михайловский называл Толстого «кающимся дворянином». А Достоевский видел в Левине «помещика, добывающего веру в бога от мужика»[39].

В этих определениях есть некоторый оттенок иронии. Но Толстой по-своему понимал отношение Левина к народу. Он очень своеобразно трактует «добывание веры от мужика» в эпилоге романа. В сущности, речь идет вовсе не о том, что у мужика есть вера, а у помещика ее нет.