Кац Святославович - История советской фантастики Страница 8

На наш взгляд, Бажанов несколько утрирует ход мыслей Сталина. Если согласиться с этими рассуждениями, то вообще непонятно, для чего Сталину потребовалось ждать 1934 года и только тогда закреплять приоритет «литературы мечты и социалистической фантазии» организационно? К тому же в отношении РАППа и «селенитов» Бажанов допустил явный анахронизм: в 1928 году, когда «Красный Селенит» официально прекратил свою деятельность, РАПП только набирал силу. В этом смысле, скорее, надо согласиться с мнением калифорнийского советолога Германа Елисеева, который в своей книге «Советская литература. 1917–1934» (1963) отмечал: «Сталин позволял литературным группировкам только отбирать и готовить „человеческий материал“, выковывать будущих борцов „культурной революции“. Как только необходимые „кадры“ были отобраны, Сталин ломал чужие структуры, выметал амбициозных лидеров напрочь, находил послушных — уже для своих структур. Ликвидация весьма влиятельных „Красных Селенитов“ как группы была лишь репетицией будущего роспуска РАППа; малоизвестный и бездарный Кургузов естественным путем заступал на место сначала Лежнева, а потом и Авербаха…»

Назвав будущего руководителя Секции фантастов будущего Союза писателей СССР, одного из самых активных деятелей его секретариата в 30-е — 60-е годы, Степана Петровича Кургузова «малоизвестным и бездарным», американский советолог почти не погрешил против истины. И, если первый эпитет оказался преходящим (с начала 30-х любой читатель так или иначе слышал о Кургузове), то второй оспорить гораздо труднее.

Подобно сюжетам большинства последующих романов этого автора, сюжет «Катапульты» был прост, как «Правда» 20-х и, как «Правда» 30-х, кровожаден. Начиналось все с провокаций на польско-советской и румынско-советской границах, причины провокаций объяснялись автором однозначно: «Опять затевали недобитые пилсудчики, науськанные капиталами Англии и Франции, поход против молодой Республики Советов. Опять (? — Р.К.) дым стелился над Бугом, и готовы были белогвардейцы всех мастей использовать любую возможность, чтобы задушить коммунизм…» Сделав такое глубокомысленное вступление, Кургузов переходил к сути дела. Суть состояла в том, что и советская власть не дремлет. В экспериментальной лаборатории профессора Красносельского, расположенной почему-то на Соловецких островах, уже готово оружие «встречного удара» — огромная электрическая катапульта, нацеленная на Луну. В любой момент мощный электрический разряд может изменить скорость вращения Луны, что немедленно скажется на земных делах. Как только появляются первые намеки на интервенцию, могучие приливные волны затопляют Англию, почти всю Францию и половину Северной Америки. На оставшихся частях суши рабочие и крестьяне берут власть в свои руки. После чего разбушевавшаяся стихия успокаивается (это проф. Красносельский повторно выстрелил из катапульты — уже в противоположную сторону Луны). Такова фабула, всем более-менее знакомая.

Оставим в стороне чудовищное техническое невежество Кургузова (занудно описанное им на двенадцати страницах электрическое устройство в действительности бы потребовало всей мощности Днепрогэса и не смогло бы не только сдвинуть с орбиты Луну, но даже поджечь легкую вражескую авиетку… «Селениты», впрочем, тоже беспечно относились к «научным» деталям — хотя они-то и не рекламировали, как впоследствии сам Кургузов, свои произведения в качестве разновидности «мощного инженерного предвидения»). Не будем касаться нравственного аспекта сюжета (гибель миллионов ни в чем не повинных людей ради торжества «мировой революции» в те годы, увы, многим энтузиастам вселенского «пожара в крови» казалась вполне заурядным делом). Но даже в главном своем, литературном, отношении роман «Катапульта» не выдерживал никакой критики. Мало того, что автор сюжет поворота Луны позаимствовал, конечно же, из зайцевского «Разворота». Он еще и умудрился обворовать Обольянинова, выдав целый ряд рабских заимствований из «Красной Луны» за принципиальный спор с ее автором. Скажем, профессор Красносельский выглядел бледным двойником академика Воронцова, причем помощницу профессора звали не иначе, как Анна Соколова. Кургузов ликвидировал всякие намеки на психологизм, сделав своих персонажей послушными марионетками в простеньком кукольном спектакле. Если мы помним, у героини А.Обольянинова любовь стояла все-таки на первом месте, а помощь «революционным селенитам» — на втором. Степан Кургузов исправил этот досадный просчет. У него Анна, ради торжества идеалов социализма, легко может пожертвовать собственным мужем, Игорем Соколовым. На первых же страницах «Катапульты» Игорь еще выглядит типичным «расслабленным буржуазным интеллигентом», который уговаривает Анну «не спешить применять это грозное оружие… подумать о последствиях». По его словам, «весь цивилизованный мир и так придет к социализму, эволюционным путем, насилие излишне. Красная Армия может стоять на страже завоеваний Октября и без вашей катапульты…»

Сначала Анна, как подобает любящей жене, решает, что ее Игорь добросовестно заблуждается (принципиальный спор супругов занимает всю четвертую и две трети пятой главы). Но затем она — вместе с читателями начинает подозревать недоброе. Читательские подозрения подкрепляет и шестая глава («В логове обреченных»), которая посвящена совершенно секретному совещанию крупнейших магнатов Англии, Франции, Германии и Соединенных Штатов. Не мудрствуя лукаво, Кургузов дает этим героям очень простые имена: Уинстон Ливерпулл, Леон Буржуа, Ганс Цумтойфель и Генри Рокфорд. Эти четыре карикатуры и ведут себя сообразно своим именам — «жадно сверкают глазами», «потирают подагрические руки», «тупо ворочают толстыми шеями», обнаруживают «хищный оскал неровных мелких зубов» и под конец поручают своему тайному агенту в Советской России «приступить к решительным действиям» и «разрушить секретное оружие большевиков». Само собой разумеется, их агент по кличке «Хамелеон» — и есть Игорь Соколов, в свое время скрывший и от жены, и от ГПУ, что был поручиком в армии Врангеля. За секунду до того, как шпион собирается нажать на кнопку адской машины и разнести лабораторию вместе с катапультой, Анна стреляет в своего мужа. Катапульта уцелела и включена. Восставший рабочий класс Гамбурга, Льежа и предместий Парижа (сам Париж пока еще под водой) приветствует конницу Буденного. Мокрые остатки Польши и Румынии согласны на капитуляцию. Над ратушей Львова поднят красный флаг (случайное и в высшей степени красноречивое пророчество!). Победители поют и танцуют. Господа Ливерпулл, Буржуа, Цумтойфель и Рокфорд пытаются скрыться на импровизированном «Ковчеге» — роскошном дирижабле «Флорида», но натыкаются на шпиль Эмпайр Стейт Билдинг и гибнут в результате взрыва водорода…

Уже упомянутый Герман Елисеев, пытаясь понять подоплеку увлечения Сталиным именно этим романом, пишет о «доктринерской ясности изложения всех предполагаемых событий: провокации Антанты, новое оружие, поражение империалистов в войне, восстание народных масс и т. д. Сталин сам любил четкость и последовательность, не терпел так называемой „интеллигентской расплывчатости“. Косноязычный малограмотный Кургузов усвоил только азы политграмоты. Читая „Катапульту“, Сталин обнаруживал в авторе искреннего начетчика, повторяющего его же, Сталина, тезисы. А поскольку пропагандист и обязан был быть несколько примитивнее, нежели сам генератор идей, генсек жаловал своего alter ego толикой государственных благодеяний…» На наш взгляд, Г.Елисеев абсолютно прав. Добавим лишь, что было еще два обстоятельства, способствовавшие тому, что Кургузов неожиданно для себя оказался под покровительством Сталина. Почему-то мало кто замечал, что одна из любимых фраз генерального секретаря «Кто контролирует Луну, контролирует весь мир» — точная цитата из «Катапульты» (причем, из главы «В логове обреченных», реплика Генри Рокфорда!). Вполне вероятно, что фраза эта дала толчок ко всей космической программе Советской России на полвека вперед — в первую очередь, имеются в виду второй и четвертый «лунные» проекты ГИРДа. Кстати сказать, ГИРД обрел официальный статус и был засекречен как раз в 1929-м. «Наивно-материалистический» (термин Гюстава Бодэ) тип восприятия Сталиным произведений литературы и искусства сказался и в том, что вскоре после того, как на стол генсеку легла злополучная «Катапульта», Главное Управление Исправительно-трудовых лагерей ГПУ СССР спешно приняло программу «реконструкции» Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). Вадим Богуш, переживший Соловки и позднее оказавшийся на Западе, писал в своих мемуарах: «Начиная с 1930-го года, огромная территория, на которой прежде находились хозяйственные постройки лагеря, стала выравниваться по теодолитам и бетонироваться. Заключенные сделали вывод, что здесь будет располагаться секретный полигон, а их самих по окончании работ „актируют“ (выражение „отправить на Луну“ в ту пору еще не вошло в обиход зэка)…» К счастью для заключенных СЛОНа, на сей раз Сталину не удалось добиться подлинного единства фантастики и реальности, помешала природа: вывод специальных комиссий Наркомата обороны и Наркомата геологии об «опасных карстовых пещерах и пустотах, делающих непригодной территорию Соловецкой трудовой колонии для строительства аэродрома категории „бис“ (так в цитируемом документе, взятом из английской монографии „Космонавтика в СССР“, именовался будущий космодром — Р.К.)…» спас жизнь десяткам тысяч заключенных. Проект был отложен на некоторое время — но отнюдь не отменен.