Матвей Малый - Как сделать Россию нормальной страной Страница 8

И это не все. Какой бы дом у западного человека ни был — либо его самый первый, маленький домик, либо дом уже получше, с крыльцом, а то и с башенкой — у него нет конфликта со своим жильем. Поэтому западный дом так чисто прибран. Русский же, мечтая жить во дворце, но живя во времянке, вступает в страшный психологический конфликт со своим жильем, и этот конфликт выражается в том, что русский загаживает свое жилье, показывая себе и всему миру, что это жилье для него временное и что он оказался в нем случайно.

Все мы сталкивались с вандализмом в подъездах наших домов и вокруг них. Это и выжженные кнопки лифта, и написанные на лестничной площадке неприличные слова, и грязь и неустроенность во дворах. Это происходит потому, что психологически русский человек не позволяет себе поверить в то, что это и есть его дом. Как может бог, личность, достойная дворца, тот, для кого закон не писан, жить в таком неприглядном месте? Это временно, это просто шутка, игра, в которую я играю. В России рядом со звонком больше не пишут фамилии владельца, а под фамилией никогда не пишут профессии, даже если она почетная, как, например, врач или юрист.

Не может русский человек и поверить, что вокруг него расстилается его страна — Россия. Таков у нас и закон. Ведь закон — это просто чистота нашего подъезда. Мы делим подъезд с соседями, и подъезд — это общая часть нашей квартиры, место встреч с другими. Закон имеет ту же функцию, что и подъезд: закон, это то, что мы используем вместе, то пространство, куда мы выходим из запертых частных квартир. Мы отделяемся от нашей лестничной клетки бронированными дверями, зажимаем нос от царящего там запаха, пишем там на стенах матерные слова. А на Западе на лестницах ковровые дорожки.

Мы строили Дворец Советов с самой большой статуей Ленина наверху, построили лишь котлован (бассейн «Москва»), но храм Христа Спасителя взорвать все-таки успели. Зато сегодня в Москве очередь на получение муниципального жилья реально составляет сорок пять лет. Итак, Россия — это цивилизация времянок, цивилизация людей, ориентированных на величие. Что такое величие и какое место величие занимает в человеческой цивилизации?

Чем человек отличается от обезьяны? Он исследует окружающий мир, устанавливает причинно-следственные связи и может ответить на ряд вопросов: «Так это или не так, правильно это или неправильно, так должно быть или нет?» Поиск правильности и порядка в мире порождает некое эстетическое, а не просто логическое, восприятие мира, которое можно назвать чувством красоты. Красота — это эстетическое удовлетворение от того, что все устроено не просто правильно, а даже более правильно, чем человек рассчитывал. Красота — это сюрприз от того, что мир еще лучше, чем ты его себе представлял. Вот человек смотрит на закат солнца, и закат оказался еще более красочным, чем человек ожидал. Тогда он может сказать: «Закат солнца сегодня был красивым». Первый шаг — это понимание красоты.

Следующий шаг. Человек начинает думать: «Как же сделать так, чтобы в моей жизни было больше красоты, как мне стать достойным красоты?» Очевидно, надо что-то делать с собой. Воспринимать красоту невозможно без внутренней чистоты, внутренней гармонии. Если человек очистился, то есть подготовил себя к восприятию красоты, можно сказать, что он честный и что у него есть честь. Человек чести постоянно готов к восприятию чего-то лучшего, более достойного, более высокого — готов к восприятию красоты. Честь — это внутренняя чистота, заработанное достоинство. Слова «честь» и «честность» — однокоренные, но слово «чистота» созвучно им, наверное, не случайно.

Так как красота превосходит ожидания и расширяет горизонты, она ориентирует человека на рост и развитие: у того, кто открыт восприятию красоты, стандарты того, что хорошо и правильно, все время возрастают. Конечно, мы говорим не об отдельном человеке, а об общем уровне культуры, не о том, что сегодняшний поэт будет превосходить Пушкина, а о том, что такие общественные устои как, например, крепостное право или абсолютная монархия, казавшиеся нормальными раннее, сегодня уже нормальными не кажутся. Так человек достигает величия. Величие — это готовность и адекватность высочайшему стандарту добра и красоты.

Итак, эволюция проходит три этапа: Красоту, Честь, Величие.

Русский человек подсознательно следует этой логике, и это самая привлекательная черта русской цивилизации. Однако трудности, которые встречаются на этом пути, человек зачастую преодолеть не в состоянии. Среди русских встречается много сломленных людей: они не желают жить нормальной «буржуазной» жизнью, но не могут и добиться величия. Вот почему в русской жизни, в русской цивилизации есть место не только подвигу, но и страданию и самоуничтожению. Западная же цивилизация сознательно сужает амплитуду того, чего человеку «следует» достичь, хотя (и это очень важно) при этом и не ставит никаких специальных ограничений.

На Западе было и есть много великих людей, но не потому, что общество призывает их быть великими, а потому, что общество не мешает им быть теми, кем они хотят быть. И уж, конечно, никто открыто не стремится обрезать им крылья, что является отличительной чертой русской цивилизации. Русская цивилизация думает о величии больше западной, и потому быстрее идентифицирует и уничтожает человеческий потенциал. Западная цивилизация многих выскочек прозевала, а некоторых и разрешила и даже испытывает благодарность к ним. Они любить умеют не только мертвых. Прогресс цивилизации зависит от того, насколько выскочка может проскочить без разрешения, а значит зависит и от моральных и независтливых соседей.

Когда человек стремится достичь величия, это может привести к двойственным результатам: «либо пан, либо пропал». Совсем иное дело, когда величия пытается достичь целая цивилизация. В России была создана самая большая империя, произошла самая кровавая революция. Но коллективное стремление к величию противоположно индивидуальному стремлению к величию по своим результатам. Стремление к красоте перерождается в примитивную крестьянскую «справедливость», в недостижимый и губительный идеал «равенства». Стремление к чести перерастает в коллективную попойку, когда вопрос «Ты меня уважаешь?» заканчивается мордобоем. А величие переходит в виртуальную реальность социалистического государства: в магазинах нет хлеба, но гражданин летит в космос.

Стремление к величию, достижение его сразу, как его достигает Бог, а не человек, является не только привлекательной, но похоже и уникальной чертой российской цивилизации. На Западе желание достичь красоты перешло в русло буржуазного уюта, честь опустилась до требования быть законопослушным гражданином, а вопрос о величии просто снят с повестки дня. Теперь на Западе государство не ожидает, чтобы гражданин защитил женщину, на которую напали бандиты. Его законопослушность ограничивается звонком в полицию. А между тем честь — это все-таки нечто большее, чем примитивная буржуазная самодостаточность, а настоящего величия невозможно просто достичь упорной работой. Чтобы достичь величия, нужно перепрыгнуть через себя.

Однако история России показала, что на сумасшедшем стремлении к абсолюту невозможно построить человеческую цивилизацию. Лучше вообще не отдавать детей в музыкальную школу, чем учить их на Моцарта. Необходимо приобрести нормальный масштаб, прекратить увиливать от конкретных дел, прикрываясь «громадьем» задач. Россия должна стать буржуазной европейской страной, и, с этой точки зрения, распад СССР был счастьем для России. Если какая-то задача слишком велика, ее надо уменьшить до выполнимых размеров, а затем выполнить. Россия должна перестать быть страной невыполнимых планов и превратиться в страну одной, десяти, а потом и ста небольших, но решаемых и решенных задач.

Русская экономика и русский национальный характер могут быть описаны в нескольких словах: желания всегда непомерно большие, экономика базируется на зависти, закон и персональные отношения интерпретируются в любую сторону, неформальны и мягки.

Еще одно важное ключевое слово для описания русской культуры — технология. Что это такое? Технология — это строго формализованная последовательность действий, направленных на достижение какой-то цели.

Технология бывает и социальная. Например, существует юридический принцип презумпции невиновности. Теперь рассмотрим следующую цитату из ведущей столичной газеты: «Сегодня была изнасилована несовершеннолетняя К. В связи с этим преступлением был задержан некто З. Подонку 20 лет». Так вот, до суда, З. — не «подонок», а всего лишь «задержанный» или «подозреваемый». Интересно, какой процент моих читателей сейчас подумал: «Да как он смеет защищать тех, кто несовершеннолетних насилует?» Ну что ж, тогда еще раз: я защищаю технологию судопроизводства, а подозреваемых защищаю от суда Линча.