Кейтлин Моран - Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

Кейтлин Моран

Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

Переводчик Ольга Ганич

Редактор Юлия Быстрова

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры М. Миловидова, Е. Аксёнова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки О. Сидоренко

© Caitlin Moran, 2011

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)

В 1990 году 15-летняя Кейтлин Моран была совершенно одинокой, и у нее было вдоволь времени, чтобы написать свой первый роман «Хроники Нармо» (The Chronicles of Narmo). В 16 лет она начала сотрудничать с музыкальным еженедельником Melody Maker, в 18 недолго вела поп-шоу «Обнаженный город» (Naked City) на Четвертом канале. После такого бурного начала Моран 18 лет безвылазно трудилась в газете The Timesв качестве телевизионного критика и автора сатирической колонки о знаменитостях, за которую в 2010 году получила награду британской прессы «Журналист года».

Старшая из восьми детей в семье, Кейтлин росла в Вулверхэмптоне, получила домашнее образование и прочла в детстве гору книг о феминизме – в основном для того, чтобы доказать своему брату Эдди, что она лучше, чем он.

Кейтлин на самом деле не ее настоящее имя. При рождении ее назвали Катарина. Но, когда ей исполнилось 13 лет, она встретила имя Кэтлин в романе Джилли Купер и подумала, что в этом что-то есть. Вот почему ее имя произносится таким неправильным образом: Кэтлин.

Пролог

Мой худший день рождения

Вулверхэмптон, 5 апреля 1988 года.

Сегодня мой день рождения, мне исполнилось 13 лет. И я бегу. Я удираю от шпаны.

– Ух ты!

– Ты, бомжара!

– Ну ни фига себе!

Я мечусь по детской площадке возле нашего дома. Это типичная английская игровая площадка конца 1980-х. Ничего похожего на безопасные формы, эргономичный дизайн или хотя бы деревянные скамейки. Кругом сплошной бетон, мятые жестянки из-под пива и заросли чертополоха.

Я бегу. Я задыхаюсь, меня тошнит. Я видела такое раньше в документальных фильмах о природе. Мне понятно, что происходит. Ясно, что мне отведена роль «слабой антилопы, отбившейся от стада». Хулиганы – это «львы».

Я знаю, что для антилопы такие истории почти всегда заканчиваются печально. Вскоре меня ожидает новая роль – я стану «обедом».

– Эй ты, чучело!

На мне резиновые сапоги, дешевые очки, которые делают меня похожей на ботаника-задрота, и армейское пальто моего отца в стиле актеров-неудачников из фильма «Уитнэйл и я». Надо признать, выгляжу я не слишком женственно. Диана, принцесса Уэльская, женственна. Кайли Миноуг женственна. Я… ни разу не женственна. Так что неудивительно, что хулиганы немного перепутали. Они явно непохожи на тех, кто знаком: а) с иконами контркультуры и б) с вдохновляющими образами радикальных транссексуалов.

Думаю, что они наверняка запутались бы, пытаясь определить, кто из Энни Леннокс и Боя Джорджа мужчина, а кто – женщина. Не будь они так увлечены погоней, я бы, может, кое-что им объяснила – для их же пользы. Может быть, я рассказала бы им, что читала «Колодец одиночества» – роман известной любительницы брюк, лесбиянки Рэдклифф Холл, и что они должны смириться с тем, что каждый волен одеваться как хочет. Может быть, я бы и Крисси Хайнд [1]упомянула. Она носит одежду мужского покроя. Мои планы вновь прервал вопль:

– Эй ты, бомжара!

Хулиганы на мгновение останавливаются и, по-видимому, совещаются. Я прислоняюсь к дереву и пытаюсь отдышаться. Я измотана до предела. Я вешу 80 кг и явно не создана для гонки преследования. Я отнюдь не спринтер. Переводя дыхание, я размышляю над сложившейся ситуацией.

Вот было бы здорово, если бы у меня была собака. Хорошо обученная немецкая овчарка, которая набросилась бы на этих мальчишек со всей жестокостью. Пес, который тонко чует страх хозяина и понимает его причину.

И я вижу в 200 метрах свою немецкую овчарку по кличке Рыжик. Она с наслаждением катается на спине по кучке лисьих какашек и сучит лапами от счастья. Она выглядит абсолютно счастливой. Сегодня ей действительно повезло. Прогулка получилась гораздо длиннее, чем обычно, и можно побегать вволю.

Хотя мне сегодня явно повезло меньше, я тем не менее удивляюсь, когда после минутной паузы хулиганы начинают бросать в меня камнями. «Это уж слишком», – думаю я и снова пускаюсь наутек.

«Вам не было смысла так стараться, унижая меня! – негодую я. – Я уже и так достаточно унижена! Вы достали меня с этим “бомжарой”».

На самом деле в меня попало лишь несколько камней – не так уж и больно: это пальто прошло через войну, а то и через две. Подумаешь, камушки. Ему и гранаты были нипочем.

Я по привычке начинаю размышлять. Ведь все это время, потраченное на меня, эти мальчишки могли бы заниматься другими, более стоящими делами – нюхать клей и щупать девчонок, которые на самом деле выглядят как девчонки.

Как будто прочитав мои мысли, через минуту хулиганы начали терять ко мне интерес. Похоже, что я уже несвежая антилопа. Я все еще бегу, но они просто стоят на месте, лениво бросая камни в мою сторону, пока я не оказываюсь вне зоны досягаемости. Но они все еще кричат.

– Ты, конь в пальто! – кричит их предводитель, словно подытоживая неудавшееся преследование. – Ты… дерьмо!

Войдя во двор, я разрыдалась. Если честно, то у нас дома слишком многолюдно, чтобы плакать. Раньше я пыталась. Не успеешь, проливая слезы, объяснить одному человеку, в чем дело, как на середине приходит кто-то еще и хочет услышать историю сначала, а ты уже рассказала самое худшее по крайней мере шесть раз и довела себя до такой истерики, что икота не проходит до конца дня.

Если вы живете в небольшом доме с пятью младшими братьями и сестрами, то на самом деле гораздо разумнее выплакаться в одиночестве.

Я смотрю на собаку.

«Если бы ты была хорошей и верной собакой, ты бы слизывала слезы с моего лица», – думаю я.

Вместо этого Рыжик шумно вылизывает свою промежность.

Рыжик – наша новая собака, и это очень глупая собака. Скажу больше – это еще и очень хитрая собака. Мой отец «выиграл» ее в одном из таинственных пари, которые периодически заключает в пивном баре, пока мы сидим в машине два часа, а он иногда приносит нам чипсы или бутылку колы. Потом он появляется в замешательстве, таща что-нибудь нелепое вроде мешка с гравием или статуи лисы без головы.

Однажды нелепая добыча, с которой он вышел, оказалась годовалой немецкой овчаркой по кличке Рыжик.

– Служила в полиции, – гордо объявил отец, поместив ее с нами на заднем сиденье машины, где она тут же обгадила все вокруг. Дальнейшее расследование показало, что хотя она и была полицейской собакой, но всего одну неделю, пока инструкторы не обнаружили, что она страдает неврозом и боится:

1) громких звуков;

2) темноты;

3) всех людей;

4) всех других собак;

5) ко всему прочему страдает энурезом.

Тем не менее это моя собака и в некотором смысле мой единственный друг.

– Все путем, старушка! – сказала я, утирая нос рукавом и решив снова стать веселой. – Мы запомним сегодняшний день!

Утерев слезы, я вхожу в дом через заднюю дверь. Мама возится на кухне, заканчивая приготовления к «празднику».

– Ступай в гостиную! – говорит она. – Жди там! И не смотри на торт! Это сюрприз!

Гостиная битком набита моими братьями и сестрами. Они везде! В 1988 году нас было шестеро, к концу десятилетия уже стало восемь. Моя мать, словно конвейер, производит маленького, крикливого ребенка каждые два года, регулярно, как часы.

Кэз – на два года младше меня, рыжая нигилистка – лежит на диване. Она не сдвигается ни на дюйм, когда я вхожу. Мне некуда сесть.

– Гм! – говорю я, показывая значок на лацкане пиджака. На нем написано: «Это мой день рождения!!!»

Я и думать забыла о слезах. Жизнь продолжается.

– Это все равно закончится через шесть часов, – безразлично говорит она, не двигаясь с места. – Почему бы нам не покончить с этим фарсом прямо сейчас?