Александр Порецкий - Наши домашние дела

НАШИ ДОМАШНIЯ ДѢЛА

СОВРЕМЕННЫЯ ЗАМѢТКИ

"Время", № 7, 1861

Недавнее прошедшее и проводы Пирогова изъ Кiева

Было время, о которомъ по преимуществу и съ особеннымъ чувствомъ можно сказать вмѣстѣ съ Грибѣдовымъ:

"Свежо преданiе, да вѣрится съ трудомъ"

это то время, когда мы знали, что въ иныхъ земляхъ существуетъ понятiе, выражаемое словами: "l'opinion publique", и что это выраженiе, если бы понадобилось, можно очень вѣрно и точно перевесть на русскiй языкъ словами: "общественное мнѣнiе". Такъ его и переводили, когда заходила рѣчъ и чужеземныхъ понятiяхъ; тамъ же, гдѣ рѣчь шла о насъ и о нашихъ понятiяхъ, такого перевода дѣлать не приходилось… Удивительное было время! Вѣдь общественное мнѣнiе есть мнѣнiе большинства о какомъ-нибудь общемъ дѣлѣ или общественномъ дѣятелѣ; большинство было, и каждый членъ его думалъ же что-нибудь о томъ, что онъ зналъ; а общественнаго мнѣнiя все-таки не обрѣталось. Думалъ каждый про себя и не зналъ, также ли думаетъ его землякъ: Кострома не знала, какъ думаетъ Пенза, Пенза не знала, какъ думаетъ Кострома, а Петербургъ не зналъ мнѣнiй Костромы, Пензы и всѣхъ иныхъ. Тихо, какъ-будто неслышимо и невидимо, текли общественныя дѣла; въ глубокомъ безмолвiи взирало большинство на строй общественныхъ дѣятелей, различая ихъ болѣе или менѣе твердо по именамъ, и несомнѣнно твердо по титуламъ; взирая на этотъ строй, оно видѣло болѣе или менѣе блестящiя одежды, болѣе или менѣе ясные аттрибуты титуловъ; но за одеждами не могло разглядѣть лицъ, за титулами — человѣческихъ характеровъ. Смотря по тому, въ виду какой части большинства дѣйствовалъ и на какую долю его влiялъ извѣстный общественный дѣятель, эта доля составляла отдѣльную группу съ своими затаенными мнѣнiями, симпатiями и антипатiями, не зная, не думая и не заботясь о мнѣнiяхъ, симпатiяхъ и антипатiяхъ другихъ подобныхъ группъ. Смутно, неясно и несвязно, какъ ночныя грезы, носились подъ часъ эти мнѣнiя, симпатiи и антипатiи изъ одной группы въ другую и принимались безучастно, какъ во снѣ. И эта ночь, полная грезъ и призраковъ, лежала надъ всею объятою тревожнымъ сномъ массою большинства; оно почивало, крѣпко сомкнувъ вѣжды, и только порою вздрагивало и лепетало подъ влiянiемъ сновъ и призраковъ, блестяшихъ, но безличныхъ, знакомыхъ и въ тоже время незнакомыхъ ему…

Не знакома ли вамъ, читатель, эта молчаливая картина общественнаго положенiя? Вы, можетъ быть, уж не видите ея вкругъ себя; но, какъ бы молоды вы ни были, она должна быть знакома вамъ по воспоминанiю, по преданiю…

"Свежо преданiе, а вѣрится съ трудомъ"!..

Преданiе говоритъ, что въ то время мудрено было выдвинуться изъ ряда общественному дѣятелю, что ни у одного изъ нихъ и не было особенной охоты выдвигаться въ глазахъ массы; что тогда надъ всѣми проходилъ общiй уровень, и подъ нимъ двигались разныя фигуры, дѣйствуя по заведенному порядку, по данной инструкцiи, не внося въ дѣло собственныхъ умственныхъ и сердечныхъ особенностей; а если иные вносили, то потихоньку и съ цѣлями тоже особенными, личными и домашними, и это вношенiе было такого рода, что ужь лучше бы его и не было; были конечно немногiя исключенiя, были люди, не подходившiе подъ уровень, не умѣвшiе двигаться по заведенному порядку; но они зато и совсѣмъ не двигались: они уходили отъ общественной дѣятельности и повидимому забывались, а потомъ тихо сходили и теперьъ еще по временамъ сходятъ въ могилу, напутствуемые короткими и сухими некрологами…Мы не помѣщаемъ такихъ некрологовъ, хотя удерживаемъ за собою личное право уважать память исключительныхъ, выходившихъ изъ ряда личностей. Исторiя выберетъ изъ нихъ достойнѣйшихъ и въ свое время поставитъ на принадлежащiя имъ мѣста… Преданiе говоритъ, что въ то время не было общественнаго мнѣнiя, потомучто оно составляется изъ дружнаго слiянiя миллiоновъ отдѣльныхъ личныхъ мнѣнiй, а такого слiянiя тогда образоваться не могло: для этого нуженъ гласный обмѣнъ мыслей и чувствъ, нужно громкое ихъ выраженiе, которое было не принято; публичные органы, существовавшiе въ опредѣленномъ числѣ, оставались въ этомъ отношенiи праздными; а новымъ, съ свѣжими силами органамъ, по словамъ преданiя, возникать было неудобно и затруднительно… Вотъ недавно, очень недавно, уже въ наше, настоящее время, когда вдругъ появились десятки объявленiй все о новыхъ общественныхъ органахъ, намъ даже стало смѣшно: "чтó это? заговорили мы, откуда ихъ столько, какъ грибовъ послѣ дождя? ужь не слишкомъ ли много? кто же читать-то ихъ будетъ?"… Такъ странно показалось намъ съ непривычки такое явленiе! Поговорили, посмѣялись, головами покачали… А теперь уже и не смѣемся; а если иногда и засмѣемся, то никакъ не надъ появленiемъ новыхъ органовъ, а только надъ ихъ исчезновенiемъ: засмѣемся, когда вдругъ упорхнетъ изъ рукъ какая-нибудь «Ласточка», пропадетъ безъ вѣсти "Дамскiй Вѣстникъ" или «Современность» окажется анахронизмомъ. Впрочемъ иныя исчезновенiя возбуждаютъ не смѣхъ, а скорѣй горькую улыбку. Но когда рождаются новые органы — намъ не странно; мы встрѣчаемъ ихъ не съ удивленiемъ, а съ привѣтливой улыбкой, какъ дорогихъ и прiятныхъ гостей; мы уже не спрашваемъ, кто ихъ будетъ читать, и не имѣемъ причины дѣлать этотъ скептическiй вопросъ въ виду такихъ фактовъ, какой представляетъ напр. городъ Шуя, гдѣ, по увѣренiю мѣстного корреспондента, въ 1859 году получалось разныхъ газетъ и журналовъ 246 экземпляровъ, въ 1860 году 293 экземпляра, а въ нынешнемъ 1861-мъ дошло это число до 350… Мы рады новымъ органамъ, кто бы они ни были — столичные ли уроженцы или иногородные; намъ стали нужны иногородные "вѣстники", намъ стали нужны вѣсти отвсюду. Намъ не странно было услышать изъ Симбирска о "Волжскомъ Вѣстникѣ", не странно и теперь узнать, что въ Кронштадтѣ будетъ съ iюля нынѣшнаго года издаваться "Кронштадскiй Вѣстникъ", а въ Астрахани съ 1-го января 1862 года «Волга»; что первый предполагаетъ быть "органомъ всѣхъ мѣстныхъ явленiй и событiй общественной жизни, а также будетъ посвященъ морскому дѣлу и всему, что имѣетъ къ нему близкое отношенiе"; вторая — "посвящается исключительно промышленнымъ интересамъ прикаспiйскаго края, собиранiю статистическихъ данныхъ по торговой и промышленной дѣятельности Поволжья и волжско-каспiйскаго пароходства".

Все это теперь кажется намъ естественно, нужно, необходимо; но въ то время, о которомъ мы сохранили свѣжее преданiе, новые мѣстные общественные органы казались, говорятъ, почти невѣроятными.

Не подумайте однако, читатель, что мы начали рѣчь о нашемъ свѣжемъ преданiи по поводу объявленiй о новыхъ журналахъ. Нѣтъ! они намъ попались уже къ слову, случайно и неожиданно; заговорили же мы подъ влiянiемъ другого, болѣе разительнаго и сильнѣе дѣйствующаго на душу явленiя: именно подъ впечатлѣнiемъ, произведеннымъ на насъ разсказами о томъ, какъ Кiевъ и кiевскiй учебный округъ прощались съ бывшимъ попечителемъ этого округа Н.И.Пироговымъ. Это прощанiе, эти проводы, описаны въ особой, изданной въ Кiевѣ брошюрѣ, извлеченiя изъ нея помѣщены въ нѣсколькихъ журналахъ и газетахъ, такъ что вся читающая Россiя уже знаетъ теперь или узнаетъ на дняхъ, что Кiевъ и кiевскiй учебный округъ смотрѣли на удаленiе отъ нихъ Пирогова какъ на общее лишенiе, на общую утрату; что имъ въ этомъ глубоко сочувствовали Петербургъ, Москва, Казань, Харьковъ, Одесса и другiе города; что эти сожалѣнiя объ утратѣ и сочувствiя высказались чистосердечно и громко — одни въ произнесенныхъ въ Кiевѣ рѣчахъ, другiя въ переданныхъ туда изъ разныхъ мѣстъ телеграммахъ, и что стало быть здѣсь послѣдовало слiянiе мыслей и чувствъ огромнаго большинства объ одномъ общественномъ дѣятелѣ; узнала это читающая Россiя, и общественное мнѣнiе о человѣкѣ опредѣлилось; теперь его всѣ знаютъ, теперь онъ всѣмъ знакомъ… Отчего же это случилось? Отчего успѣли его такъ узнать? Оттого, что онъ внесъ въ общее дѣло свою человѣческую личность, свое неизмѣнное, честное убѣжденiе, и его узнали какъ человѣка…

Но что же такое сдѣлалъ Н.И.Пироговъ! Чѣмъ онъ возбуждалъ къ себѣ это общее влеченiе? За что его благодарятъ и любятъ? Все это откровенно и непритворно высказано ему самому на прощаньи. 4-го апрѣля кiевское ученое сословiе давало прощальный обѣдъ Пирогову, а на обѣдѣ говорили свои прощальные слова — профессоръ университета, учителя гимназiй, представитель студентовъ, представитель евреевъ, и наконецъ профессоръ Шульгинъ сдѣлалъ "наглядный сводъ того, о чемъ говорили его предшественники"; онъ перечислилъ дѣла Пирогова, и -

"Вотъ дѣла эти:

"1) Конкурсовый порядокъ замѣщенiя каѳедръ въ университетѣ и въ среднихъ учебныхъ заведенiяхъ округа; 2) первый осуществленный планъ педагогической семинарiи, который легъ въ основу нынѣшнихъ педагогическихъ курсовъ; 3) спецiализацiя отдѣловъ историко-филологическаго факультета — на историческiй, классической филологiи и славяно-русской филологiи; 4) правила о судѣ надъ студентами; 5) устройство студентской библiотеки и лекторiи, и снабженiе первой пожертвованiемъ собственныхъ его книгъ; 6) возвышенiе значенiя педагогическихъ совѣтовъ; 7) преобразованiе окружнаго циркуляра въ замѣчательное педагогическое изданiе; 8) правила о проступкахъ и наказанiяхъ учениковъ; 9) совершенное преобразованiе гимназическихъ испытанiй; 10) литературныя бесѣды учениковъ; 11) воскресныя школы; 12) возвышенiе еврейскихъ учебныхъ заведенiй.