Петр Краснов - Служба в мирное и военное время

Равнение по передним, а не по задним

Суворов нам заповедовал: «Помилуй Бог!.. Мы Русские!.. Восстановим по-прежнему веру в Бога Милостивого, очистим беззаконие!.. Равнение по передним! Во языцех оружию Российскому вековечная слава!..»

Полтораста лет тому назад сказаны эти слова, а как свежи!.. Именно мы — Русские… и здесь — за границей, и там — в России, все, в ком бьется Русское сердце, — мы должны восстановить веру православную, вымести ленинское безбожие, очистить беззаконие, а не плестись в хвосте краскомов, и заставить их идти за собой и учиться пониманию России.

Что же?.. В России только «советские человеки?» Неправда!.. В России остались Русские люди. Одни притаились в подполье, другие непрестанно борются не за «завоевания революции», но за Россию. Когда они одержат победу, краскомам придется или уйти, или перевоспитать себя, докончить свое образование и стать настоящими Русскими офицерами…

Россия, ведущая свое основание от февраля 1917 г., - не Россия, а Русская армия, базирующаяся на опыте гражданской войны, — никуда не годная армия…

Строить Россию придется на старом фундаменте. Киев, Новгород, Москва, Санкт-Петербург — вот краеугольные камни этого фундамента, и на иных ничего путного не построишь. Русскую армию придется строить на принципах военной науки…

Стратегия же нас учит: надо поставить себе цель, сказать себе — чего я хочу, потом задать вопрос — чем может помешать мне в этом противник и идти к намеченной цели, опрокидывая все мешающее, — тогда и только тогда будет победа. Восстановление России — это, прежде всего, борьба и в ней надо поставить себе вопрос: чего я хочу — Россию или «мировую революцию»? И, идя к этой России, мы должны, не стесняясь, ломить всех тех, кто может в этом нам помешать, но никогда не прислушиваться к тому, что нам навязывают краскомы, которые, по отзывам своих же товарищей, «ни черта не знают».

Организация не терпит импровизации

Если мы возьмем двести молодых людей призывного возраста и поставим их в две шеренги; если даже эти молодые люди будут уметь ходить в ногу, вздваивать ряды и немного знать строй; если мы вооружим этих людей винтовками и пулеметами — и, допустим, они умеют стрелять, — все-таки это не будет — рота.

Но если этим двумстам человекам, хотя бы и ничего не умеющим, мы дадим ротного командира, рассчитаем их на взводы, отделения и звенья и поставим к ним опытных и знающих фельдфебеля, взводных, отделенных, ефрейторов, каптенармуса, артельщика, кашевара, сапожника, портного, обозного и т. д. — это уже будет — рота, не обученная, но способная к обучению.

Я умышленно промолчал о младших офицерах. Как ни нужны младшие офицеры для обучения роты — они не составляют необходимой принадлежности роты, и рота без младших офицеров все-таки будет — рота. Очень часто младших офицеров не было в роте, они были в наряде, в командировках, их часто переводили из одной роты в другую — роты от этого не переставали быть ротами. Младшие офицеры были учителями более, чем воспитателями роты, они не вошли в кадр, т. е. в обрамление роты, в то, без чего рота не будет ротой.

Так велико и значительно в армии положение унтер-офицерского состава.

В Российской Имперской армии, с конца прошлого века и до первых лет нынешнего, в отношении укомплектования частей унтер-офицерами были некоторые колебания. Одни стояли за то, что готовить унтер-офицеров должна сама часть в полковых учебных командах, другие за то, что унтер-офицеры должны обучаться в особых унтер-офицерских батальонах и оттуда посылаться в полки. Для этой цели был создан Рижский унтер-офицерский батальон, а на Дону одно время существовал Учебный полк. Однако части эти при введении более короткого срока службы не оправдывали себя. Унтер-офицеры выходили из них изумительные — строевики, гимнасты, какие-то волшебные стрелки, фехтовальщики, превосходные учителя, строевые «трынчики», но, попадая в полки, они оказывались в них чужими, а когда они свыкались с ротой и рота привыкала к ним — приходило время увольнения их в запас. Вследствие этого полки не особенно охотно посылали своих людей в Рижский батальон и относились к выпущенным из него унтер-офицерам как к чужим.

К началу нынешнего века унтер-офицерский батальон был упразднен, и в полках окончательно установились полковые учебные команды. И, надо отдать справедливость, в большинстве полков команды эти были превосходны. Лучшие офицеры, лучшие люди, затронутое самолюбие делали то, что по строю, стрельбе, по знанию уставов, в кавалерии по езде, по поведению — команды эти действительно были образцовыми для всего полка. Укомплектованные такими унтер-офицерами роты были настоящими ротами и командовать ими было просто.

Должности артельщика, его помощника и кашевара были выборными, и должности эти настолько считались важными, что, например, в 1-м Военном Павловском училище (как, вероятно, и во всех других училищах) при наличии заведующего хозяйством и эконома каждая рота выбирала своего артельщика, и юнкер-артельщик на полгода освобождался от строевых занятий и мог манкировать лекциями.

Все хозяйство роты лежало на фельдфебеле и каптенармусе, но в помощь им в хозяйственной роте — а таковыми были в предвоенное время все роты Российской Императорской армии — являлись еще незаметные люди, невзрачного вида, большею частью из жидков — ротные сапожник, портной, шорник…

Спит рота крепким сном, сидит за столом с лампой дежурный, дневальные бродят, как сонные мухи, а где-нибудь в углу, за маленькой лампочкой-коптилкой приютился Мойша Канторович и негромко постукивает по колодке, набивая подметки или тачая переда… Произвели Ивана Макаровича во взводные, и уже летит его мундир и шинель куда-то в угол, где сидит такое же неслышное и невидное существо, окруженное рваными шароварами, рубахами, кусками сукна, подкладочного холста, галунами и нашивочной тесьмой…

— Ицка, нашивай нашивки!..

На смотрах этих людей старательно прятали, дабы гнусным и грубым своим видом не портили бравого и молодецкого вида роты.

Нестроевщина?.. Нет — золотые для роты люди … На маневрах, на походе, на войне очень даже нужные люди. Без них — босая, оборванная рота.

Такова организация роты — штатная и нештатная — роты заботливого, дальновидного начальника, ротного командира и опытного фельдфебеля. Ни босых, ни хромых, ни оборванных в такой роте не бывало. Плетется сзади такой роты артельная подвода, везет все, что надо, а бойкий артельщик со дна морского достанет, расстарается, чем накормить солдат. Там, в повозке, у него по мешочкам — и соль, и перец, и лавровый лист, и тмин, и лук, и чего чего только нет. Все его заботы, все его думы о роте, как накормить; у него постоянные разговоры и совещания с кашеваром… Порции, вес, крупы, длинные ведомости и хитроумные раскладки. Вот что такое — рота и из каких элементов она состоит.

Началась война, а потом пришла революция, а с нею и гражданская война. Повеяло новым ветром… Дурным ветром, во всяком случае — легкомысленным. «Равноправие»… «Все должны быть в строю»… «Что за привилегии такие?»… «Мы в атаку идем, мы жизнью рискуем, а он сапоги тачает»… «Вся эта нестроевщина — вздор!»… «Поменьше тыловой сволочи!»… «Вы мне жидов в обозе не хороните»… «Какие такие артельщики? Винтовку в руки и пошел в бой, негодяй! Каждый штык на счету…»

Вот такие окрики пошли сверху, а снизу молодые ротные командиры, вся заслуга которых была только их храбрость («помилуйте, — это же все!») и рады стараться. Погнали всех в бой: и Ицек и Мойшей, и портных и сапожников, и кашеваров и артельщиков, и писарей и каптенармусов. Штыки попали на фронт плохие, а глядишь, некормленая рота пошла кормиться по обывателю, искать сапоги у жителей, попросту — грабить… Унтер-офицеров не берегли, а, когда пришли пополнения — поставили двести молодцев в две шеренги и погнали в бой…

Пошло двести молодцев, но роты не пошло. Не было и победы.

Организация не терпит импровизации, и все те люди, с которыми с таким легким сердцем, во имя принципа, расстались, такие с узко боевой точки зрения — ненужные — сапожники какие-то, артельщики, кашевары… оказались незаменимыми…

Перекличка

Девять часов вечера… На полковом дворе, у караула, горнист или барабанщик бьет зарю. В ротах тишина. Идет перекличка, чтение приказа, молитва; в частях покрепче — и гимн. День кончен.

— Разойдись по койкам…

Люди свободны.

Революционное Временное Правительство, разрушая армию, прежде всего все это отменило. Ненужное беспокойство солдатам. Молитва — насилие над свободой совести.

Отменить оказалось легко, ибо война к этой отмене подготовила. На войне постепенно перестали делать ежедневную перекличку. Сегодня люди устали на походе, разбрелись по избам — не собирать же их — «мучить солдатиков»? Может и без переклички… Ну, и молитвы не нужно. Каждый сам помолится… Устали… Завтра — бой помешал… Послезавтра собрали, стали перекликать: