Елена Гапова - Классы наций. Феминистская критика нациостроительства Страница 10

Опредмечивание и сексуализация женского тела, которое конструируется не просто как сексуальное, а генитальное, по словам философа Т. Клименковой, сочетается в постсоветском обществе с другой тенденцией – «одомашниванием» женщин, помещением их внутрь частной сферы под предлогом защиты и заботы. Одновременно с этим происходит передача функций ухода и заботы, ранее бывших общественной прерогативой, в «женские руки», когда значительная часть общественно необходимого труда переводится в частное пространство. Подобно тому, как золотая интернет-молодежь обретает «право власти» за счет объективации женского тела, так и государство, распределяя «материнский капитал», институционализирует патриархат, так как право содержать предполагает и право контролировать.

Остается ответить всего на один вопрос: почему женщины делают это? Если целью описанных символических манипуляций является распределение ее участников по разным ступеням социальной лестницы, почему многие женщины на это идут, причем с явным энтузиазмом? В чем состоит в этих играх женская «прибыль»? Почему они шлют пользователю tema и его читателям свои фото? Или фотографируются для календаря? Или иначе: по каким невидимым капиллярам протекает в наши тела власть – так, что мы сами, по своей воле, подчиняемся ей?

Вперед и с песней: телесные практики и индивидуализация

Как утверждал Мишель Фуко, чтобы подчиняться, надо что-то делать, то есть осуществлять подчинение. Ведомый на расстрел идет туда своими ногами… Власть не может быть реализована, если тот, на кого она направлена, не осуществляет продвижения этой власти, подчиняясь ей и исполняя ее. Кроме того, сегодня классические формы властного доминирования, осуществляемого при помощи прямого насилия, не так распространены, как раньше. Современное доминирование – экономическое, политическое или культурное – осуществляется более мягким способом. Оно часто транслируется при помощи консюмеризма, популярной эстетики и массовой культуры и представляется в виде сексуальной свободы.

«Взгляд», о котором шла речь выше, побуждает рассматриваемых к определенным повседневным практикам: разглядываемая женщина, приученная воспринимать мужское одобрение как положительную оценку, старается выглядеть хорошо и делает инвестиции, иногда значительные, в тело (ухаживает за ним, соблюдает диету и прочее), которое становится ее капиталом. Сексуальное тело обретает социальную «силу», но это происходит вследствие того, что в него были вложены усилия по дисциплинированию и подчинению предписаниям системы. В конце концов, женщина не может даже представить своего телесного удовольствия вне мужской экономики (создания удовольствия для мужчины); жизнь тела становится подчинена ограничениям, табу, императивам, запретам или, наоборот, побуждениям, пришедшим извне. Собственно женская «прибыль» в эротическом календаре (подобных за последнее время появилось много – с банковскими сотрудницами, белорусскими писательницами и т. д.) состоит в получении «видимости». Эти женщины могут стать видимыми, только раздевшись: одетыми их никто не увидит. При осуществлении этих практик, необходимость в которых интериоризируется, становится «своей», не нуждается в оправдании, создается индивидуальная субъективность и формируется идентичность. Приватный опыт внутренней жизни, самосознание оказываются опосредованными социальной структурой и соотнесенными с ней. Календарь дает возможность увидеть, как именно эстетика порнографии (объективации) участвует в превращении тел – потому что «индивидуальностей» как таковых уже нет – в пространство для осуществления власти.

Одновременно с календарем в Интернете появилось видео с участницами съемки[78]. Несмотря на то что в этом ролике модели одеты и сняты в повседневной обстановке – идут по улице, спускаются по лестнице Московского университета, разговаривают, одна из них садится в такси, красит губы, ест, – это абсолютно порнографическое кино. Его визуальная эстетика – то, как камера «огибает» девушку, рассматривая ее, как тщательно отслеживается то, как модель ест, берет вилку, как камера подставляет зрителю лицо, кожу, изгибы тела, не оставляя за кадром никакого личного пространства, возможности спрятаться, оставить что-либо непоказанным или закрытым, – следует однозначному императиву: тело «создается» в максимальной готовности «отдаться» и быть принятым к употреблению. Ролик длится чуть больше минуты и сопровождается сладкоголосым текстом «от себя»:

«Мне безумно приятно, что я могу сделать нашему премьеру Владимиру Владимировичу Путину такой подарок… Я согласилась сниматься в белье для календаря, потому что это крайняя степень моего доверия. Путин привлекает меня не только как политик, но и как мужчина. Он сильный, надежный и принципиальный, не пьет и не курит, занимается спортом… Я вижу положительные изменения, которые произошли за последние десять лет. Войны на Кавказе больше нет, в целом вырос уровень жизни…»[79]

Мишель Фуко высказал в свое время идею, что (сексуальное) удовольствие не находится в оппозиции к контролирующей и репрессивной власти, но, наоборот, производится в рамках властных конфигураций, которые используют его в практических целях. В этом клипе, с одной стороны, происходит трансляция политического идеала при помощи некоторой эстетической формы, с другой – осуществляется полная коммодификация личности и эмоций. Ключевой в представленной исповеди является фраза: «Я согласилась сниматься в белье для календаря, потому что это крайняя степень моего доверия». Под доверием мы обычно понимаем готовность доверяющего подчиниться действиям того, кому доверяют. В знаменитом «Докладе» американского сенатора Кеннета Старра, который содержит фактическое изложение нашумевшего скандала с Моникой Левински (и признан в Америке «порнографическим»), присутствует эпизод, где также упоминается «доверие». В процессе расследования М. Левински призналась, что в какой-то интимный момент Клинтон остановился и сказал: «Но я не могу, я не знаю тебя достаточно, я не доверяю тебе»[80]. Календарная модель полностью «отдается доверию», подчиняется. Сексуальность превращается в идеологию, перестав быть личным делом и став тем полем, на котором осуществляется власть. При этом внешнее принуждение уступило место самопринуждению, произошел переход от очевидного властного контроля, или даже насилия, к самоконтролю, когда контролируемая сама – и ей это кажется проявлением собственного желания – стремится соответствовать властному требованию.

Очевидно, значимым событием для легитимации всего календарного «проекта» явилось происшедшее летом 2010 года раскрытие деятельности «сети российских шпионов». Вскоре после того, как «шпионов» под общий недоверчивый смех вернули на родину, Анна Чапман, чьи откровенные снимки уже разошлись по Интернету, а шпионская деятельность заключалась в знакомствах со статусными мужчинами, снялась для эротического журнала. Приблизительно тогда же вся группа была награждена медалями, и, как писали газеты, посетивший разведчиков Владимир Путин спел с ними вместе песню «С чего начинается Родина». Через несколько месяцев был издан календарь, где группа молодых женщин публично раздевается, чтобы «предложить себя» руководителю правительства; устраивает весь перформанс молодежная организация, принадлежащая партии власти; девушки уверяют (и, судя по всему, уверены), что они сами этого хотят, потому что доверяют. Формально девушек никто ни к чему не принуждал. Они сами, искренне и очень лично, хотят «служить родине». Полный Фуко.

Между войнами: женский вопрос в национальных проектах в советской Белоруссии и Западной Беларуси[81]

Задача этого текста – рассмотреть идеологию «женского вопроса» в межвоенное двадцатилетие ХХ века (1921–1939) в условиях формирования национальных субъектов на двух сопредельных, но разделенных политической границей территориях – в Советской Белоруссии (республике СССР) и в Западной Беларуси (входившей в то время в состав Польши). Сущность проблемы состоит в следующем. Консолидация национальных общностей в Европе в XIX – начале XX века обычно рассматривается как политический и культурный процесс, происходивший в публичной, т. е. «мужской», сфере параллельно со становлением буржуазного порядка. Вместе с тем национальные проекты предполагают выполнение работы по биологическому (рождение детей) и культурному воспроизводству нации, что осуществляется в рамках семьи и частной сферы, т. е. традиционной зоны ответственности женщин. Исторически формирование (буржуазных) наций происходило при таком разделении публичного и частного, где особую роль играла «национальная мать»: в свое время Ж. – Ж. Руссо настаивал на пребывании женщины дома с тем, чтобы она могла полностью посвятить себя выполнению семейной и материнской ролей. У «поздних наций» Центральной Европы, боровшихся за свою автономию в составе империй, роль семьи также оказывается важной: находясь в частном пространстве дома, сознательная полька, чешка или финка поет колыбельные на родном, часто гонимом языке, готовит национальные блюда, вышивает на одежде орнамент, кодифицированный интеллектуалами как национальный, и читает детям книжки национальных поэтов. Когда же приходит время, она целует в лоб жениха, мужа или сына, благословляя их на «священную войну» (восстание) за народ.