Борис Евсеев - Из книги «Смак корней, или В поисках утраченной правды» Страница 10

Я никогда не любил Переделкино. Вихри несбывшихся надежд, потоки ложных репутаций и необоснованных претензий, невидимые, но плотно осязаемые, всегда крутились — так мне казалось — над этим местом. От Переделкина я отказался.

Тогда Саша прямо по телефону рассказал вкратце, что это будет за вещь, с чего она будет начинаться, что будет в конце.

Заканчивая разговор, Саша хмыкнул:

— Что-то слишком стройно выходит. Так не бывает…

Ни одна смерть не бывает случайной. И ни одной смерти поначалу до конца не веришь. Но если бывает вера в жизнь, то бывает, конечно, и вера в смерть.

Осенью всё того же 2007 года, мы сидели в маленьком чеченском кафе, рядом с Русским ПЕН-центром: Саша, директор Хьюстонского центра космонавтики Игорь Савельев, уже лет тридцать играющий с Сашей в футбол, и я.

Саша и Игорь рассказывали про смерть Петра Вегина и думали, как помочь его дочке, пропадающей в Америке. Потом Игорь пытался развеселить Сашу: вспоминал, как они лет пятнадцать назад обыграли в футбол журналистов-бразильцев, чем Саша долгое время гордился. Но Саша футбольную тему продолжать не хотел. Он снова и снова возвращался к судьбе Вегина, к его смерти, к тому, каково будет его родным.

Саша тогда сказал:

— Живешь — веришь в жизнь. Умрешь — поверишь в смерть. И нигде они — твои жизнь и смерть — кроме этого обманчивого и великого мгновенья веры, больше не встретятся…

Всё, что нужно сказать об Александре Ткаченко — ещё скажут.

Потому что всё ещё не кончилось: продолжает внутри самой себя жить и доформировываться его проза. Продолжает заметно улучшаться — общественное мнение о ней.

Всё объемлющий абсолют завершил круг.

Но мы-то свой круг постижения Сашиной жизни — только начинаем. И для нас, где-нибудь жизнь и смерть Саши, конечно, соединятся. Только вот где? В прозе? В стихах? В поминаниях родных, близких? А может и в самом деле, в чьём-то внезапно и резко полыхнувшем, мгновенье веры?