Газета Завтра - Газета Завтра 796 (60 2009) Страница 10

Это повествование людей и о людях, которые исповедовали жизненный принцип "Раньше думай о Родине, а потом о себе". Потому наша страна была могучей, уважаемой, ее граждане счастливыми, уверенными в завтрашнем дне, что во главе страны стояли люди, живущие по законам людей. "Министром можешь ты не быть, но гражданином быть обязан", — под таким лозунгом жил каждый из авторов этой книги.

Интересно, что судьбы героев книги характеризуют страну, министрами которой они были, которая давала шанс и возможность детям рабочих, крестьян из настоящей глухомани, часто первыми в своей семье овладевшими грамотой, встать во главе государства. Читая книгу, видишь, что карьеры ее героев делались не за счет кумовства и семейственности, а благодаря таланту, высокой образованности, работоспособности, искреннему служению родине, самоотверженности людей.

"Только великие цели рождают великие дела. Только великие дела делают людей великими", — трудно не согласиться с прозвучавшими на презентации книги утверждениями.

Юрий Антониевич Израэль, Председатель Государственного Комитета по гидрометеорологии и контролю природной среды — министр СССР 1978-1991 годов, вспоминает, как однажды ему в феврале позвонил Алексей Николаевич Косыгин, тогдашний Председатель Совета Министров СССР, и спросил прогноз на будущий урожай. Юрий Антониевич ответил, что разработанные методики позволяют давать такие прогнозы лишь в мае. Алексей Николаевич попросил: "Но у тебя есть данные, как перезимовали озимые, есть данные о влажности почв. Вот ты сам сядь, проанализируй, и дай мне такую справку".

На основании подготовленной справки Косыгин заключил договор с канадскими фермерами на закупку пшеницы. И когда летом случилась засуха, стали скакать цены на зерно, а СССР был обеспечен зерном в необходимых количествах.

Это один из эпизодов работы министров той поры.

Авторы подчеркивают, что в работе над книгой руководствовались только своим желанием отразить тот или иной период, осветить, что сами посчитают нужным. Никто не давал никаких установок, не диктовал и не требовал.

В книге много имен. Все авторы с благодарностью пишут о людях, работавших с ними рядом, отмечают, что без команды, взаимоподдержки и взаимовыручки у них бы ничего не получилось.

Эта книга о прошлом послужит будущему- уверены авторы. Конечно, она будет полезна не только при изучении истории страны, но и в подготовке руководящих кадров, уча и самоотдаче, и поискам нетривиальных решений, неординарных подходов к делу, ведь очень многое в работе министров той поры было впервые не только в нашей стране, но и в мире.

Чтение книги вызывает смешанные чувства. Это и гордость за советскую страну, граждане которой в буквальном смысле слова сворачивали горы, и горечь, что такую страну мы потеряли.

Прочитав книгу, проникаешься уверенностью ее авторов, что наша страна вновь станет великой. А это зависит и от каждого из нас.

Иван Миронов ЗАМУРОВАННЫЕ Продолжение. Начало — в NN 5-6

СЫВОРОТКА ПРАВДЫ

15 января 2007 года нашу хату заказали с вещами. Это был мой первый переезд, к которому, как ко всему новому и непонятному, я подошел нервно, так как за месяц я успел попривыкнуть к соседям, к камере.

Под визги сирены и строгие молчаливые взгляды вертухаев я за раз поднял свои вещи на шестой этаж.

Шестой этаж разительно отличался от третьего, как "пять звезд" — от приемника-распределителя. Свежая зеленая краска, "накрахмаленные" потолки, по полу ковровые дорожки. Мы остановились возле 609-й, делившей стену с лестничным пролетом. Хрум-хрум, цирик вскрыл хату. Тормоза, упершись в фиксатор, образовали узкий проход. Проткнув вперед сумку, я с трудом протиснулся внутрь.

Тусклый свет еле-еле растворял полумрак, обостряющий беспокойство. Это была трехместка. Шконки стояли вдоль левой стены. Одинокая — напротив дальняка, двойные — следом, возле окна. Обстановка показалась вполне цивилизованной. Узкий железный шкаф с двумя тумбочками, аккуратный дубок, приделанный к правой стене. Нижняя и верхняя шконки перехвачены лестницей, на полу красовался современный крупный кафель. Но ни холодильника, ни телевизора. Не было даже сушильных веревок на решке. Лишь на дальней шконке сидел маленький черный человечек с опасливо дрожащими угольками глаз, слабо тлеющими, почти затухающими головешками. Ничего человеческого в этих глазах, и животного ничего — преобладало насекомое, вселявшее жутковатую оторопь. Представьте муху в человеческий рост, и вы поймете природу моей жути. Муха назвалась Игорьком, заехавшим, с его слов, полчаса назад. Из вещей — лишь вялый баул да черная фуфайка.

Подавленный видом человека-мухи — ни разу не смог поймать его взгляда, рассмотреть глаза — я отправился на верхнюю шконку, уставился в потолок. Присутствие рядом такого пассажира явно неспроста. Мысли полезли противные: "если утром хочешь проснуться, то ночью лучше не спать, придушит и к решке подвесит, или к моим же нарам… Да какая разница, где болтаться. А спать-то хочется. Мэра Подольска Фокина где-то здесь повесили…".

Тягостные размышления прервал скрежет тормозов. Узкий просвет закрыла беззубая улыбка Бубна. Испытав спасительное облегчение, я спустился на землю. Слово за словом, Серега быстренько пробил нового соседа. По фамилии — Нестеров, из курганских, семнадцать лет "строгача", отсидел десятку, сюда привезли из Иркутской зоны для показаний по убийству Листьева. Поскольку в свое время курганские не гнушались ни воровской, ни ментовской кровью, им были обеспечены кресты (воровской приговор) и точковка (особый контроль, команда по зонам — прессовать). Мусора их безжалостно ломали, блатные убивали по тюрьмам и этапам.

В хате воцарилась тягостная тишина. Есть не хотелось, да и еды особо не было. Соседи занялись чаем. Глаза слипались. Настроение и обстановка к общению не располагали.

— Вань, готово, спускайся, — Бубен прогнал мою набегавшую дремоту.

— Чего? — прожевал я спросонья, вынужденный вновь озирать тюремные стены.

— Чайку! — подмигнул Серега. — Чай не водка. Много не выпьешь.

— Чаю так чаю.

Бурый завар был уже разлит по положняковому алюминию. Выпили. Покурили, помолчали.

Эйфория накатывала мягко, легкой волной бархатного прибоя. Сонливость ушла вместе с чувством роковой перемены. Сознание охватывало вдохновенное красноречие. Мне вдруг открылось, что я никогда не встречал столь приятной, благодарной и понимающей меня аудитории. Каждое слово падало на благодатную почву и возвращалось ко мне все возрастающей энергетикой. Я включился, как радио: говорил много, долго, красиво, жадно, словно боялся не успеть выговориться, боялся упустить главное, потерять тему и тему, следующую за этой темой. Собеседникам достаточно было время от времени подкидывать поленья вопросов в топку моего словоблудия, и исповедальное пламя разгоралось с новой силой.

Бубен старался не оставаться в долгу. Как говорится, откровенность за откровенность. Моему вниманию была предложена захватывающая история растерянных зубов и пальцев, не обошлось без увлекательной биографии. Серега рос без отца, мать трудилась поваром в "Праге", последнее обстоятельство определило кулинарное предобразование наркобарона. Уже в школе Бубен начал фарцевать "фирменной" джинсой и кедами. Затем пошел крутить наперстки. В середине девяностых организовал пирамиду, из-за которой семь месяцев пришлось посидеть. Дальше пошел серьезный бизнес по городу Мытищи и его окрестностям — от импорта машин до крупного строительства. Бизнес он завязал на мусоров, которые в итоге и обеспечили ему посадку по некрасивым статьям. В эту шаткую историческую хронологию Бубен поместил героическую службу в Афгане, естественно, в спецназе.

— Духи заманили нас в засаду, — как на духу рассказывал Серега. — Всех положили. В плен попали я и дружок мой Саня Кротов. Посадили нас в яму. День, два сидим. На третий решили бежать. Сутки шли. Почти ушли. До своих километров пять оставалось. Поймали. Сашке голову отрезали, мне пальцы отрубили. Крови потерял уйму. Выбора у меня не оставалось. Или еще раз бежать, или сдохнуть от гангрены в яме. Через два дня решился. Духи тогда меня уже особо не охраняли. Кто мог рассчитывать, что изможденный, с искалеченной рукой доходяга отчается на вторую попытку. Короче, дошел до наших, а там госпиталь, демобилизация…

…Принимали Бубна на его собственной кухне по всем правилам детективного жанра: пока основная группа захвата ломилась через дверь, двое бойцов влетели в окно. Руки были уже захлестнуты за спиной, по пораженной гепатитом печени стучали милицейские берцы, когда камуфлированный гоблин тяжелой рукоятью "стечкина" выламывал Сереге зубы…

Разговаривали мы долго, до четырех утра: до полного физического изнеможения, умственного истощения. Еле влез на шконку, лег, сделал глубокий вздох, и только тогда понял, что организм находится в странном состоянии, которое даже сравнить не с чем. Сильное внутреннее возбуждение, учащенное сердцебиение, сдавливание глазниц, и самое необычное то, что нерв, расположенный в нижней губе, бешено колотился о зубы.