Русская трагедия; Гибель утопии - Зиновьев Александр Александрович Страница 10

– Вы вообще отвергаете такую программу?

– Ни в коем случае! Наоборот, я ее приветствую. Только не как программу блока, желающего принимать участие в выборах в парламент, а как программу организации, которая понимает, что такую программу не выполнишь парламентским путем, что для выполнения ее нужна революционная борьба, нужно вооруженное восстание, нужна способность пойти на жертвы.

– Но, согласитесь, позиция мужественная!

– В чем вы усмотрели мужество? Их программу напечатали, никого пальцем не тронули и не тронут. Только я сомневаюсь в том, что их официально допустят до участия в выборах с такой программой. Скорее всего, не допустят.

– Почему?

– Они идут на выборы в парламент с программой изменения социального строя страны, в том числе ликвидации парламента и восстановления власти советов. А это противоречит конституции: парламент обязан сохранять существующий социальный строй. А если даже их допустят до выборов, они не наберут даже одного процента голосов.

– Это означает…

– …исторический крах коммунизма.

– Вы не хотите реставрации коммунизма?

– Не хочу.

– Почему?!

– Потому что при реставрации возвращаются обычно худшие черты того, что возвращается.

Знать и понимать

Неверно думать, будто мы проморгали переворот потому, что не имели достаточно информации о происходившем, т. е. не знали. Информация имелась в изобилии. Мы проморгали переворот потому, что не понимали его социальной сущности. А не понимали не потому, что не могли понять, а потому, что не хотели понимать. Мы и знать многое не хотели. Суть дела в том, что мы были соучастники переворота. Он произошел с нашего молчаливого согласия и даже в значительной мере при нашем активном участии. Мы пожинаем то, что посеяли сами. И только теперь кое-кто начинает понимать кое-что. «Русский человек задним умом силен», – говорил мой дед. Я, конечно, посмеивался над его «отсталостью». Теперь я сам дед. И говорю слова мудрости моему внуку. И он пока посмеивается надо мной. Пока. Он убежден, что будет учиться в Оксфорде или в «Колумбийке», где учатся дети многих «новых русских» и известных политиков и знаменитостей. Я же не верю в предпринимательский гений сына. Я начал кое-что понимать в сути неизбежных последствий переворота.

Кто виноват

Все вроде бы ясно. И все-таки вопрос «кто виноват в том, что произошло в нашей стране в горбачевско-ельцинские годы?» не дает мне покоя.

– Сложность тут в том, – говорит Критик, – что смешиваются различные аспекты. Во-первых, смешиваются причины и вина. Запад входит в причинный аспект, но он – враг, а не виновник нашего краха. Виноватые – советские (российские) граждане, от которых зависел ход событий. Во-вторых, смешиваются различные понятия вины – индивидуальной и массовой. В начале войны с Германией в сорок первом году немцы разгромили нашу армию. Можно ставить вопрос о причинах поражения – это одно. Можно ставить вопрос о действиях командования армии. Их, кстати сказать, расстреляли, свалив на них вину за капитуляцию. И можно ставить вопрос о поведении массы солдат и офицеров. Огромное число их сдалось в плен без боя, хотя имели оружие, могли воевать. И приказа о капитуляции не было. Потом (после Победы) им это припомнили. Думаю, справедливо. Сейчас ситуация неизмеримо сложнее и грандиознее. Доля вины лежит на многих миллионах граждан. Не хочу махать кулаками после драки. С чувством вины и сознанием соучастников преступления (а я считаю капитуляцию страны преступлением) предстоит доживать жизнь многим. Важно, кто из них и как поступает сегодня. По моим наблюдениям, мало кто стремится искупить свою вину.

– А что могу сделать я для этого?

– Понять произошедшее и происходящее с беспощадной объективностью. Никакого одобрения перевороту, его организаторам и исполнителям, перестройщикам и реформаторам. Никакого соучастия в их деятельности. По возможности сопротивляться им, разоблачать сущность их роли. Одним словом, неприятие того пути, по какому направили Россию, и сопротивление ему.

– А ради чего?

– В этой ситуации вопрос праздный. Раз вас мучает чувство вины, то цель сопротивления в нем самом. Не рассчитываете же вы остановить исторический процесс и строить иную социальную организацию в России?!

Зримые черты посткоммунизма

Вот статья в газете. Газета не «коммунячная», не оппозиционная, а явно проправительственная. Автор – высокопоставленный чиновник из Управления по делам несовершеннолетних и молодежи Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Он приводит факты, от которых, по идее, должно было бы содрогнуться все человечество. Но на них почти никто не обращает внимания. Игнорировал такого рода информацию и я. Игнорирует сейчас и российская интеллигенция, в свое время смаковавшая знаменитую «слезу ребенка» Достоевского и умилявшаяся своим высоким интеллектом, гуманизмом, моральностью и… смелостью. Теперь речь идет об океане слез миллионов детей. И к ним привыкли как к чему-то будничному, само собой разумеющемуся.

А факты, приводимые автором статьи, ужасающие. Во всяком случае, я с некоторых пор стал обращать на них внимание и стал переживать как ужасающие. В России за постсоветские годы число детей сократилось на шесть миллионов. Сотни тысяч (если не миллионы) детей школьного возраста не посещают школу. Избиение детей в семьях – обычное дело. Родители продают малолетних девочек развратникам. Детская преступность. Проституция. Наркомания. Голод. Грязь. Болезни. И все – сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч. Я начал собирать такого рода информацию. Сначала я сам не отдавал себе отчета в том, для чего это делаю. Теперь у меня появилась идея подготовить что-то вроде обвинительного документа в отношении тех, кто осуществил антикоммунистический переворот, который я теперь считаю величайшим преступлением в истории человечества.

Мнение Критика

Я рассказал Критику о своем замысле.

– Одним словом, – резюмировал я, – сделать нечто подобное тому, что сделал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ».

– Замысел похвальный, – сказал он, – только ни в коем случае не нечто подобное «Архипелагу ГУЛАГ». «Архипелаг» есть фальсификация истории. Фальсификация особого рода – концептуальная. Факты, приводимые в нем, по отдельности описаны верно. Но они отобраны, скомбинированы и истолкованы так, что получилась в целом ложная концепция. Не случайно поэтому так раздули Солженицына на Западе. Он стал знаменем и вдохновителем холодной войны Запада против России. Шолохов правильно назвал Солженицына литературным власовцем.

– Как же вы мыслите реализацию моего замысла?

– В основу его реализации должно быть положено объективно научное понимание реальности – советского общества, современного Запада, антикоммунистического переворота, постсоветского социального строя и т. д. Главным должно быть такое понимание. Факты же, которые вы накапливаете в своей памяти, должны стать иллюстрацией общих идей ваших эмоций и стимулов. Информация о фактах имеется в изобилии. Понимания их нет почти никакого. А выработать его – на это нужна целая жизнь.

– У меня такой возможности, увы, уже нет.

– В какой-то мере есть. Несколько лет назад я написал книгу «Русский коммунизм», в которой довольно популярно описал возникновение, социальную организацию, эволюцию и гибель русского коммунизма. Книгу напечатать не удалось.

– Почему?!

– Для публикации нужны деньги. У меня их нет. Найти спонсора с моей репутацией невозможно. Сделайте копию рукописи и используйте ее для первых шагов на пути выработки понимания, о котором я говорил.

Рукопись Критика оказалась довольно большой, а возможности делать копии у меня оказались мизерными. И я решился на отчаянный шаг: переписать от руки фрагменты, которые показались мне наиболее важными. Переписываю ночами. Это помогает легче переносить бессонницу. Жена, увидев, чем я занимаюсь, предложила свою помощь. Похоже, что ее заинтересовало содержание книги. Это меня обрадовало. Иногда мы обмениваемся мнениями.