Русская община и коммунизм - Жак Каматт Страница 10

Работа Маркса претерпела существенные изменения с тех пор. Её впихнули в рамки теории развития и роста, систематизированной под названием марксизм. Всё архаичное и азиатское должно было быть уничтожено в одной огромной империи (учитывая воздействие революционного потока на периферийные страны, он принял глобальное значение), а капиталистической форме следовало дать возможность процветать. «Капитал» Маркса служил здесь только для объяснений. Теперь позиции народников считались пережитками прошлого, становившимися реакционными с каждым днём. Их позиции непримиримой борьбы против деспотии и царизма скрывались. Так была подготовлена почва для примирения интеллигенции с капиталом, который раньше было принято считать преисподней. Троцкий писал в статье, посвящённой 25-летию Neue Zeit (1908) что марксистская доктрина послужила делу примирения русской интеллигенции с капиталистическим развитием. Вот почему Грамши, который видел лишь часть феномена: (его итог) и который возможно не был знаком с позициями Маркса по России, написал в 1917-м, что русская революция одержала триумф вопреки Капиталу. Он был неправ, но в чём-то он сказал правду.

Марксизм, как теория роста, созданная легальным марксизмом (и, в какой-то мере, легальным народничеством), принятая тогда меньшевиками, был принят также и большевиками. Он получил сильное развитие в полемике между Бухариным и Преображенским о социалистическом накоплении, потом укрепил свои доминирующий позиции после дебатов об экономическом росте в таких странах как Китай, Индия, Куба и Алжир после революций в них их или после обретения ими независимости, в такой степени, что добился господства на фабриках и в университетах. Фактически, достаточно обратиться к утверждениям Троцкого, например, в «Преданной революции»53, но также присущим Ленину: «социализм позволит производству расти и покажет своё превосходство над капитализмом». Некоторые даже доходили даже до заявлений, что рост производительных сил и является социализмом: сталинизм, хрущевизм, троцкизм. Так, можно видеть, что теория о соревновании коммунизма с капитализмом, которая набухала у Ленина в виде почки, расцвела у Троцкого. Именно ирония соревнования позволила Ростову вывести теорию роста, теологию развития, когда он хотел написать анти-манифест («Этапы экономического роста»). Комическое совпадение!

Эта теория роста, исторический материализм, не была исключительно русским продуктом. В Италии её защищал Антонио Лабриола в «Материалистической концепции истории». Он постулировал первичное значение экономических фактов, материальных фактов вообще, научное видение, объединённое с прославлением пролетариата и экзальтацией его диктатуры. В целом, в начале века лучше всего была выражена идеология пролетариата, который должен был стать правящим классом. Пролетариат должен был управлять мировым экономическим процессом, но через экономические организации. Сорель замечательно объяснил это в «Материале к теории пролетариата», и особенно в «Упадке античного мира»:

"Пролетариат не желает вновь идти под любое ярмо, он презирает сухие теории буржуазной революционной логики, он выстраивает свой собственный организм и восстаёт против старой классовой организации. Именно потому, что он один создал всё, своим трудом, он может попытаться рассеять силы государства, передав профсоюзам всю общественную администрацию".54

"Социализм возвращается к античной мысли; но воин города стал рабочим крупной промышленности, оружие сменилось станками. Социализм – это философия производителей: таково учение Евангелия для нищих".55

Сегодня прославляют не экономические организации, а производственный аппарат. Самые современные социалисты – самые рациональные в выражении интеграции рабочего класса, интериоризации господства капитала, как это показывает Серж Мале в своей статье «Исчезнет ли рабочий класс»?56

«Если под 'революционным' сознанием, в классическом смысле слова, подразумевать волю к захвату политической власти любыми средствами и любой ценой, чтобы лишь позже организовать общество в новой манере, неоспоримым фактом является то, что новый рабочий класс более не является революционным. Он не является революционным в данных условиях, потому что ставит предварительное условие для преобразования существующих структур. Этого не следует делать ценой разрушения производственного аппарата, или даже его серьёзного уменьшения – 'Машина слишком дорога, чтобы разбивать её'».

Каутский думал то же самое в 1919-м: не надо играть с деньгами! Теперь, после мая 1968-го, чем является революция для многих? В своём предисловии к Сорелю, Берт переплюнул его, заключив:

"Город может быть перестроен на основе труда, играющего роль, которую в героическом городе прошлого играла война. Герой античности, средневековые святые и современный гражданин должны быть преодолены в социальном работнике".

Сорель даже предложил этику, почерпнутую им у Маркса:

"Я уже говорил, что для того, чтобы критически анализировать наше сознание, мы должны восстановить статус машин. К. Маркс, который так хорошо понимал значение промышленного оборудования, не мог не искать основной принцип этики в человеческом феномене, который развился вокруг машины".57

Мы очень далеки от выраженного Марксом требования упразднения пролетариата! Революционное движение в начале века стремилось к превращению развивавшегося пролетариата в правящий класс на основе экономических организаций, что в то же время подразумевает невозможность диктатуры пролетариата как длительного пост-революционного периода.

Карл Корш, в Марксизме и философии, задавал вопрос, не был ли марксизм, как продукт революции неадекватным для контрреволюционного периода и критиковал Каутского, заявлявшего, что тексты вроде Обращения 1864 и 'Введения' к «Классовой борьбе во Франции» (1895) позволяли «'расширить'» его до «'теории, ценной не только для революционных, но также для нереволюционных периодов'».58 В противовес ему он утверждал:

«'Марксизм', формально принятый рабочим движением, был с самого начала не истинной теорией, в том смысле, что он стал 'лишь общим движением реального исторического движения' (Маркс)»,

и:

«…что последующий практический прогресс пролетариата тащился позади своей собственной теории…».59

Это 'несходство' очень ясно проявилось в СДПГ. Эти замечания очень интересны в отношении России. С конца последнего века, вслед за поражением «Земли и Воли» и «Народной воли» и снижения количества крестьянских бунтов, при определённом росте рабочего движения, старая перспектива скачка через КСП казалась абсолютно невозможной. Как мог действовать пролетариат, как он мог присоединиться к революционному движению в России и Европе? Здесь мы должны добавить концепцию представительства к анализу Корша и сказать, что, благодаря Марксу, пролетариат мог конкретно представлять себя в общем производственном процессе. В марксизме он обрёл самовосхваление и оправдание для своих посреднических действий. Иными словами, теория, выражающая движение рабочего класса во время его атаки на капитал превратилась в идеологию. Работа Маркса стала марксизмом после уничтожения народнических течений. Это также полностью касается Запада. Контрреволюционный период и развитие КСП (при отсутствии катастрофического кризиса) ставит под вопрос ценность действий пролетариата и его интегрированность в КСП. Как пролетариат может представлять своё развитие внутри общества и одновременно (в начале, до своего вхождения в общество) продолжать бороться за свою конечную цель? На деле,