Ален де Боттон - Религия для атеистов Страница 11

Перечень специальностей, по которым студенты этого нового университета могут получить диплом, показывает, что большая часть ориентирована на практические навыки, чтобы дать выпускникам успешный старт в самых различных областях: химия, менеджмент, микробиология, юриспруденция, маркетинг и здравоохранение.

Но громкие заявления, которые делались от имени образования, вроде тех, которые можно прочитать в рекламных проспектах или услышать на выпускных церемониях, дают понять, что колледжи и университеты нечто большее, чем просто фабрики для штамповки технократов и предпринимателей. Предполагается, что они предназначены для исполнения более высокой миссии: им по силам сделать нас лучше, счастливее и мудрее.

Как говорил Джон Стюарт Милль, еще один защитник целей образования: «Университеты предназначаются не для того, чтобы научать знанию, нужному людям для какого-нибудь специального способа приобретать средства к существованию. Цель их состоит не в том, чтобы приготовить искусных юристов, медиков или инженеров, а чтобы приготовить способные и образованные человеческие существа». Или, возвращаясь к Мэтью Арнольду, правильное культурное образование должно вдохновить нас на «любовь к нашим соседям, желание расчистить путаницу в головах людей и приуменьшить человеческую нищету». А если говорить о самой амбициозной задаче образования, добавлял он, так оно должно ни больше ни меньше, как «стремиться сделать мир лучше и счастливее, чем мы его нашли».

Что объединяет эти амбициозные и соблазнительные заявления, так это их страстность… и неопределенность. Не очень понятно, каким образом образование может развернуть студентов к великодушию и истине от греха и ошибок, хотя что тут можно сделать, кроме как пассивно ждать согласия человека на движение к этой высокой цели, учитывая, что она так знакома и столь прекрасна.

Тем не менее представляется справедливым разобраться в этой высокопарной риторике в свете неких приземленных реальностей, которые открываются во второй половине обычного понедельника на факультете гуманитарных наук современного университета, расположенного в северной части Лондона.

Выбор факультета не случаен, поскольку декларирующие изменения и лирические заявления от лица образования практически всегда связаны с гуманитарными науками, а не с эндокринологией или биостатистикой. Именно изучение философии, истории, искусства, классики, языков и литературы должно внести наибольший вклад в реформирование человеческой общности.

В угловой аудитории на седьмом этаже группа студентов второго курса слушала лекцию о реформе сельского хозяйства во Франции восемнадцатого века. Профессор, положивший на изучение этого предмета двадцать лет, говорил, что причиной падения урожайности между 1742-м и 1798 годами стали не столько погодные условия, сколько относительно низкая цена на землю, занятую сельскохозяйственными угодьями, что толкало землевладельцев вкладывать деньги в торговлю, а не в повышение плодородия почвы.

Этажом ниже, на кафедре классики, пятнадцать студентов сравнивали использование образов природы в произведениях римских поэтов Горация и Петрония. Профессор указывал, что Гораций отождествляет природу с беззаконием и разложением, тогда как Петроний, во многом более пессимистичный, почитает в ней прямо противоположные качества. Возможно, из-за недостатков вентиляционной системы или наглухо закрытых окон в аудитории было душновато. Несколько студентов слушали профессора с тем интересом, на который он и надеялся, когда двадцатью годами раньше защищал в Оксфорде докторскую диссертацию («Примеры метавысказываний в «Ионе» Еврипида»).

Отношение университетских преподавателей к своей работе вызывает уважение. Но при этом трудно понять, каким боком содержание их дисциплин и вопросы экзаменационных билетов соотносятся с идеалами Арнольда и Милля. Какими бы риторическими ни выглядели рекламные проспекты, современные университеты, похоже, не имеют ни малейшего желания обучать студентов эмоциональным или этическим жизненным навыкам, не говорят им ни слова о том, как любить соседей или оставить мир более счастливым, чем в момент появления в нем.

Требования для получения степени бакалавра по философии, к примеру, ограничены знакомством с центральными темами метафизики (материя, индивидуальное, всеобщее) и написанием диссертации по концепциям интенциональности у Куайна, Фреге или Патнэма. Аналогичную степень по английской литературе получат те, кто сможет успешно разобрать поэму Томаса Стернза Элиота «Бесплодная земля» на аллегорическом и анагогическом уровнях или проследить влияние теории драматургии Сенеки на развитие якобинского театра.

Надписи на стене, сверху вниз: изменяя жизни; отвечая потребностям; строя карьеры

Речи выпускников стереотипно отождествляют либеральное образование с обретением мудрости и самопознанием, но эти цели практически не реализуются в повседневной учебе и экзаменах. Если судить по тому, что они делают, а не громогласно заявляют, университеты заняты тем, что выпускают из своих стен по большей части профессионалов узкой специализации (адвокатов, врачей, инженеров) и лишь малую часть гуманитариев, обладающих знаниями по культуре, но с этическим хаосом в головах, которые пребывают в панике, потому что они не представляют себе, чем будут заниматься всю оставшуюся жизнь.

Как жить, в учебном плане не значилось. Выпускная церемония, Оксфордский университет.

Мы возложили на нашу систему высшего образования две, возможно, противоречащие друг другу миссии: учить, как заработать на жизнь, и учить, как жить. И вторую безрассудно оставили неопределенной и неприкаянной.

И что с того? К чему тревожиться о недостатках университетского образования в книге, главным образом посвященной религии?

Причины начинают проясняться, если мы рассмотрим взаимосвязь между спадом в изучении Святого Писания и подъемом в изучении культуры. Когда в начале девятнадцатого столетия религиозная вера дала трещину, возникли болезненные вопросы, как в отсутствие христианской структуры люди сумеют находить смысл жизни, понимать самих себя, соотносить свое поведение с нормами морали, прощать ближних и примиряться с тем, что они смертны. На это влиятельные авторитеты ответили, что отныне человек будет консультироваться с великими произведениями искусства, а не с библейскими текстами. Культура заменит собой Святое Писание.

Надежда возлагалась на то, что культура покажет себя не менее эффективной, чем религия (под которой понималось христианство), в умении направлять, облагораживать, утешать. В исторических примерах, картинах, философских идеях и литературе предполагалось найти все необходимое для обучения людей, не уступающее Библии по этическому содержанию и эмоциональному воздействию. То есть человек получал те же самые знания, но не обремененные суевериями. Правила поведения Марка Аврелия, поэзия Боккаччо, оперы Вагнера и картины Тернера могли стать новыми священными символами мирского общества.

На основе этих идей в учебный план университетов Европы и Соединенных Штатов начали проникать дисциплины, никогда ранее не фигурировавшие в формальном образовании. Литература, прежде считавшаяся достойной внимания только юных девиц и выздоравливающих от ран, во второй половине девятнадцатого века получила в университетах Запада статус серьезного предмета, достойного исследования. Вновь обретенный престиж романов и стихов основывался на понимании, что эти формы, похожие на Евангелия, смогут передавать сложные нравственные послания, вплетенные в канву эмоционально окрашенных произведений, и, таким образом, побудят читателей к самоопределению и самоанализу. В своей инаугурационной речи в 1922 г. Джордж Гордон, профессор литературы, определил уровень задач, которые призвана решить его дисциплина: «Англия больна и… английская литература может ее спасти. Церкви (насколько я понимаю) в этом провалились, социальные лекарства запаздывают, и у английской литературы теперь тройная функция: по-прежнему, я полагаю, веселить и обучать нас, но также, и это главное, спасать наши души и излечивать государство».

Утверждения, что культура может заменить собой Святое Писание – роман «Маддлмарч» Джордж Элиот возьмет на себя функции псалмов, эссе Шопенгауэра утолят все потребности, с которыми ранее справлялся труд Августина Блаженного «О Граде Божьем», – до сих пор представляются эксцентричными или безумными из-за сочетающихся в них неуважения к религии и честолюбия.

Тем не менее, предложение это не столь абсурдно, сколь непривычно. Те самые качества, которые верующие находят в священных текстах, очень часто можно обнаружить и в произведениях искусства. Романы и исторические хроники могут нести в себе аналогичные нравственные указания и наставления. В великих картинах реализуются наши представления о счастье. Философию можно с пользой применить для выявления наших тревог и получить утешение. Литература может изменить нашу жизнь. Эквиваленты этических уроков религии действительно рассыпаны по всему корпусу культуры.