Василий Ершов - Аэрофобия Страница 11

Говорят: рисковая работа, опасная. Верно. А пилоты что-то не шибко-то уходят на землю. Мало того: с какими усилиями, через какие только тернии не стремится списанный летчик восстановиться на летной работе! На какие только испытания и страдания не идет!

А некоторые потенциальные пассажиры, услышав, что пилоту приходится иной раз нарушать, что без этого никак не получается, что приходится принимать сложные, противоречивые, порой взаимоисключающие решения, – ничтоже сумняшеся предлагают: да бросай, РАЗ НЕ МОЖЕШЬ, уходи на землю!

«Раз не можешь» – что? Раз не можешь летать ПРОСТО, тупо следуя инструкциям, летать без отклонений и нарушений?

А ты, советчик, – можешь? На своей работе? Ревнитель.

Это наркоману любой может сказать: сделай над собой усилие и уходи из дури в нормальный мир – человеком станешь!

Так пилот и есть наркоман, но наркоман – особенный, наркоман-романтик. Он и клянет свою любимую, приносящую наслаждения и страдания работу, и не может без нового и нового укола яда Полета. Он иногда, по не зависящим от него обстоятельствам, не может строго и буквально соблюдать инструкции, хотя и хотел бы – как легко было бы тогда работать! – да проклятая летная жизнь иной раз заставляет выходить за рамки, как, к примеру, тот экипаж, что вез Президента…

ПРОСТО – в воздухе не летают. Воздух очень не прост. Да только ли воздух…

А главное – летчик НЕ МОЖЕТ бросить единственное дело, которому посвятил всю жизнь, единственное, которое его кормит – потому что ничего больше он делать не умеет – и не должен! После школы он принес свою душу в Храм Неба… он служит! А вы бросаете ему в лицо: да брось ты свою полетань… научись чему толковому.

Чему? Лучше штурвала для летчика ничего на свете нет… он и спал бы с ним… да и снится-то ему, в основном, что штурвал с самолетом улетел, а я, капитан, остался на земле… а пассажиры в самолете… как же это? И просыпаешься в холодном поту, и с облегчением вздыхаешь, что, слава Богу, это только сон… И так будет сниться до могилы.

А вы: «брось».

Вот эта ответственность за пассажирские души так въелась, что каждую секунду, сознательно и бессознательно, боишься, как бы без тебя не случилось чего с твоими пассажирами. Уж сны-то – самый показатель. Это подтвердит вам любой, абсолютно любой летчик, человек, очень хорошо понимающий, как важен для человека сон.

Это, кстати, и о рисках. Хроническое недосыпание летчика есть риск, а в двучленном экипаже – еще больший риск. Двучленный экипаж – соковыжималка здоровья. Но хозяин считает, что высокой зарплатой он пилотам этот риск и эту соковыжималку компенсирует. Так что – на том свете выспитесь, ездовые псы!

Сейчас летчиков не хватает. И не будет хватать. Им кинут хорошую кость, с добрым, сытным куском мяса, и еще заставят бежать за дополнительным, еще более вкусным куском. Но… работай, ездовой пес, солнце еще высоко! Давай-давай! Налегай!

Да, здоровье нынче летчик тратит очень быстро. Но в авиаторы берут с тройным запасом прочности. А загнанных псов пристреливают, не так ли?

Страх летчика. Спишут – нищета. Проходная. Пьянство. Нет Неба, нет жизни. Смысла нет. Ни на что не способен, никому не нужен…

«Лучше идти, чем бежать. Лучше стоять, чем идти. Лучше сидеть, чем стоять. Лучше лежать, чем сидеть. Лучше спать, чем лежать. Лучше умереть, чем спать».

Так распадается личность.

Уходи, Пилот, с летной работы, РАЗ НЕ МОЖЕШЬ!

Вот и тянут лямку ездовые псы Неба. МОГУТ! Лучше – бежать, чем идти! Через любые преграды, язык на плечо, отбросив все желания, кроме одного: дышать семидесятиградусным морозом высоты. Это и есть настоящая жизнь – в Небе, по колдобинам, слившись воедино с машиной и пассажирами в ее чреве. Это жизнь-жертва, жизнь-каторга, жизнь-наслаждение высшего, аскетического порядка: мы – над всем вашим мышиным гламуром! Нам кроме Полета ничего не надо… ну, выспаться.

Садитесь, пристегните ремни – мы вас довезем. Мы свое решение в воздухе – давно выстрадали на земле.

Чтобы совесть пилота была чиста, и он мог, так сказать, «законно» нарушать правила эксплуатации воздушного судна, проклятые западные капиталисты придумали MEL. Это такой толстенный перечень «отложенных» неисправностей, с которыми самолету можно летать неделю, может, месяц, до следующего техобслуживания.

То есть: самолет неисправен, летать на неисправном самолете нельзя… но есть лазейка, узаконенная и заводом-изготовителем, и авиакомпанией.

Пилоты приходят на вылет, листают бортовой журнал замечаний. Ага: к примеру, сегодня неисправен реверс левого двигателя. Эта неисправность входит в пресловутый перечень. Летим. Но при этом действуем как при отказе реверса, то есть, как в нештатной ситуации, с самого начала учитывая это обстоятельство, будучи к нему готовым, исполняя все ограничения, которые эта узаконенная неисправность вносит в выполнение полета, и матеря и MEL этот, и хозяев, и нервное перенапряжение, и погоду, и работу…

И получается иркутская катастрофа: на пробеге въехали в гаражи.

Надо полагать, после этой катастрофы, в которой явно замешан эрбасовский компьютер, завод-изготовитель заюлил, стал договариваться с авиакомпанией: «вам невыгодно, нам тоже… свалим вину на погибший экипаж». Свалили.

Совесть погибших пилотов чиста: выполняя посадку на заведомо неисправном самолете, они убили пассажиров «законно».

Но… не умеют пилоты летать. Нет, не умеют. А самолет хорош…

Я не верю, что пилоты полностью виноваты в этой нелепой катастрофе, как утверждает комиссия по расследованию. И другие пилоты не верят. Виноват иноземный самолет, эксплуатацию которого в спешке вынужден был осваивать экипаж – люди с другим, не европейским, российским менталитетом. И даже не самолет, а именно менталитет. А компании такой самолет выгоден. Сэконд хэнд. С чужого плеча. Почти халява. Эти престарелые «Эрбасы», наверно ровесники нашему «Туполю», только на «Эрбасах» «бабло рубят», а от «Туполей» одни убытки.

MEL властно влезает в правила полетов российских авиакомпаний. На иномарках он давно есть; на отечественных самолетах его пока нет, так уже вводят. И комфортабельных иномарок, по желанию потребителя, становится у нас все больше, а в обозримом будущем все мы будем летать с «отложенными» неисправностями. Хозяевам авиакомпаний надо делать деньги. Наделают – тогда и устранят дефект. А на этом старье тут же вылезет новый отказ.

Это при социализме нельзя было вылетать, пока не заменят последнюю сгоревшую лампочку.

Что ж: это – трудности роста, перестройки работы нашей авиации на зарубежный, рациональный, наработанный за столетие там, у них, чуждый нашему менталитету лад.

Куда мы денемся, перестроимся. За счет вашего кошелька, уважаемые пассажиры, мечтающие о заграничных удобствах на борту.

Будут, будут наши летчики летать на иностранных самолетах. Кстати, там вся технология работы в кабине, все переговоры в экипаже – на английском языке. Магнитофон все записывает, так что лучше приучить себя стать немножко американцем. Менталитет российский сменить на западный. Философию полета тоже.

На русском самолете – что бы ни случилось – можно руками пересилить автопилот, и тупая машина отключится, уступая более умному человеку. На «Эрбасах» пересиливать умный автопилот глупому человеку не позволено.

На русском самолете один пилот может своим штурвалом помочь другому, пересилить и исправить неправильные действия человека. На новейших «Эрбасах», насколько я понимаю, вмешаться в управление одного пилота другому невозможно, не переключив специальной кнопкой управление на себя.

Вот несчастные армяне, что упали в Сочи, видимо, как раз кнопку ту искали. Восточный менталитет сыграл злую шутку, перемешав философию полета, привнесенную с Запада, с долголетней совковой летчицкой привычкой. И получились действия пилотов «враздрай», и некогда стало следить за авиагоризонтами, а высота была слишком мала.

Чем виноваты пассажиры? Они ж хотели на комфортабельном самолете лететь. На более современном. Где хладнокровный летчик выполняет чисто операторские функции по слежению за автопилотом.

А чем виноваты армянские летчики? Их гоняли туда-сюда, то на запасной, то обратно в Сочи. Накрутили нервы. И восточный темперамент помешал людям собраться, настроиться и выполнить посадку, с которой в более спокойной обстановке они безусловно справились бы; да только самолет этот не спрашивает, какая обстановка.

Кстати, наши летчики, полетавшие на «Эрбасах», хвалят их. Так хвалит подержанную «Тойоту» с правым рулем бывший хозяин «Жигулей». Даже сравнения нет с отечественными самолетами: это как сравнивать, к примеру, красное – с соленым, что ли.

Но это – прогресс.

Ухудшение погоды ставит экипаж перед риском попасть в опасные для полета метеоявления. И перед капитаном встают вопросы заблаговременной оценки обстановки, вычисления степени опасности, общего анализа ситуации и принятия окончательного решения: или – или.