Газета Литературы - Газета День Литературы # 141 Страница 11

Применение доступного коэффициента — позволит в дальнейшем избежать "поездок в булочную на такси" и переориентировать интересы критики — в сторону собственно творчества, оставив статистическую функцию — в качестве теста на профессиональную пригодность.

И, исходя из такого малозаметного на сегодня индикатора, — можно с достаточной определённостью утверждать, что лица, отменяющие экзамены по литературе — заимствуют свои пожелания и устремления не из русской культуры, а из иностранных комиксов.

4-ая полоса

КРИТИКА:

Александр Токарев В ЗАЩИТУ ШАРИКОВА

Юрий Павлов ХРИСТОВ ВОИН

Александр Токарев

В ЗАЩИТУ ШАРИКОВА

Пожалуй, нет в русской литературе столь многострадального персонажа как Шариков. Талантливая, без сомнения, книга Булгакова, давно уже стала объектом всевозможных манипуляций общественным сознанием. Фильм Владимира Бортко, прогремевший в конце 80-х на советском телеэкране, сыграл не менее, а может, и более деструктивную роль. За всё это время, пожалуй, только ленивый не пнул в живот несчастного человека-пса. И почти никто не выступил в защиту этого трагического образа. За редким исключением, быть может. Ну, Виктор Анпилов, затюканный со всех сторон сравнениями с булгакосвким героем, осмелился открыто заявить о своей симпатии к Полиграфу Полиграфовичу. Ну, Эдуард Лимонов, назвал "Собачье сердце" гнусной антипролетарской пародией. Вот и всё. Критикующая публика, надо сказать, весьма разношерстная: от либералов до суперпатриотов, от интелигенствующих витий до подсобных рабочих. Всем им почему то захотелось противопоставить себя этому герою. И если либеральную интеллигенцию понять можно (как была, так и осталась страшно далека от народа, как была, так и осталась "жидким г…ом"), то представители, скажем так, простого народа, явно не осознают сути проблемы. Я полагаю, что образ Шарикова позволяет любому ничтожеству и любой посредственности возвыситься в собственных глазах. Но это всего лишь иллюзия, притом, иллюзия весьма вредная.

Глашатаи перестройки из кожи вон лезли, когда пытались шельмовать русский народ и русскую историю. А тут и повод подходящий нашёлся. И стали мы с вами с их лёгкой руки нацией шариковых. Двадцать с лишним лет уже прошло, многое было переосмыслено, многое отвергнуто, но продолжаются иронические замечания, а то и презрительные выпады против замученного изуверами литературного персонажа. Любимым приёмом всех и всяческих манипуляторов стало противопоставление Шарикова его создателю — профессору Преображенскому. Набило оскомину упоминаемое к месту и не к месту крылатое выражение: "Взять всё и поделить". В 2003 году партия Союз правых сил вышла на выборы с лозунгом: "Мы хотим не взять и поделить, а работать и зарабатывать". И с треском провалилась. В разорённой, нищей, раздираемой социальными противоречиями стране, пожалуй, только невменяемый политик мог взять на вооружение подобное идеологическое убожество. Во время предвыборных дебатов политический фантом Жириновский бросал в лицо Зюганову: "Вы из партии шариковых, вы хотите взять всё и поделить. А мы вот из партии профессоров Преображенских". Хотя в ЛДПР профессором является, пожалуй, только сам вождь, остальные — просто бычары.

Хватит издеваться и ёрничать! Думаю, что пришло время выступить в защиту Шарикова. Прежде всего, следует сказать о том, что само противопоставление профессора Преображенского и Шарикова, по меньшей мере, некорректно. Куда более уместно было бы сравнивать Преображенского со Швондером. Но этого, почему-то не происходит. И неясно, по какой причине. Может, национальность последнего смущает? Хотя мне кажется, что причина в другом. Неприязнь к Шарикову со стороны интеллигенции — это показатель непонимания и презрения по отношению к собственному народу. И здесь есть о чём задуматься.

Строго говоря, Шариков не является личностью. Шариков — это жертва бесчеловечного биологического эксперимента, проведённого изувером-профессором, не сумевшим предвидеть последствий своего опасного опыта. И вся ответственность за поступки и высказывания появившегося на свет существа ложится на плечи его создателя. Преображенский и есть красный Франкенштейн, под водочку с селёдочкой критикующий советскую власть…

Мировосприятие Шарикова — по-детски наивное. У него не сформированы чёткие представления о добре и зле, о допустимом и запретном, о нравственном и безнравственном. Отсюда все его глупости и гнусности, совершаемые Полиграфом Полиграфовичем. Шариков видит мир таким, какой он есть: где-то прекрасным, где-то безобразным. Его понимание справедливости и выражено формулой: "Взять всё и поделить!" Это понимание, конечно, утопическое, но честное. Шариков действительно не может понять, почему в обстановке разрухи и нищеты, когда народ терпит тяготы и лишения, один человек живёт в семи комнатах! И наплевать ему, Шарикову, что человек этот — профессор. Пусть даже Господь Бог, в которого он не верит. Несправедливость налицо, и он не может с ней смириться. Конечно, Шариков собирается жить, прежде всего, для себя, любимого, а не для народа. Но опять таки, по причине биологической и социальной незрелости. Шариков — амбициозен. Он желает иметь имя, отчество и фамилию, хочет занять серьёзную должность, иметь социальный вес, так сказать. Он любит выпить и вкусно поесть, его тянет к женщинам. А почему бы и нет? Сделали против воли человеком — так дайте всё, что человеку положено!

В фильме Бортко есть потрясающая сцена, на мой взгляд, лучшая в картине. Среди ночи Шариков со свечой в руке подходит к зеркалу и начинает всматриваться. В СЕБЯ. Глаза Шарикова, устремлённые в зеркальное отражение, выражают ту муку, которую испытывает главный герой. Он ищет ответы на те самые вопросы, которые задавал себе несчастный монстр Франкенштейна: кто я, зачем я, откуда я? Нашёл ли он ответы? Не знаю. Как не знаю, хотел ли передать этот внутренний конфликт режиссёр фильма. Может быть, произведение киноискусства, по мере своего возникновения и развития, зажило своей жизнью?

Рафинированные интеллигенты Преображенский и Борменталь не смогли совершить чудо. Не сумели из человека-собаки сформировать полноценную личность. Прекрасно осведомлённые в области химии, биологии и медицины, они оказались никудышными психологами и педагогами. Из обуреваемого пороками существа не смогли сделать полноценного человека, созидателя. Не оттого ли, что сами противопоставили себя новому, рождаемому в муках, обществу. При соответствующем воспитании из Шарикова мог бы выйти образцовый советский гражданин, строитель Новой Реальности, которая была не за горами. Не вышло. Горе-экспериментаторы оказались не на высоте поставленных самой историей задач.

Русская интеллигенция на протяжении десятилетий выла о любви к собственному народу, совершенно не понимая его. Готова была фрондировать и вольнодумствовать, когда ей самой ничего не угрожало. Разглагольствовала о революции, представляя её в образе доброй феи, исполняющей заветные желания. И ужаснулась, когда революция вдруг грянула, обнажив свой чудовищный оскал. И попряталась по углам, и завыла от отчаяния. Но ведь по-другому и быть не могло.

Революция — это вовсе не ослепительная молния, как её представлял писатель-интеллигент Аверченко и ему подобные, вонзавшие в спину революции свои отточенные ножи. Революция — это беспощадный акт насилия! Но вместе с тем — это и рождение нового мира, Новой Реальности. И Реальность эту должны будут строить как раз те самые шариковы, которых интеллигенция презирала и презирает до сих пор. Именно они пахали, сеяли и собирали хлеб для страны. Именно они строили Магнитку и Днепрогэс, создавая индустриальную мощь будущей сверхдержавы. А те, кто, так или иначе, противопоставили себя общему делу, были вычеркнуты из действительности в конце 30-х. И мне кажется, что Полиграф Полиграфович Шариков не вошёл бы в их число. Уж больно любил он жизнь во всех её проявлениях.

Не будем унижать свой народ, называя его быдлом и нацией шариковых. Либеральные умники, побрызгав в своё время ядовитой слюной, оказались, в конечном счете, у разбитого корыта, отвергнутые собственным народом, не желающим терпеть издевательства на свой счёт.

Нынешняя российская власть это прекрасно поняла. Пора понять и всем нам.

Юрий Павлов

ХРИСТОВ ВОИН

За последние полгода вышли три книги Владимира Бондаренко "Трудно быть русским" (М.: Метагалактика, 2007), "Трубадуры имперской России" (М.: Яуза, Эксмо, 2007), "Поколение одиночек" (М.: ИТРК, 2008). Этой "тройней" Бондаренко в очередной раз подтвердил, что он остаётся, процитирую самого себя, "ударником критического труда" ("День литературы", 2006, № 2). Скажу кратко о первой книге.

Название не комментирую и потому, что любое название всегда в большей или меньшей степени условно, и потому, что сложившаяся традиция меня не устраивает. То есть довольно часто разговор о предыдущих книгах Бондаренко ограничивался спорами и рассуждениями об их названии: "Дети 1937 года", "Последние поэты империи"… Так, Владимир Винников в статье "Тайная Россия Владимира Бондаренко" ("Завтра", 2005, № 40) собственно содержания книги "Последние поэты империи" практически не заметил. Его рецензия свелась к демонстрации собственных знаний и понимания проблемы, а также к "вышиванию на краях" книги критика.