Алексей Пушков - Противостояние. Обама против Путина Страница 11

Вы когда‑нибудь видели, как стая акул разрывает тушу поверженного кита? Вот так и тогда новоявленные акулы российского бизнеса рвали на куски тушу государственной собственности. Эти лихие и темные времена закончились дефолтом 98‑го года и уходом Бориса Ельцина. Но не смертью коррупции. Она уже успела стать частью нашего общественного организма, почти неотделимым от него паразитом. И действительно — куда ж без нее.

Однако когда паразит полностью входит в силу, он убивает хозяина. Общество готово терпеть коррупцию, пока она не становится запредельной и вызывающей. Что повергло в прах такие, казалось бы, прочные и стабильные режимы, как правление Мубарака в Египте и бен Али в Тунисе? Стремление народа к демократии? Отнюдь. Режимы повергает в прах не позитивная, а негативная повестка дня. Их повергло в прах беспредельное возмущение части народа, который устал от тотальной коррупции верхов и уже не был готов терпеть ее. А ведь при Мубараке и бен Али Египет и Тунис были любимцами США и Запада, странами с быстро растущей экономикой и динамичным новым средним классом. Один правил своей страной 33 года, другой 19, и оба были лидерами, что называется, от бога. Но из года в год, изо дня в день тунисцы с негодованием обсуждали, какие вечеринки закатывали на своих яхтах сыновья президента, кого и за сколько они туда приглашали и в каких дворцах жила президентская семья… И как откровенно разворовывала казну ненасытная парикмахерша, ставшая женой главы государства и в одночасье превратившаяся в миллиардершу… В такой атмосфере бунт становился лишь вопросом времени.

Коррупция вкрадчива. Она обманывает и успокаивает. В Тунисе все началось с того, что в столице страны полицейские без причин лишили лицензии на торговлю молодого продавца фруктов, отца семерых детей. Он долго обивал пороги, но ему отказывали везде. Не выдержав, он вышел на площадь, облил себя бензином и поднес к себе спичку. Затем была революция. И не только в Тунисе.

Законы бунта едины во всех странах мира. Два года назад какой‑то следователь по непонятной причине выпускает соучастников убийства Егора Свиридова. И вот уже фанаты блокируют Ленинградский проспект, а затем многотысячная толпа захватывает Манежную площадь. Тогда, говоря о причинах странного решения следователя, Дмитрий Медведев сказал: «Мы все знаем, как это называется». Затем нам обещали назвать фамилии и обозначить лица. Следователя вроде бы уволили. Но и все. Ни фамилий, ни лиц, ни ответственных мы так и не узнали.

Мы не узнали и фамилий тех, кто прикрывал страшный разгул преступности в Кущевке. Мы не узнали имен тех, по чьей вине дважды обваливалась трасса на саммит АТЭС. Имена подмосковных прокуроров в рамках игорного дела мы узнали, но что с того: все они уже на свободе.

Коррупция опасна не только чудовищными потерями на госзакупках — до миллиарда рублей в год! — и не только разворовыванием казны. Она ежедневно и ежечасно подпитывает общественное недовольство и готовит общество к взрыву. И никогда не узнать, какой шаг, какое решение очередного следователя или главы местной власти станет последней каплей — и люди хлынут на улицы. Коррупция опасна тем, что предвидеть это невозможно. Подготовиться к этому невозможно.

Сдвинется ли что‑то с мертвой точки сейчас? В последние месяцы открыто множество дел: и о хищениях на АТЭС, и о коррупции в Оборонсервисе, и о махинациях с жильем для военных. Президент заверяет: дела будут доведены до конца. Теперь все ждут результатов. Они необходимы всем — и обществу, и власти.

2012 г.

По зубам ли Обаме Россия и Путин?

Порочная философия «американской исключительности»

Популярность Обамы обнадеживает внешний мир: может быть, при Обаме произойдут сдвиги к лучшему. И Америка наконец‑то признает: господствовать в современном сверхсложном мире даже ей не по зубам. Но не исключено, и даже более чем вероятно, что и при Обаме мы столкнемся со старыми американскими инстинктами. Сегодня их носителями выглядят в основном Джон Маккейн и, конечно же, Сара Пейлин. Именно она нагляднее всего воплощает в себе главную идею американского и массового, и политического сознания — идею американской исключительности. Она состоит в том, что Америка — лучше всех, свободней всех, богаче всех и сильнее всех. А значит — ей и позволено намного больше, чем другим. Собственно, другим вообще позволено лишь то, на что дает добро Америка.

Впрочем, послушайте саму напарницу Маккейна. «Мы исключительный народ. Америка — исключительная страна», — обращается она к публике на одном из республиканских ралли. И если кто ее еще не понял, добавляет под крики и рукоплескания аудитории: «Вы все — исключительные американцы». Однако если кто думает, что это всего лишь примитивные лозунги от губернатора Аляски, то это глубокое заблуждение. Просто Сара Пейлин в силу простоты душевной выдает прямым текстом то, что другие американские политики говорить остерегаются. Но думают они точно так же. Так думал элитный Джордж Буш‑старший, когда говорил о новом мировом порядке, который установит Америка. Так думал ловкий демократ из Арканзаса Билл Клинтон, когда бомбил Белград. Так думал и недалекий Джордж Буш‑младший, когда отдал приказ об оккупации Ирака. Америка на все имеет право, поскольку это исключительная страна с исключительными правами.

Это убеждение прививали американцам еще отцы‑основатели Соединенных Штатов — Вашингтон, Мэддисон, Гамильтон, Франклин. «Эта идея со времен отцов‑основателей состоит в том, что Соединенные Штаты — не такая страна, как все остальные, и что у нее есть особая миссия построить город на холме, который послужит маяком свободы для всего человечества», — пишет известный американский обозреватель Роджер Коэн. Причем сама эта сомнительная для очень многих идея у него сомнения не вызывает. Его беспокоит лишь то, что, по его словам, «идея исключительности с недавних пор… превратилась в убежище для раздосадованной Америки, которая не готова признать подлинное состояние современного мира».

Сара Пейлин может быть неразвитой, необразованной и примитивной, она может считать, что имеет представление о России, поскольку видела ее берега с одного из островов Аляски, но по американским стандартам она вовсе не дура. Когда она кричит об исключительности Америки, она разыгрывает последнюю карту, которая есть у нее и Маккейна: противопоставить миру, меняющемуся на глазах, — и меняющемуся не в пользу США, заклинания насчет исконной, природной, генетической, безусловной и неоспоримой исключительности Америки. Эта идея успокаивает и вдохновляет самую недалекую и, прямо скажем, тупую часть американского электората, которая, как и сама г‑жа Пейлин, ничего не знает о внешнем мире, знать не хочет, не выезжала дальше Мексики — и недоумевает, почему в мире смеются над Бушем‑младшем, когда он говорит, что в Испании говорят по‑мексикански.

Этим «исключительным американцам» сегодня особенно неуютно в современном мире. «Черт побери, ведь Бог сделал именно нас избранной нацией!» — убеждены они и не понимают, как жить в мире, в котором Китай опережает США по числу золотых и вообще всех медалей на последних Олимпийских играх, в котором от Шанхая до Дубая растут новые центры экономической и финансовой мощи, в котором США бросают вызов то европейские державы, то Россия, и в котором Америке все труднее доказывать свою правоту. Для этих американцев Маккейн и Пейлин, выражающие их гнев и ощущение, что все в мире идет не так, — безусловные герои.

Парадокс начала XXI века: порождение американского бизнеса — глобализация — разворачивается против самой Америки. «Идее американской исключительности приходится все труднее во взаимосвязанном мире, — пишет Роджер Коэн. — Как можно настаивать на собственной исключительности, когда каждая крупная мировая проблема — от терроризма до цен на газ — касается всех без исключения?».

Маккейн и Пейлин вопреки очевидному настаивают на том, что Америка по‑прежнему сильна и самодостаточна. И этим они близки миллионам американцев. И это агрессивно‑недовольное меньшинство готово биться за них до конца. Но похоже, что большинство избирателей все же понимает: эта философия — путь в никуда. На этом фоне Обама, готовый к свиданию с внешним миром, выглядит как единственная надежда для гипердержавы, загнанной в угол военными авантюрами, финансовым кризисом и всемирной, мягко говоря, нелюбовью к уходящей администрации Буша.

Однако есть опасность, что вирус американской исключительности, замерев на время выборов, мутирует и заразит уже и обновленный Обамой Белый дом. Ведь, в конце концов, в идее особого предназначения и состоит идейная суть Соединенных Штатов.

2008 г.

Обамомания