Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 11

Конечно, концепция сталинской доктрины 1925 года, сводящаяся к тому, чтобы в случае взаимного исчерпания сил капиталистических государств вступить в войну со свежими силами и в конце продиктовать собственные условия, в 1940 г. была поначалу перечеркнута. Однако, настраивал Калинин партийные кадры на новый курс своего повелителя, коммунисты должны заниматься не вопросами обеспечения мира, а «прежде всего интересоваться вопросом о том, какую выгоду может извлечь коммунистическая партия из событий, которые происходят только раз в 50 лет». Настоящие марксисты должны понимать, сказал буквально Калинин: «фундаментальная идея марксистского учения состоит в том, чтобы извлекать из чудовищных конфликтов, происходящих среди человечества, максимально возможную выгоду для коммунизма». Коммунисты, говорил Калинин, должны поэтому поощрять конфликты, «если имеется шанс на успех» и если они обещают особые преимущества и возможности. «Самый лучший путь для укрепления марксизма, — гласил вывод, — состоит в том, чтобы изучать военные вопросы, а еще лучше для него — сражаться с оружием в руках.» «Война — это очень опасное дело, сопряженное со страданиями, — добавил он затем, — но в момент, когда возможно распространение коммунизма, не следует упускать из вида войну.» Калинин выразил свое удовлетворение по поводу того, что Советскому Союзу удалось «немного расширить зону коммунизма, причем относительно малыми жертвами». И он добавил, что расширение зоны коммунизма должно быть продолжено, «даже если это потребует больших усилий». Основные положения речи Калинина были обобщены в тезисной форме начальником его секретариата Кретовым. Так, тезис № 10 гласил: «Капиталистический мир, наполненный страшными ужасами, может быть уничтожен только раскаленной докрасна сталью священной революционной войны».

Весь дух этой речи главы государства от 20 мая 1941 г. был нацелен, согласно Александру Некричу, не на защиту страны, а на завоевания, на «усиление мощи коммунизма», которое, как выразился Калинин, «возможно, станет решающим для всего последующего хода исторических событий». Надо ли было выражать агрессивные намерения в атмосфере мая 1941 года более ясно, чем Калинин, воскликнувший в заключение «под бурные аплодисменты» аудитории: «Армия должна помнить: чем скорее начнется схватка, тем лучше!»? «Война начнется в тот момент, когда будет возможно распространить коммунизм», — повторил он 5 июня 1941 г. в докладе перед слушателями Военно-политической академии имени В. И. Ленина.

Наряду с другими членами Политбюро, например, с Щербаковым, в мае-июне 1941 г. вновь и вновь пропагандировал агрессивную сталинскую политику и Жданов. Так, в речи перед специалистами кино 15 мая 1941 г. он призвал «воспитывать народ в духе активного, боевого, воинствующего наступления». «Если нам позволят обстоятельства, — открыто добавил он, — то мы еще дальше расширим фронт социализма.» Но расширение «фронта социализма» на запад, как отмечает Никитин, было возможно лишь после предварительного разгрома Германии. На возглавляемом Ждановым совещании Главного военного совета Красной Армии 7 июня 1941 г. на заданную Сталиным тему «Задачи политической пропаганды Красной Армии в ближайший период» Жданов вновь провозгласил со всей откровенностью: «Мы стали сильнее. Мы может ставить перед собой более активные задачи. Войны против Польши и Финляндии не были оборонительными войнами. Мы уже встали на путь наступательной политики».[51]

События 5 мая 1941 г. и, как будет показано, 15 мая 1941 г. находятся в неразрывной связи с речами Жданова и Калинина того периода. Ведь они безжалостно разоблачают, что Сталин заботился вовсе не о сохранении мира и укреплении Советского государства, как по-прежнему утверждает сталинистская пропаганда и апологетика, а что он прилагал все усилия в военном и политико-пропагандистском плане, чтобы развязать захватническую войну.

Глава 2.

22 июня 1941 года

Гитлер упреждает Сталина своим нападением.

Сталин 5 мая 1941 г. официально потребовал идейно-пропагандистской переориентации Красной Армии на идею наступления и превознес большое превосходство Красной Армии, но не коснулся вопроса собственно оперативной подготовки наступательной войны против Германии, что перед аудиторией, собранной в Кремле, было и не вполне уместно. Однако военная подготовка давно началась. Так, Красная Армия, как вынужден признать Жуков, позднее — начальник Генерального штаба и маршал Советского Союза,[52] уже в 1940 г., то есть задолго до немецкого развертывания, начала занимать наступательные позиции в уязвимых фронтальных выступах под Белостоком и Львовом. Совещание высшего командования Красной Армии под председательством наркома обороны, маршала Советского Союза Тимошенко в декабре 1940 г. приняло решение вести будущую войну как наступательную. В январе 1941 г. двое крупных штабных маневров высшего командного состава Красной Армии, также под руководством наркома обороны и частично в присутствии Сталина и некоторых членов Политбюро,[53] дали первую информацию по ведению наступательной войны против Германии. Обыгрывалось, во-первых, наступление крупных советских сил с территории Прибалтики для захвата Восточной Пруссии и Кёнигсберга, во-вторых — наступление подавляющих сил из района Бреста через Карпаты в юго-западном ударном направлении для захвата Южной Польши, Словакии и Венгрии. Показательно, что как советская военная историография, так и мемуарная литература либо вообще не касаются этих стратегических плановых игр, проведенных 2–6 и 8–11 января 1941 г., либо затрагивают их лишь вскользь,[54] что может быть расценено как указание на то, что на первом плане этих мероприятий находились не оборонительные меры, а наступательные действия.

Затем, через 10 дней после изречения Сталиным своих военных угроз, 15 мая 1941 г. начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков передал «председателю Совета Народных Комиссаров СССР товарищу Сталину» в присутствии наркома обороны маршала Тимошенко подписанный ими обоими план наступательной войны против Германии под безобидным названием: «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Заместитель начальника оперативного отдела Генерального штаба генерал-майор Василевский от руки переписал начисто этот документ, из-за строжайшей секретности подготовленный лишь в одном экземпляре, и лично передал его Жукову в кремлевской приемной Сталина. Первый заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Ватутин карандашом подчеркнул необходимые места и внес редакционную правку.

Этот план наступательной войны против Германии, который кандидат исторических наук, полковник Валерий Данилов,[55] при содействии университетского доцента, д-ра Хайнца Магенгеймера[56] из венской Академии национальной обороны, опубликовал в авторитетном журнале «Österreichische Militärische Zeitschrift» и подробно прокомментировал, представляет собой квинтэссенцию еще нескольких проектов, разработанных Генеральным штабом весной 1941 г. для нападения на Германию. Среди них назовем:

1) стратегический план развертывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с Германией от 2 марта 1941 г.;

2) предусмотренный оперативный план на случай войны с Германией, на который ссылался документ от 15 мая 1941 г.;

3) уточненный план развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке от 11 марта 1941 г., который, согласно генерал-полковнику Волкогонову,[57] также был подготовлен при участии генерал-майора Василевского и представлен Сталину маршалом Тимошенко и генералом армии Жуковым.

Данилов цитирует краткое так называемое «наступательное кредо» из плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г., которое идентично по содержанию одноименному (без текстуального добавления «на случай войны с Германией и ее союзниками») документу от 15 мая 1941 г., опубликованному Волкогоновым; правда, если следовать Волкогонову, речь шла лишь о записке Жукова Сталину, то есть, возможно, о кратком ориентирующем сопроводительном письме. Во всяком случае, «наступательное кредо» плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г. совпадает по содержанию с «Соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», которые в сокращенном виде опубликовал полковник Карпов в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» в 1990 г. и которые в 1991 г. были представлены как наступательный план Жукова в еженедельнике «Шпигель» с многозначительным подзаголовком: «Как начальник Генерального штаба СССР в мае 1941 г. хотел опередить Гитлера».

Заслуга полковника Данилова состоит в том, что он полностью опубликовал и обстоятельно прокомментировал советский наступательный план, представив при этом очень доказательные детали военных приготовлений. План Генерального штаба от 15 мая 1941 г. впитал основы сталинского выступления перед выпускниками военных академий и средствами Генштаба практически превратил высказывания от 5 мая 1941 г. в руководство к оперативным действиям. Составление этого наступательного плана и его презентация 15 мая 1941 г. автору требования о том, что теперь необходимо «перейти к военной политике наступательных действий», означали в высшей степени официальный шаг Генерального штаба Красной Армии, который в условиях сталинского режима мог быть предпринят только по указанию самого Сталина. Данилов с полным правом подчеркивает, «что оперативные документы такой важности» могли составляться «исключительно по указанию Сталина, на основе выдвинутых им военно-стратегических концепций». Любая собственная инициатива в вопросах такой значимости была исключена, поскольку она могла быть истолкована как групповой протест против «линии партии», то есть против Сталина, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разумеется, это тем более относилось к наркому обороны и начальнику Генштаба, и именно Жуков, вспоминая о «Большой чистке», однажды разъяснил, чтó означало бы оппонировать линии Сталина и ковать самовольные планы.