Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6454 ( № 11 2014) Страница 11

Нижняя Радищевская, 2

24 марта – вечер Международной гильдии писателей, начало в 19.00 .

Дом-музей Марины Цветаевой

Борисоглебский, 6

21 марта – презентация книги переводов «Записных книжек Марины Цветаевой (1919–1921)» на итальянский язык. Переводчик – Пина Наполитано, начало в 15.00.

Библиотека  украинской литературы

Большой зал

21 марта – «Два гения одной эпохи» (к 200-летию со дня рождения Т. Шевченко и М. Лермонтова). Презентация антологии одного стихотворения «Выхожу один я на дорогу…», нового перевода «Кобзаря» на русский язык. Начало в 18.00 .

Литературный клуб  «Мир внутри слова»

Малая Пироговская, 5

24 марта – вечер полигранизма. Участники расскажут о том, как в их сознании одновременно живут прозаик и критик, поэт и художник, писатель и учёный. Ведущая – Елена Зейферт, начало в 19.00 .

«Святися, Киевская Русь!»

Памятник Максимилиану Волошину в Коктебеле

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Мария ЛУЦЕНКО

Родилась и живёт в Киеве. Окончила Национальный университет "Киево-Могилянская академия". Публиковалась в журнале «Радуга», альманахах, газетах. Участница нескольких поэтических фестивалей на Украине и в России.

Качели скрипят о высоком

СТРАННИЦА

Я страница твоему перу, Всё приму. Я - белая страница. М. Цветаева Мы никогда не сможем породниться.

Творениям бескрылым не чета,

я – странница. И всё же я – страница,

на языке любви меня читай.

Кто счастлив взаперти, а кто стремится

на свет и тяготится во плоти.

Я – странница. И всё же я – страница,

по ней ты можешь время перейти.

Пусть на строке моей повременится,

тебе, дружок, не причинит вреда

ночей моих тягучих вереница

и серых дней коротких череда.

Мелькнут перед глазами и с ресницы

слетят пылинки памяти во тьму.

Тебе я буду бесконечно сниться,

но в дальнюю дорогу не возьму.

Есть книга звёзд, она во мгле хранится,

в ней кем-то предначертаны пути

мне, страннице небес, твоей странице.

Прости меня, прочти меня, Прочти.

ОДЕССКОЕ

У качелей одно на уме, хоть скрипят о высоком.

Только сядешь, и вмиг рассекретят тебя облака.

Улыбается память, и бурым измазавшись соком,

обдирает о камни орехам зелёным бока.

Здесь впадает река моя в крайности, в райности, в детство,

оставляя пороги, сливается с новой водой.

В этот город впадая, так хочется сразу раздеться,

скинуть сумки, набитые мятой, лежалой бедой,

и по первому, самому древнему зову природы

стать по косточки в море, русалочью верность храня,

и входить так же тихо и нежно в солёные воды,

как однажды входил ты за тайнами жизни в меня.

БОЛЬНИЧНОЕ

Не выспался мой день. Он зол и сер.

Я – в очереди молча жду укола.

Психушка – неплохая, братец, школа.

Есть аттестат – повестка в диспансер.

Она – мой ад кромешный и Парнас,

Тяжёлый крест на женственные плечи.

К вечерне зажигают в храме свечи,

И кажется, что там поют про нас.

И кажется, недаром мне дана

судьбы моей пустынная Голгофа.

И голубь Иордана голубого.

Мне тридцать, я почти что казнена.

Крести меня от бешеной тоски

огнём с плиты, потом водой из крана,

когда от страха я, проснувшись рано,

бегу уничтожать черновики,

затем бреду весь мир одна спасать,

затем лежу, бредовая, в отключке.

Все говорят: она дошла «до ручки»,

А чем же мне ещё тогда писать,

чтобы воскреснуть в шёлковой траве,

Превозмогая волны дикой боли.

О, как свободно пишется в неволе!

Перловка в миске.

Перлы в голове.

Оксана БОРОВЕЦ

Работает редактором корейского журнала, проводит квартирники. Живёт в Киеве.

Скорлупки Крыма

* * *

Гляди в поля:

Холодным молоком

Там небо опрокинулось, тягуче

На землю полилось кисельной тучей.

Гляди в неё

И думай ни о ком.

Молчи в неё

И с нею говори.

Ответит не волной, но отраженьем,

Но мелких рыб – глубоководным пеньем,

Но словом вслух

И зрением внутри.

Так в девять лет

Стоял ты на краю,

Два раза в молоке отображённый,

Увиденным два раза поражённый.

И так молчал,

Как я не говорю.

Что видел ты,

Чумазый звездочёт:

Утопших птиц, проросшую пшеницу?

Ты ведал, стоит только наклониться –

И оловом вода перетечёт.

И потому, по косточки в грязи,

Ты вниз смотрел на блики небосвода

И по вселенной прутиком возил,

И дул на воду.

Осенние марши

Это осенние марши, ты слышишь?

Лбы расшибают каштаны о крыши.

Это нестрашное чучело ночи

Смотрит тоскливо из скважин замочных.

Так получается: утром осенним

Выйдешь на улицу спящим растеньем,

Листьями водишь, колышешься зябко.

Ветер сгребёт тебя жадно в охапку

Точно таких же уснувших растений,

Что разучились отбрасывать тени.

Падают листья на руки, на платье.

Осень – скупая и дважды не платит.

Осень уходит с моими долгами.

Осень уходит моими ногами.

Крымское полусухое

Гурзуф – орех в скорлупке Крыма.

Горчит вода, растёт трава.

В окно – закат, но мимо, мимо...

Натянут луч, как тетива.

Он дрогнет раз – и вспыхнет ярко,

Отметку дня переступив,

Поднимет небо красной аркой

Над белой скатертью степи.

Горит огонь внутри ореха,

И век его не потушить.

Мы будем долго-долго ехать.

А после – долго-долго жить...

Евгения БИЛЬЧЕНКО

33 года. Вышла из всех возможных союзов. Не входит ни в одну из партий и общественных организаций. О себе говорит: «Я открыта всему миру. Я подчиняюсь только Богу».

Бутылка хлеба

Per aspera ad astra

                                  Маше Луценко

Мой дар, как смертельный вирус,

Сжигает меня в бреду.

А кто-то кричит: «Лавируй!» –

Но я напролом иду.

А кто-то пищит: «Примажься!»

А кто-то пыхтит: «Схитри!»

Сияют в пыли бумажной

Созвездия-хиппари[?]

Иду к ним до Луалабы

По рельсам травы босой,

Как ваши дурёхи-бабы

К соседке за колбасой.

В кармане – бутылка хлеба.

За пазухой – грязь и честь.

И небо, седое небо,

И предков на нём не счесть!

Их души горят сквозь дыры,

Как свечи в чужом саду,

И молча кричат: «Лавируй!» –

Но я напролом иду.

Медитации в Козятине

Туман на станции Козятин...

Фонарный столб, как йогин, тощ.

По чёрным спинам голых рощ

Ночной состав въезжает в дождь.

А я бегу вселенским зятем

От взятых по залёту тёщ:

Мой путь – опасен, но приятен.

Туман на станции Козятин...

Деревья плачут в полный рост

Над пропастью моих сиротств.

Ответ на смерть – предельно прост:

Никто не помнит о расплате,

Никто не задаёт вопрос:

Любой вопрос теперь – некстати.

Туман на станции Козятин...

И небо – как церковный свод.

Всё бывшее за год пройдёт

Не позже, чем на третий год,

Оставив в сердце пару вмятин

И шрам, перед которым йод –

Бессилен... Как и врач-урод

С воловьей кровью на халате.

Туман на станции Козятин...

Здесь каждый проводник – хирург:

Он тянет сотни добрых рук

Ко всем, кто враг и даже друг,

Как бодхисаттва Умасвати, –

И этим размыкает круг

Разлук, привязок и апатий.

Туман на станции Козятин...

Вокзал укутав, Покрова

Измалывает в пыль слова.

Стучат колёса-жернова.

И поезд катит, катит, катит...

Разгадка жизни – не нова...

Туман на станции Козятин.

Елизавета РАДВАНСКАЯ

Родилась в Киеве. Училась в медицинском университете. Стихи пишет с раннего детства. Автор двух сборников поэзии и прозы. Лауреат международного конкурса малой прозы «Белая скрижаль – 2011». Печаталась в литературных журналах Киева и Петербурга, в поэтических сборниках.