Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1926 № 05 Страница 11

На заседании постановили эвакуироваться на пароходах на север, вниз по Енисею. Вместе с советом эвакуировалось и основное ядро нашей красной гвардии.

На пристани и на приготовленных пароходах горели огни. Белела стройная «Россия», за ней «Николай». Подкатывали телеги, грузили оружие, дрова, продукты.

Пароходы отчалили. Последний оплот Советов Сибири пустился в тысячеверстное путешествие, в тундру, к Ледовитому океану…

На другой день проходили Юксеевские пороги. Вода была высокая, — прошли легко. Все высыпали смотреть на открывшуюся живописную местность.

У всех поднялось настроение.

Когда проходили мимо сел и деревень, на берег высыпала толпа.

Почему идут сразу два парохода? Почему они не останавливаются у пристани? — Это было непонятно крестьянам.

Сделали только одну остановку, чтобы захватить дров. На второй день пришли в город Енисейск.

Здесь узнали, что этот город — единственный город в губернии, не занятый белыми. Местный исполком рассчитывал прожить здесь не более трех дней.

На следующее утро пароходы отчалили от Енисейских пристаней. Дальше не будет ни одного города, только Туруханск, но он город по одному названию.

На девятый день, когда пароходы подходили к поселку Монастырское под Туруханском, отступавшие увидели позади, за поворотом реки, густой дым. Из-за дальнего поворота реки показались два парохода, за ними еще один. Это была неприятельская погоня. «Россия» и «Николай» шли на всех парах, почти рядом. В маленькой рубке парохода «Николай» происходило совещание отступавших. На этом совещании определенно выяснилось, что положение безвыходное и придется сдаться, ибо высадка в тайге, в болотах, безлюдных на тысячи верст, грозила всем медленной, мучительной смертью.

Но нашлась маленькая группа смельчаков, которые сдаваться не пожелали. Их было пятеро: Звонарев, Ельцов, Туманов, Черных и Пыжнов. Все они, кроме Туманова, были из Красноярских железнодорожных мастерских.

Лодка с пятью «безумцами» причалила к берегу.

II. У тунгузов.

Лодку выволокли и спрятали в кустах, Притаились за кустам. Через два часа увидели, как три неприятельских парохода и два пленных — «Россия» и «Николай» — шли обратно в направлении Красноярска.

Над всеми пятью колыхались белозеленые флаги.

Когда пароходы совсем скрылись из виду, беглецы развели костер и стали закусывать.

— Перестреляют теперь наших, — сказал Пыжнов.

Остальные угрюмо молчали. Они знали, что ожидает тех, оставшихся на пароходах: одних пуля, других нагайка и тюрьма.

— Ну, ребята, теперь мозговать, как нам выбраться отсюда, — сказал Звонарев, дожевав кусок хлеба с салом и закуривая.

Черных знал эти места. До Подкаменной Тунгузки отсюда пятьсот верст. По этому берегу пять рыбацких поселков. До первого — Бородина — триста верст. По тому берегу идет проселочная дорога. Там до Тунгузки будет, если считать с зимовками, двадцать поселков, а без зимовок — шесть. Первая отсюда зимовка — Мироедовская, но вряд ли там можно найти сейчас живого человека.

Решили так: пока будет можно, плыть на лодке. Держаться этого берега. В поселки заезжать как можно реже. Добраться до Подкаменной Тунгузки и пробраться по ней на прииски.

Звонарев выдвигал другой план:

— Что делать на приисках? Прииски отрезаны от всего света. Зачем забиваться туда? Нужно вернуться. Если нельзя в Красноярск, то в другой город. Добраться до Енисейска, оттуда, держась старого тракта, пробраться на Ачинск. Там есть свои ребята. Там найдется дело.

Но более осторожные товарищи отклонили это. Звонарев должен был подчиниться большинству.

Течение на Енисее быстрое, сильное. Против течения грести было очень трудно. Сменялись через каждые полчаса. Две пары весел с трудом продвигались на шесть верст в час. Целый день по обеим сторонам широкой реки тянулись жидкие леса.

К вечеру под'ехали к устью Сухой Тунгузки. В этом месте водоворот чуть не затопил лодку. Переплыли совершенно изнеможенными.

Тогда Черных вспомнил, что в этих местах против течения идут не на веслах, а тянут лодку бечевой. Но бечевы не было, пришлось продолжать путь на веслах, напрягая последние силы.

Наконец, увидели на высоком берегу несколько построек. На берегу горел костер, но, есть ли кто-нибудь у костра, не было видно.

Причалили…

— Я сначала один схожу, — сказал Звонарев. Выскочил на берег с винтовкой, быстро поднялся.

Налетела целая куча мошкары.

— Чорт возьми, сетки не захватили. — В спешке от'езда с парохода позабыли взять сетки.

Мошка набивалась в нос, в глаза, втягивалась дыханием в рот, нестерпимо больно ела лицо, руки.

Север Сибири, сырой и таежный, изобилует мошкой, комарами, слепнями, оводами и другими кусающими насекомыми. Сибиряки дали им хорошее коллективное имя — «гнус». В этом отношении с Сибирским севером не может конкурировать никакой уголок земного шара. Наиболее распространены мошка и комары, летающие целыми тучами. Для защиты от них носят сетки, состоящие из матерчатого шлема с часто плетеной личиной из конского волоса. На полевых работах, когда в сетках жарко, мажут лицо и руки дегтем или неочищенным скипидаром. Кроме того, женщины в поле носят мужской костюм.

Звонарев сломал с куста большую ветку и, яростно отмахиваясь, приблизился к костру и постройкам.

Там никого не было, но он остановился у костра. Здесь от дыма не было комаров. Передохнул… Вдруг из-за поросшего лесом пригорка донесся целый хор непонятных гортанных звуков:

— Ко-кко, ко-кко!..

Звуки на минуту затихали, потом опять усиливались. Звонарев удивился и встревожился.

В это время из-за постройки вышел старик. Увидев Звонарева с винтовкой, остановился в нерешительности.

— Эй, отец, пойди-ка сюда! Не бойся, — крикнул Звонарев.

— С городу? — спросил подошедший старик.

— С городу, — ответил Звонарев. — Что это кричат там?

— Ехарье, — ответил старик.

— Птицы такие, что-ли?

— Не! — сморщился улыбкой старик. — Ехарье — праздник так называется у тунгузов. Весна, тепло стало, вот они и радуются. А это кричат они так, песня у них что ли, — чудной народ!

— Что, отец, здесь чаю напиться или горяченького поесть есть где?

— Не, на зимовке-то у нас никого нет, все уже повыбрались. А ты бы к тунгузам пошел, сынок. Один, что ли? Пятеро? Во-от! На самый пир и попадете. Они гостей любят.

Звонарев для защиты от мошки вытащил из костра горящую с одного конца палку. Вернулся к товарищам.

— Будем ночевать здесь. Никаких признаков власти. Попали прямо на праздник к тунгузам.

Втащили в кусты лодку. Несмотря на усталость и мошку, поднимаясь, все время обменивались шутками. Поднялись на пригорок.

Перед глазами развернулась невиданная картина: на большой поляне, на берегу Сухой Тунгузки, горели почти правильным кольцом десятки костров. Вокруг сидели и стояли люди, в своих оленьих костюмах казавшиеся необыкновенно широкими и толстыми. Они и составляли хор, выкрикивавший однообразное, гортанное — Ко-кко!

В середине круга, вокруг костров, двигались плавно, трясясь всем телом, несколько тунгузов. Танец был так же однообразен, как и странный хор.

Путники вышли на поляну. Появление пятерых вооруженных людей внесло в празднество некоторую заминку. Их обступили.

— Зачем ходил сюда? — спросили на ломаном русском языке.

Тут выступил Черных.

— Мы в гости, — сказал он. — Есть, спать, потом в город.

— Купца! купца! — закричали тунгузы. — Водка!

— Нет, мы с парохода, — пояснил Черных. — Табак есть?

Протянутый им кисет в одну минуту был очищен.

В это время в толпу протискался высокий, сильный на вид тунгуз с широким, лоснящимся лицом, с большим выпуклым лбом над открытыми карими глазами. Его костюм из пегих оленьих шкур был густо вышит узорами из цветных бус.

— Князь, — пояснили приезжим.

За князем протиснулось трое русских.

— Скупщики, пушники, — поняли товарищи.

Князь дотронулся до винтовки Звонарева. Дыхнул ему в лицо перегоревшей водкой.

— Продашь?

— Нет, — ответил Звонарев.

— Это большевики, разбойники из Совета, — крикнул пушник и пьяно захохотал. — Поймали ваших, голубчики!

Тунгузы затараторили что-то по-своему. Понятно было только одно слово — «совет».

— Это они, князь, всех купцов хотят перебить. Кто тогда будет всем тунгузам порох возить, свинец возить, водку возить? Убей их, князь! — кричал, размахивая руками, пушник.

Тогда заговорил один старый морщинистый тунгуз:

— Не хорошо говорил купца, — сказал он. — Совет — хороший человек, самый большой человек. Был царь, теперь совет — царь. Пришел совет, сказал: «Тунгуз, не плати долг купцу». Весь долг совет простил. Хороший человек совет. Совет любит тунгуза. Ты — совет? — обратился он к Звонареву.