Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин Страница 11

— А вот современная культурная жизнь страны, где ты живёшь, не продразумевает такой традиционный изоляционизм, который сразу представляет себе российский читатель, зная о том, что и визы в Швейцарию не шенгенские, и то, что она вне многих политических союзов? Нет ли такой ироничной оппозиции по отношению к Европе?

— Главное качество, которое отличает швейцарцев — вначале оно во мне вызывало недоумение, а теперь я понял его глубокую мудрость — это некоторое самоуничижение. Как у нас, только по сравнению с русскими, это принимает совсем другую форму. Вот я прошёл сейчас по Москве, и везде, где были лозунги про коммунизм и КПСС, теперь плакаты и транспаранты типа "Москва, ты самый лучший город в мире". Там всё не так. Всё это так плавно перешло — одно в другое. Для каждого швейцарца абсолютно естественна невероятная скромность, и такой "комплекс неполноценности", который переходит в признание абсолютно всех достижений соседей. И с каким швейцарцем не поговоришь, то он с пеной у рта начнёт доказывать, что стране ещё надо развиваться и развиваться.

А что касается изоляции, что замечает неискушённый наблюдатель, то здесь имеет место совершенно чёткий водораздел. Только одна часть нации консервативна — крестьяне, жители маленьких городков и деревень, а вот верхние слои общества, банки, люди, работающие в промышленности, интеллектуалы — все они никакой изоляции, конечно, не чувствуют. И их стремление в Европу, формальный приход страны туда — дело поколений. Как только придёт новое поколение, следующее же голосование приведёт к вступлению во все международные организации. Вот до сих пор Швейцария не член ООН, но вот вроде сейчас собираются вступать.

— Поговорим ещё о культурной жизни?

— О культурной жизни я ничего говорить не буду. Это в Германии каждый второй — русский писатель. И если что-то происходит с русской литературой, так это в Германии. В Швейцарии, если какие-то русские приезжают туда, то они в этом обществе абсолютно растворяются. Никакой культурной жизни там нет.

— Тогда о книге про русскую Швейцарию. Слово "путеводитель" задаёт ей особый тон, интонацию справочника. Как получилась эта книга?

— На самом деле она родилась из ощущения пустоты под ногами. Ты не можешь существовать без истории.

— Своей истории?

— Истории страны, в которой ты живёшь. Ты приходишь, а вдруг получается, что этой истории нет, вернее, она ещё не написана. Это, кстати, возвращает нас к закрытости наций — русский человек, приезжая куда-то чувствует себя колонизатором в пустыне. Он сразу думает "А что было здесь до меня?". И что здесь был Вильгельм Телль, так это никого не интересует. Все приехавшие начинают думать об именно русской истории. А она действительно ещё не была написана. И я ощутил себя в своём роде Карамзиным, своего рода русским путешественником, описывающим Европу. Итак, чтобы не чувствовать себя в некотором вакууме, ты должен знать, что в этом городе у тебя есть родственники, друзья, знакомые.

Идея родилась, как ни странно, в Париже. Я приехал туда жутко холодной зимой, и город совершенно не соответствовал моим представлениям о нём — компиляции Хэмингуэя и русский эмигрантов, и вот там оказалась зима как в России, всё выморожено, фонтаны представляют из себя глыбы льда, в метро войти нельзя, потому что туда переместились все клошары с улиц принеся с собой все свои запахи, кафе, в которых сидеть нельзя, потому что ничего для зимы не приспособлено. Это был какой-то не тот Париж.

А меня водила по городу наша знакомая, которая вдруг указала на какой-то дом, сказав:

— А вот здесь Гоголь работал над мёртвыми душами.

И вот этот дом, эти улицы, и весь Париж стали какими-то другими. Тогда я понял, что мне нужно сделать Швейцарию своей, населить её знакомыми и друзьями. Так родилась "Российская Швейцария", потому что в этой стране действительно была (или побывала вся русская культура — от боевиков и революционеров, от Савинкова, Ленина, Троцкого до великих писателей и художников. Я понял, что, на самом деле, Бунин и Достоевский и многие другие писатели — мои родственники там, я их нашёл в этих чужих городах. В результате получилась книга, которая, по сути, есть культурно-исторический путеводитель, главы которого посвящены городам.

— А издание двуязычное?

— Издательство "Pano", которое её выпустило, занимается выпуском славистики, сделало её на русском языке, а вот немецкий вариант уже готов и, я надеюсь, выйдет в не очень отдалённом будущем. Это не перевод, а вариант, потому что русский вариант был рассчитан на такого читателя как я. Потому что, приехав в Швейцарию я такую книгу искал, но не нашёл. И четыре года искал всё то, что можно, и в результате написал сам.

— А ты не хочешь издавать её в России?

— Что за вопрос? Конечно, хочу.

Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.

Извините, если кого обидел.

06 января 2009

История про Михаила Шишкина — 3

Собственно, это Разговоры с Михаилом Шишкиным в июне 2005 года.

Писатель Шишкин живёт в Швейцарии и, иногда создаётся впечатление, что он приезжает в Россию только для того, чтобы получать довольно престижные литературные премии — от "Русского Букера" до "Национального бестселлера". Собственно, премию "Национальный бестселлер" он получил за свой роман "Венерин волос", вышедший в журнале "Знамя", и ожидаемый в виде книги от издательства "Вагриус" к сентябрьской книжной выставке в Москве. Те, кто не читая книги, увлекаются вольными ассоциациями (многозначие русского языка позволяет делать это) — ботаническая справка: Венерин волос, адиантум (Adiantum capillus veneris). По жизни папоротник.

— Кем ты сейчас работаешь? Дело, конечно, не только в формальном месте, а какими видами заработка ты занимаешься?

— Пока работал над романом, то потерял все заработки. Чего еще можно было ожидать? Важно другое. Откладывал жизнь на потом, на "после романа". А теперь, поставив точку, пытаюсь нагнать жизнь, а упущенное нагнать уже невозможно. Близких людей очень мало, и их нельзя "откладывать". И ещё: очень сложно найти понимание, контакт с людьми — слова мешают. Для романа можно искать нужные, единственные слова неделями, и потом они вдруг придут среди ночи. А в жизни нужных, единственных слов найти очень трудно, а иногда и вовсе невозможно. Настоящее понимание между людьми если и есть, то на каком-то другом, несловесном уровне.

— Вот ты написал роман, который получил премию. О чём он? (Это заведомо не очень