Детеныши любви. Cборник лучших рассказов и эссе - Алексей Леонидович Курилко Страница 11

На суде он и ухом не повёл, когда оглашали приговор. Председателю даже пришлось переспросить: понят ли подсудимым вердикт, вынесенный ему судом. Он кивнул. Он понимал… ПОНИМАЛ, ЧТО ЭТО ХУЖЕ РАССТРЕЛА! И ещё понимал, что Люся сочтёт себя обманутой и ждать 10 лет того, кто предал её, обманул, она не станет. Она человек принципиальный. Он это знал по её дневникам. Нет, обманщика, вора и мерзавца она ждать не будет. Тем более десять лет.

Он оказался прав.

Она не стала его ждать целых десять лет…

Она и года ждать не стала.

Уже через восемь месяцев после его задержания она выбила с ним свидание…

На вопрос, кем она ему приходится, Люся честно призналась: я его судьба… И невеста… И мать его будущего ребёнка…

Кто будет проверять, когда пузо видно невооружённым глазом и в полутьме казённого дома…

Официально их расписали, когда она в третий раз приехала нему, уже в колонии.

А саму свадьбу сыграли только спустя семь лет, когда его досрочно освободили…

10

У них четверо детей. Дмитрий Дмитриевич время от времени снимается в кино, в сериалах, на телевидении… Людмила Андреевна преподает в школе.

Я с ним неоднократно пересекался на съёмочных площадках… Он неплохой актёр, хотя никакого специального образования у него нет. Видел однажды и его вторую половину, о которой он мне рассказывал с удовольствием и восхищением… Мне кажется, они до сих пор влюблены друг в друга… Во всяком случае, глядя на них, искренне веришь в то, что бывает в жизни такая сильная и почти киношная любовь, но любовь эта – настоящая, с первого взгляда и навсегда… Бывает же такое, правда?

Я сказал ему, что хочу написать рассказ по мотивам его жизни… Он улыбнулся грустно, сказал спокойно:

– Пустая трата чернил… (Он знал, что я пишу пером, по-старинке.)

Так вот он сказал:

– Пустая тратя чернил и времени… Такие истории нынче не в моде… Отсталый ты, значит, как и я…

– А мне история кажется интересной.

– Такое сейчас не читают…

– Посмотрим, – сказал я.

– Да, – сказал он, – поглядим…

ЛЮБИМЫЙ ДИАГНОЗ НЕИЗЛЕЧИМОЙ БОЛЕЗНИ

За пять дней до сомнительного праздника, именуемого «день рождения», мне пришлось лечь в больницу. Из-за плотного, в последнее время, графика – театр, кино, телевидение – я в течении полутора лет не мог выделить свободную неделю для этого мероприятия. Здоровье, конечно, важнее и дороже работы, но это в теории, а на практике большинство из нас работает до тех пор, пока тот или иной недуг не заявит о себе в полную силу. Варикоз – вещь не смертельная, но если сильно запустить, всякое может случиться, вплоть до ампутации конечностей. Я не танцор, однако и мне мои конечности дороги не меньше.

В общем, лёг я в больничку на операцию. Больница номер восемнадцать. Та самая, в которой в одна тысяча девятьсот двенадцатом году – век назад – лежал «великий украинский письменник» Михаил Коцюбинский, о чём красноречиво гласит мемориальная доска у главного входа в больницу. Присмотрел место и для моей будущей мемориальной досточки. Мысленно увидел её. Оценил. Мол, тут, в таком-то году лежал писатель, актёр и редкостный раздолбай – Курилко Алексей. Чего-то на доске не хватало. Я подумал и добавил: «нобелевский лауреат». Вот теперь всё выглядело идеально.

Ничего не поделаешь, приступы мании величая с возрастом охватывают меня всё чаще. Сменяя приступы депрессии, причина которых всегда одна – тотальная неуверенность: в себе, в собственные силы, в наличие таланта…

При поступлении в хирургическое отделение, я попросил отдельную палату. Для вип-персон. (Не оттого, что ощущаю себя реальной вип-персоной, просто потому, что одиночество переношу намного легче, чем присутствие чужих, незнакомых мне людей). Мне назвали цену. Сумма серьёзная, но пережить можно. Я, не раздумывая, согласился. Денег не жалко. Лишь бы были все удобства и чтобы меня поменьше тревожили. А так-то я человек простой, скромный, непритязательный… И, как сказал классик, мне вполне достаточно самого лучшего.

Не было у них ничего виповского. Меня устроили для участников и инвалидов Великой Отечественной войны. При этом палата совершенно убитая. Но отдельная, и с кондиционером. Ничего лучшего у них не нашлось. Зато аж две кровати. Есть холодильник и ванная комната. Предлагали пренести маленький телевизор, я отказался, со мной был планшет.

– А если в больницу поступит участник или инвалид войны? – спросил я растерянно. – Неудобно же будет…

Мне ответили:

– Пусть будет неудобно руководству больницы. А вам и участнику войны должно быть удобно: ведь вы же заплатили.

– Я заплатил, а он заслужил.

– Кто?

– Да участник же! Ветеран!..

– Надо пописять сегодня вот в эту баночку!

– Прямо сейчас?

– Когда захотите!

– Гуманно.

Из палаты я выходил только на перекуры. Чтобы покурить надо было идти на улицу. Я решил, что это слишком далеко и нашёл на третьем этаже, на другой стороне нашего корпуса, коморку, оборудованную под курилку (мог ли Курилко не найти курилку?). Эта курительная комнатка была, как я понимаю, для медперсонала, но там изредка появлялись и больные, из тех, кто лежал тут давно и успели всё кругом разведать и освоиться.

Когда я в первый раз туда вошёл, там, на грубо сколоченной лавке, сидели две симпатичные близняшки, лет двадцати, в спортивных костюмах.

– Вы позволите, – спросил я, – присоединиться?

Иногда я галантен до тошноты.

Девицы неправильно истолковали мой вопрос, решив, что я желаю именно присесть рядом с ними на лавку. Они мгновенно отреагировали положительными возгласами, что-то вроде: «Да, конечно, что за вопросы?!»… И тут же обе отодвинулись в стороны, освобождая мне место между собой, посередине.

Помешкав, я всё-таки уселся между ними, закурил.

Они глядели на меня, словно чего-то ожидая. Я мельком взглянул на одну, потом на другую. Надо же! Абсолютно одинаковые, прямо идентичные.

– Вы – близняшки? – задал я наиглупейший вопрос, хотя всё было видно итак.

– Близняшки, – хором подтвердили они мою смелую догадку.

– Повезло, – сказал я.

А сам думаю: «Лёха, что ты мелешь? Почему повезло? А если и повезло, то кому? Бред!».

Я глубоко затянулся и, выдыхая дым, зачем-то спросил:

– Как же вас различают?

– У меня, – с готовностью доложила та, что слева, – на попе шрам от укуса.

– Буду знать, – заметил я.

Затем, поразмыслив, я уточнил:

– А что же это за зверь такой вас укусил?

– Его звали Вахрам.

Её сестра хихикнула.

– Ясно, – говорю. – Горный хищник. Особенно опасен во время брачного периода.

На этот раз они обе захихикали.

– А как вас зовут?

– Меня Ада, –