Дэвид Хоффман - Олигархи. Богатство и власть в новой России Страница 12

У Смоленского бумаги были в порядке, но он чувствовал себя не в своей тарелке и немного боялся Лужкова. Он никак не мог придумать название для своего нового кооператива. В советские времена государственные строительные организации часто имели только номер, например “СУ-6”. Смоленский указал в заявлении название своего будущего кооператива — “Москва”. Войдя в комнату, где за пустым столом без пиджака, в одной рубашке сидел Лужков, он подал документы.

Батурина нахмурилась. “У нас уже есть “Москва”, забирайте свои документы!” Ее голос звучал твердо, по-деловому. У Смоленского мелькнула мысль, не будет ли это чем-то вроде антиалкогольной кампании, и он подумал про себя: “Нет, только не это!” Он помолчал и спросил, может ли он назвать кооператив “Москва-2”.

“Нет! — сказала она. — У нас уже есть “Москва-2”.

“Можно назвать его “Москва-з”?” — попросил Смоленский.

“Хорошо, — смягчилась Батурина. — Пусть будет “Москва-з”. Она вписала цифру з рядом с написанным рукой Смоленского словом “Москва”.

“В тот день, — вспоминал позже Смоленский, — коммунизм для меня кончился”.

Кооператив “Москва-з” был частным предприятием, созданным в Первомайском районе, одном из тридцати трех административных районов Москвы, где Смоленский работал в Ремстройтресте. Но он не имел никакого представления о том, что должен делать частный предприниматель. У него было три тысячи рублей личных сбережений, и он не знал, должен ли он вкладывать собственные деньги. Он думал о том, где возьмет строительные материалы и что будет строить. Партия приказала Смоленскому создать кооператив, но выполнение приказа свелось к его личной инициативе. Больше никто не знал, как это сделать.

Виктор Лошак вспоминал, что первые кооперативы собирали вторсырье для перепродажи. Они пытались делать примитивную кухонную мебель из обрезков пиломатериалов и ящики для цветов из старых автопокрышек. Лошак рассказал, что впервые услышал о Смоленском, когда тот занимался сбором строительного мусора. “Он нанимал студентов, и они разбирали дома, назначенные под снос, складывая отдельно дверные коробки и кирпичи. Все это продавалось людям, строившим загородные дома”.

Вскоре Смоленский сам решил заняться строительством гаражей и дач, на которые был большой спрос у москвичей, хотевших хотя бы на время покидать перенаселенный город. Смоленский увидел еще один пробел и восполнил его. Государственные строительные организации не имели возможности строить дачи. Они не справлялись даже со строительством достаточного количества городских квартир площадью по двадцать восемь квадратных метров.

Но проблема, с которой столкнулся Смоленский, была той же, с которой он сталкивался, будучи руководителем государственной строительной организации. В мире хронического дефицита найти строительные материалы было нелегко. Оптовиков, которые могли бы продавать ему гвозди и доски, просто не было. Теоретически материалами распоряжалось государство, но на деле все было иначе. Поиски строительных материалов сопровождались соперничеством с конкурентами, что было еще одной особенностью того огромного неорганизованного базара, который представлял собой советский социализм. Первым частным предпринимателям приходилось полагаться на собственный ум, блат и связи, идти на воровство, взятки и сговор, чтобы получить необходимое оборудование и материалы.

Александр Панин, секретарь городской комиссии, контролировавшей деятельность кооперативов, рассказывал, что кооперативы отчаянно нуждались даже в самом необходимом. “Им были нужны производственные помещения, — вспоминал он. — Им были нужны ткани, если они шили одежду. Если они хотели производить мебель, им нужно было приобрести пиломатериалы, доски и тому подобное. Но проблема заключалась в том, что существовала государственная система распределения. Вы не могли купить стол, лесоматериал или доски, потому что все распределялось”. Комиссия во главе с Лужковым пыталась помочь новым предпринимателям, требуя, чтобы государственные предприятия поставляли кооперативу кирпичи или цемент{21}.

Это было непросто. Смоленский рассказывал, что чиновники в Москве помогали мало. “В то время купить доски и гвозди в Москве было невозможно. Просто невозможно. Ни за какие деньги”. Сами по себе деньги не могли обеспечить приобретение дефицитного товара. Но Смоленский умел просить, договариваться и заключать сделки на социалистическом базаре. Вскоре он уже пилил доски на лесопилке и занимался строительством небольших сооружений — загородных домиков с одной или двумя комнатами, сараев и гаражей.

Однажды Смоленского как представителя нового поколения кооператоров решили представить американской телевизионной съемочной группе, приехавшей накануне визита в Москву президента Рейгана. Съемочная группа подъехала к лесопилке и наблюдала за тем, как люди Смоленского таскают бревна, распиливают их и переносят доски, делая все это вручную. Журналисты спрашивали Смоленского, почему все так примитивно. Они не понимали, что являются свидетелями триумфа Смоленского, который гордился тем, что его кооператив существует.

Когда годы спустя я предположил в разговоре со Смоленским, что его первый успех был предопределен грядущей гибелью советского государства, он перебил меня: “Мы не думали о гибели государства”. Их больше волновала собственная судьба. Если бы Горбачева свергли, их могли арестовать и расстрелять как спекулянтов. Им было не до гибели государства, “мы думали о собственной гибели”.

Через несколько месяцев кооператив Смоленского превратился в процветающее предприятие. Дачи пользовались спросом, и партийное руководство снова обратило на него внимание. Оно потребовало, чтобы Смоленский составил отдельный список партийных боссов, хотевших построить дачи. Смоленский быстро выполнил это требование, ведь они могли повлиять на поставку пиломатериалов. “Они стали заносить свои фамилии в список”, — рассказывал Смоленский о своих новых клиентах из числа партийной элиты. Предпринимательская деятельность Смоленского вызвала их любопытство. Вскоре партия решила провести эксперимент и с частным бизнесом.

Фундамент, на котором создавались кооперативы, был очень непрочным. НЭП в начале 1920-х годов длился всего два года. Будут ли новые советские кооперативы более долговечными? “Те, кто были первыми, работали в условиях очень жестких ограничений, — вспоминал Лошак. — Шаг влево, шаг вправо — расстрел”. Но все-таки некая сила, выпущенная из глубины системы, вырвалась на свободу, сотрясая всю Землю, и, получив от нее колоссальное ускорение, Россия устремилась в капиталистическое будущее. Этой силой были деньги. В обществе, где ощущалась нехватка практически всего, где почти ничего нельзя было купить, где решения о распределении дефицитных товаров принимались произвольно, без учета спроса и предложения, деньги не имели большого значения. Рассерженный молодой человек Смоленский, постоянный клиент лесопильного завода, начал делать деньги. У него скопились кучи рублей, так много, что негде было хранить. Он не доверял государственным банкам и хранил деньги наличными.

В первые годы пребывания у власти Горбачева советская финансовая система по-прежнему управлялась государством. В центре банковской системы было одно гигантское учреждение, Госбанк, который контролировал денежные потоки и кредиты. Смоленский аккумулировал деньги, но знал, что если он положит их в банк, это вызовет неприятные вопросы. Где он заработал многие сотни тысяч рублей? Почему он не платил более высокие налоги? В КГБ только того и ждали, чтобы Смоленский вошел в Госбанк. Второй эшелон из пяти новых советских государственных банков был не намного лучше, но Смоленскому, по-видимому, было предписано партией воспользоваться услугами одного из них, “Промстройбанка”. От него требовалось, чтобы он выполнял в этом банке некоторые операции. Но всякий раз, когда он хотел провести через этот банк даже небольшой платеж, ему приходилось снова и снова объясняться с бюрократами. “Мой главный бухгалтер практически жил там, — рассказывал он. — Это была пожилая женщина, которая ездила туда с сумкой, набитой шоколадом, колбасой и духами. Система была такой: нужно подойти к нескольким окошкам и у каждого поставить печать. В каждом, соответственно, нужно было что-то дать. Такова система, иначе ничего не получалось”.

Более того, жесткая советская финансовая система практически не давала Смоленскому возможности использовать деньги так, как он хотел, — например, заплатить поставщику, не спрашивая разрешения у государства. “Государственный банк был таким влиятельным, что мог уничтожить плоды моего труда одной подписью, — вспоминал Смоленский. — Я не мог вовремя выплатить зарплату, не мог расплатиться за материалы, должен был приносить разные документы, давать взятки, а если не взятки, то “подарки”. Мне это надоело, и я чувствовал, что долго так продолжаться не может”.