Наоми Кляйн - Доктрина шока. Становление капитализма катастроф Страница 12

Случилось именно то, чего боялся Хебб: сенсорная депривация стала использоваться в качестве «высокоэффективной техники допроса». Но сама суть метода Kubark прямо связана с трудами Кэмерона, который рекомендовал разрушать «восприятие времени пространства». В руководстве описано несколько техник, отточенных на пациентах в подвале Института Аллана. «Принципиально важно строить сеансы таким образом, чтобы нарушить чувство хронологической упорядоченности у источника информации… Иногда допрашиваемых можно ввести в регрессию с помощью постоянных манипуляций со временем, подводя часы вперед или назад, подавая еду случайным образом: через 10 минут или 10 часов после предыдущего приема пищи. Нужно нарушить представление о времени»[102].

Но сильнее всего воображение авторов метода Kubark захватывали не столько отдельные техники, сколько внимание Кэмерона к состоянию регрессии — его мысль о том, что, лишая человека представлений, кто он такой и где находится во времени и в пространстве, взрослого можно превратить в зависимого ребенка, ум которого — чистый лист, податливый для любых внушений. Снова и снова авторы руководства возвращаются к этой теме: «Все применяемые техники, которые позволяют вывести допрос из тупика, весь их спектр — от простой изоляции до гипноза и наркоза — по сути ускоряют процесс регрессии. Когда допрашиваемый переходит от состояния зрелости к более инфантильному состоянию, его структура личности, созданная в процессе обучения, ослабевает». Иными словами, когда узник переживает состояние психологического шока или приостановки жизненных функций, о котором говорилось выше, наступает блаженный момент для палача, когда «источник открыт к внушению вплоть до полного подчинения»[103].

Альфред Маккой, историк Университета Висконсина, который проследил историю развития пыток со времени инквизиции в своей книге «Проблема пыток: допросы ЦРУ от холодной войны до борьбы против террора», называет основную идею Kubark о вызове шокового состояния с помощью сенсорной депривации с последующей сенсорной перегрузкой «первой подлинной революцией в жестокой науке причинения боли более чем за три столетия»[104]. По мнению Маккоя, это было невозможно без опытов в Университете Макгилла в 1950‑х. «Если очистить их от причудливых излишеств, эксперименты доктора Кэмерона, основанные на ранних достижениях доктора Хебба, заложили научную основу психологического метода двухэтапной пытки, применяемого ЦРУ»[105].

Там, где специалистов по допросам готовили на основе наставления Kubark, сформировались четкие методики — все действия направлены на создание, углубление и поддержание шока: в соответствии с наставлением узника арестовывают, чтобы как можно больше его дезориентировать, поздно ночью или при первых лучах солнца. Его глаза закрывают капюшоном или повязкой, его раздевают и бьют, а затем подвергают различным формам сенсорной депривации. И везде — от Гватемалы до Гондураса, от Вьетнама до Ирака, от Филиппин до Чили — применяют электрошок.

Конечно, все это не сводится исключительно к влиянию Кэмерона или программы MKUltra. Пытка — это всегда импровизация, сочетание изученных методик с человеческой потребностью в жестокости, которая быстро высвобождается в условиях безнаказанности. В середине 50‑х годов прошедшего века электрошок был рядовым средством французских солдат в Алжире, которое применялось к бойцам за освобождение, нередко при участии психиатра [106]. В этот период военные руководители из Франции проводили семинары в американском военном училище «подавления беспорядков» в Форт Брегге (Северная Каролина), где они знакомили учащихся с методиками, отработанными в Алжире [107]. Но не менее очевидно, что модель Кэмерона по использованию шока в огромных дозах служила не просто для того, чтобы причинить боль, но для специфической цели — разрушить структуру личности; она оказала большое влияние на ЦРУ. В 1966 году ЦРУ направило в Сайгон трех психиатров, вооруженных устройством Пейджа Расселла, тем самым аппаратом для электрошока, который так любил Кэмерон; аппарат использовали с таким ожесточением, что несколько узников погибли. По мнению Маккоя, «на самом деле они проверяли в полевых условиях, действительно ли техники «разрушения паттернов» Эвена Кэмерона могут вызывать изменения в поведении человека»[108].

Сотрудники ЦРУ редко напрямую занимались подобными пытками. С 70‑х годов и позже агенты из США предпочитали роль наставников или учителей, а не тех, кто непосредственно ведет допросы. В свидетельствах людей, подвергнутых пыткам в Центральной Америке в 70–80‑е годы, постоянно попадаются загадочные люди, говорящие по английски, которые часто заходят в камеру, задают вопросы или дают советы. Дайанна Ортез, американская монахиня, похищенная и брошенная в тюрьму в Гватемале в 1989 году, свидетельствовала, что люди, которые ее насиловали и наносили ей ожоги сигаретами, подчинялись человеку, говорившему по испански с выраженным американским акцентом, которого прочие называли «боссом»[109]. Дженнифер Харбери, чей муж был подвергнут пыткам и убит гватемальским офицером по заданию ЦРУ, описывает много подобных случаев в своей заслуживающей внимания книге «Истина, пытка и американский путь»[110].

Хотя сменявшие друг друга правительства из Вашингтона давали на это свое разрешение, роль США в этих грязных войнах по понятным причинам оставалась тайной. Пытки — физические или психологические — являются грубым нарушением как Женевской конвенции, запрещающей любую форму пыток или жестокого обращения, так и собственного Единого свода военных законов армии США, который исключает жестокость и притеснение заключенных [111]. Наставление Kubark на второй странице предупреждает читателя, что представленные в нем техники несут в себе «огромный риск позднее столкнуться с судебным преследованием», а версия 1983 года говорит о том же с большей прямотой: «Применение силы, психологическая пытка, угрозы, оскорбления или неприятное и бесчеловечное обращение любого рода в качестве вспомогательных средств допроса запрещаются законами, как международными, так и отечественными»[112]. Другими словами, то, о чем написано в наставлении, противозаконно и поэтому должно храниться в тайне. И если кто–то будет задавать вопросы, почему служащие правительства США учат представителей развивающихся стран современным профессиональным полицейским методам ведения допросов, то нужно заявить, что сотрудники ЦРУ не могут отвечать за «эксцессы», происходящие вне учебных аудиторий.

11 сентября 2001 года эта стратегия благовидного отрицания, которой так долго следовали, была «выброшена в окно». Атака террористов, направленная на башни близнецы и Пентагон, была другим видом шока, чем описанный в наставлении Kubark, но его эффект был замечательно сходным: глубокая дезориентация, крайняя степень страха и тревоги и коллективная регрессия. Как ведущий допрос в Kubark становился «отцовской фигурой», так и администрация Буша мгновенно использовала этот страх, чтобы разыграть роль способного оградить страну от всех бед родителя, который готов защищать «отечество» и его испуганное население любыми средствами. Резкий поворот в политике США был выражен в печально известных словах Дика Чейни о действии «темной стороны»; но эти слова не означали, что люди в администрации с радостью возьмутся за методы, которые возмущали многих ее более человечных предшественников (об этом неоднократно заявляли представители демократов, вдохновленные специфическим американским мифом «изначальной безгрешности», если пользоваться словами историка Гарри Уиллса)[113]. Скорее, важный поворот заключался в том, что дела, ранее творившиеся чужими руками, с соблюдением необходимой дистанции, осторожности и отрицанием своей осведомленности об этом, теперь будут совершаться напрямую и открыто оправдываться.

Что бы ни говорили о пытках, подлинное новшество администрации Буша заключалось в том, что теперь граждане США применяли пытки к узникам в американских тюрьмах или перевозили их в порядке «чрезвычайной выдачи» в третьи страны на американских самолетах. Именно это отличает режим Буша от остальных: после терактов 11 сентября он без стеснения потребовал себе право применять пытки. Это ставило администрацию в положение нарушителя уголовного закона — проблему удалось решить с помощью изменения законодательства. Дальнейшая цепь событий хорошо известна: министр обороны Дональд Рамсфельд, получив полномочия от Джорджа Буша, постановил, что узники, захваченные в Афганистане, не подпадают под Женевскую конвенцию, потому что они относятся к «участникам незаконных вооруженных формирований», а не к военнопленным, и это подтвердил тогдашний юридический советник Белого дома Альберто Гонзалес (впоследствии ставший министром юстиции)[114]. Затем Рамсфельд одобрил применение специальных методов ведения допросов в войне против террора. Сюда входят методы, описанные в учебниках ЦРУ: «использование средств изоляции сроком до 30 дней», «лишение света и звуковых стимулов», «дозволяется также во время транспортировки и допроса использовать капюшон, скрывающий голову и глаза задержанного», «лишение одежды» и «использование специфических фобий задержанного (например, боязнь собак), чтобы вызвать состояние стресса»[115]. Пытки все еще запрещены Белым домом, но теперь пыткой называются лишь такие действия, при которых вызванная боль «по интенсивности эквивалентна боли при серьезном телесном повреждении, таком как разрушение органа»[116]. Согласно новым правилам правительство США может использовать методики, разработанные в 1950‑х годах в условиях секретности и нежелания их открыто признать, — теперь это можно делать открыто, не опасаясь судебного преследования. Например, в феврале 2006 года Научный совет по безопасности, дающий консультации ЦРУ, опубликовал отчет ветерана Министерства обороны, занимавшегося допросами. Там прямо говорится, что «внимательное изучение наставления Kubark чрезвычайно важно для любого человека, участвующего в допросах»[117].