Ф Грандель - Бомарше Страница 12

Чтобы потешить эту компанию, Пьер-Огюстен пишет парады, вдохновляясь теми фарсами, которые он, еще подростком, видел в ярмарочных балаганах. В XVIII веке парады модный жанр; при дворе и в аристократических замках обожают пьески, персонажи которых, простолюдины, объясняются на таком исковерканном французском, что их "косноязычию и оговоркам смеются взахлеб, надрывая животы". Но самое удивительное, как справедливо отмечает Жак Шерер, что "уже парады Бомарше отличаются политической остротой". В параде "Жан-дурак на ярмарке" Бомарше задевает все сословия. Кроме "Жана-дурака" найдены еще четыре парада Бомарше: "Колен и Колетта", "Семимильные сапоги", "Депутаты де ла Аль и дю Гро Кайу", "Леандр, торговец успокоительным, врач и цветочница". В этих небрежно написанных текстах, единственной целью которых было позабавить, исследователи нашли наброски некоторых персонажей и тем "Цирюльника" и "Женитьбы". Это вполне естественно. Не думаю, однако, что есть нужда слишком подробно останавливаться на безделках Бомарше, которыми сам он отнюдь не гордился и которые не публиковал при жизни. Парады нередко бывали гривуазны и уснащены более или менее смелыми намеками. Играли их в полумраке, чтобы позволить женской половине публики краснеть, не привлекая к себе внимания. В те времена зрители повсюду видели двусмысленности. Малейшее словечко, самая невинная фраза тотчас наполнялись скабрезным содержанием. Шерер наткнулся в "Альманахе зрелищ" на прелестный пример подобного умонастроения: "Некая знатная дама, присутствовавшая на представлении "Короля Лира", услышав полустишье: "Отцом хочу я быть!", воскликнула: "Ах! Как это непристойно".

Пари-Дюверне, отнюдь не мизантроп, нередко приглашал всю компанию в Плезанс - свой замок в окрестностях Ножан-сюр-Марн. Еще чаще веселое общество собиралось в Этиоле, у Шарля Ленормана, финансиста и генерального откупщика, оставшегося в истории главным образом как счастливый или несчастный - в зависимости от точки зрения - супруг Жанны Пуассон, более известной под именем г-жи де Помпадур. Здесь в присутствии маркизы, которая, впав в немилость, вернулась к мужу, а также других знатных дам, например г-жи д'Эпине, Бомарше и Жюли разыгрывали вдвоем или с кем-нибудь из гостей пресловутые парады. Брат и сестра - пара, быстро вошедшая в моду, - не пропускают ни одного празднества, ни одного пиршества, где на стол подаются новинки кухни - ортоланы, волованы и перепелки "а ла финансьер". Состояние обязывает! На этих беззаботных празднествах у Бомарше завязываются мимолетные романы, реже дружеские отношения. Но чем дальше, тем трезвее смотрит он на окружающее. Этот мир никогда не станет его миром. Он уже вынес ему приговор: получать, брать или просить, разве не к этому сводится весь секрет жизни придворного? Но зато в обличье Жана-дурака Бомарше может дать себе волю, поиздеваться, сбить спесь с генеалогического древа:

"Кассандр. Но разве он не приходится вам дедом по отцовской линии?

Жан-дурак. Разумеется, сударь, это мой дед по отцовской, материнской, братской, теткинской, надоедской линии. Это ведь тот самый знаменитый Жан Вертел, который тыкал раскаленной железякой в задницу прохожим на Пон-неф в лютые морозы. Те, кому это было не в охотку, возмещали ему хотя бы расходы на уголь, так что он быстрехонько составил себе состояние. Сын его стал королевским секретарем, смотрителем свиного языка, сударь; внук его, семи пядей во лбу, он теперича советник-докладчик при дворе, это - мой кузен Лалюре. Жан Вертел, мадемуазель, которого вы, конечно, знаете, Жан Вертел отец, Жан Вертел мать, Жан Вертел дочери и все прочие, вся семья Вертела в близком родстве с Жопиньонами, от которых вы ведете свой род, потому что покойная Манон Жан Вертел, моя двоюродная бабка, вышла за Жопиньона, того самого, у которого был большой шрам посреди бороды, он подцепил его при атаке Пизы, так что рот у него был сикось-накось и слегка портил физиономию". И т. д.

Остроумие не слишком тонкое, спору нет, позвольте, однако, Бомарше потешить светское общество за его собственный счет, испробовать оружие в предвидении более серьезных атак. От этого Жана Вертела, о котором я еще не сказал вам, что он приходится внуком Жану Протыке, чей род восходит к Жану Муке, прямому потомку Жана Безземельного и Жана Бесстыжего, от этого Жана Вертела, позволим себе каламбур, уже попахивает жареным, попахивает крамолой.

Не все уши были снисходительны. Некий шевалье де С. - до потомства дошла от него лишь начальная буква, - обозленный выходками Бомарше, затеял с ним ссору и вызвал его на дуэль. Наконец-то нашему герою, имевшему лишь квитанцию на дворянство, представился случай сразиться. Не откладывая дела в долгий ящик, противники сели на коней и отправились под стены Медонского парка. Там Бомарше выпало печальное преимущество пронзить шпагой сердце шевалье. Гюден рассказывает на свой - то есть трагический - лад о крови, которая, булькая, вырвалась из груди поверженного, о страданиях Бомарше, пытавшегося заткнуть рану своим носовым платком, дабы остановить кровотечение, о высоком благородстве жертвы, прошептавшей умирая: "Сударь, знайте, вы пропали, если вас увидят, если узнают, что вы лишили меня жизни". Бомарше был потрясен поединком и не любил о нем рассказывать, хотя все и сложилось для него наилучшим образом. Прискорбное событие не попало на язык сплетникам, но победитель предпочел сам предупредить о случившемся принцесс, а затем и короля, который даровал ему прощенье. Впоследствии Бомарше избегал дуэлей. Г-ну де Саблиер, искавшему с ним ссоры несколько дней спустя, он написал: "Я надеюсь убедить Вас, что не только не ищу повода подраться, но более чем кто-либо стараюсь этого избежать". Бомарше никогда не чванился ни своей победой, ни своим умением владеть шпагой.

С женщинами, а отныне и с благородными барышнями, он был рад сразиться на любом турнире. Скучно, да и трудно составлять список его побед. К тому же от несчастной любви или от любви длительной остается больше следов, чем от легких увлечений. Кто вздумает писать даме, которая не оказывает сопротивления? С какой стати! Если Бомарше осаждал письмами Полину Ле Бретон, то потому именно, что она заставила его помучиться. Полине было семнадцать лет, и она владела поместьем в Сан-Доминго. Осиротев еще ребенком, она с детства жила у родственников, то у дяди, то у тетки, и, будучи особой рассудительной, умело вела свою ладью. Иными словами, держала курс на замужество. Красивый кузен ей очень нравился, но она хотела привязать его к себе прочными узами. Меж тем у Пьера-Огюстена было множество романов. Позднее, вспоминая об этом периоде, он признается: "Если я в ту пору делал женщин несчастными, тому виной они сами - каждая хотела счастья для себя одной, а мне казалось, что в огромном саду, именуемом миром, каждый цветок имеет право на взгляд любителя". Это фатовство, в котором он охотно признается, заставляет его тянуть с Полиной, претендующей на то, чтобы быть единственным предметом его внимания. За "нежным, детским, деликатным обликом" прелестной и очаровательной Полины скрывается сильный характер. Завязав чувствительную игру, стороны не забывают о материальных интересах. Взвешивается и сравнивается едва намечающееся, но реальное состояние претендента и довольно отдаленное и неясное состояние девицы. Впрочем, поначалу сама Полина обращается к Бомарше с призывом оберечь ее имущество; мадемуазель Ле Бретон получила в наследство большое владение в Капе, которое оценивается в два миллиона, однако, по доходящим сведениям, запущено и заложено. Остров Сан-Доминго был в ту пору еще французской колонией, Бомарше обратился к г-ну де Клюни, губернатору острова. Чтобы подкрепить свою просьбу, он добился вмешательства принцесс и двух-трех министров. Наконец, он выслал деньги на восстановление плантаций. Кроме того, направил в Кап, чтобы судить на месте о состоянии поместья и защитить интересы Полины, некоего Пишона, кузена своей матери. Короче, сделал все, что мог. Я останавливаюсь на этом так подробно, поскольку принято считать, что и в этой истории Бомарше гнался только за прибылью. Скажем, что он, самое большее, проявил осмотрительность и, прежде чем вложить свое состояние в Полинины воздушные замки на Сан-Доминго, взвесил все "за" и "против", не пренебрегая мнением Пари-Дюверне.

При всем при том они действительно любили друг друга, и любили долго. Он вспомнит о ней, о ее характере полуребенка, полуженщины, создавая образ Полины, племянницы Орелли в "Двух друзьях".

Когда поднимается занавес, на сцене за роялем или, точнее, за клавесином молодая девушка в пеньюаре. Подле нее юноша, который аккомпанирует ей на скрипке. Они разыгрывают сонату, они влюблены друг в друга. Действительность была сложнее, но музицирование играло роль и в отношениях Пьера-Огюстена и Полины. У нее был "очаровательный голос", у ее сценического двойника - голос "гибкий, трогательный, главное, задушевный".