Петер Идлинг - Улыбка Пол Пота Страница 12

Между этими двумя скульптурными группами высится ярко-красный рекламный столб «Сокимекса», ведущей нефтяной корпорации Камбоджи.

Два с половиной месяца Салот Сар добирался из тайного лагеря в джунглях в Ханой. По лесам с малярийными комарами, через реки и горные цепи.

В Ханое его, в частности, принимает Хо Ши Мин. Салот Сар пришел с миссией: склонить вьетнамцев поддержать камбоджийскую вооруженную борьбу против принца Сианука. Вьетнамцы ответят отказом. Год 1965-й, американские сухопутные войска впервые вошли во Вьетнам. Собственная война важнее, чем нетерпеливые камбоджийцы.

Чтобы показать Салот Сару, сколько они уже сделали для братского народа на западе, ему откроют доступ в партийный архив. Он должен узнать, чем все эти годы жертвовал Северный Вьетнам ради Камбоджи. И поубавить спеси.

Впоследствии Салот Сар сказал:

Я обнаружил, что с 1930 […] по 1965 год вьетнамская коммунистическая партия называла камбоджийскую […] и лаосскую народную революционную партию ответвлениями вьетнамской […] Обе партии следовали установкам, политической линии и стратегии вьетнамской партии. Пока я лично не ознакомился с этими документами, я верил вьетнамцам. Но, узнав об этом, я перестал доверять им. Я понял, что они организовали партии в наших странах только ради того, чтобы достичь своей цели — Индокитайской федерации. Они хотели создать единую партию, чтобы представлять одну-единственную интегрированную территорию.

Когда в 1970 году принца Сианука свергли с престола, он находился в Москве. Подобно королю в известной трагедии, за последний год он более или менее сам срежиссировал свой конец. Экономика переживала упадок, политическая инициатива оказалась в руках правой оппозиции, а самого принца кидало из маниакальных состояний в депрессию.

Однако переворот оказался для него тяжелым ударом. Сианук считал маленькое королевство частью себя. И вот его любимые подданные, его «дети», пошли против него. Несмотря на все, что он для них сделал.

В первые сутки он подумывал искать убежища во Франции. Французы ответили, что это возможно, только с политикой тогда придется покончить. Во Франции он станет частным лицом, не позволяющим себе никаких публичных высказываний о Камбодже. Советские друзья Сианука тоже оказались не особо сговорчивы.

Принц нехотя принял приглашение Пекина.

В отличие от вялой реакции Франции и Советского Союза, в Китае его встретили с неожиданными почестями. Премьер КНР Чжоу Эньлай призвал его немедленно возобновить борьбу с путчистами. Мао Цзэдун заверил Сианука, что Китаю не нужна коммунистическая Камбоджа, что они заинтересованы только в возврате к прежнему нейтралитету.

Летаргия, в которой прежде пребывал Сианук, сменилась жаждой мести. Он сказал, что готов.

В Пекине тогда находился и Салот Сар. К следующей игре Китай решил собрать на руках все камбоджийские козыри.

Они уговорили Сианука взять на себя руководство движением сопротивления, в рядах которого было немало коммунистов. Салот Сару в свою очередь пришлось подчиниться своему заклятому врагу. Зато, рассудил он, доброе имя принца поднимет их движение в глазах международной общественности.

Сианук лаконично констатировал, что коммунисты «слопают меня, как вишенку, а косточку выплюнут». Чего еще он мог ждать от тех, кого десятилетиями преследовала его тайная полиция? От тех, кто в придачу считал его классовым врагом и феодальным пережитком?

В то же время Сианук надеялся, что избавится от коммунистов, как только доберется до Пномпеня. Ведь, несмотря ни на что, последние двадцать лет он был самым хитрым политическим лисом в Камбодже. Официальными лидерами красных кхмеров были Кхиеу Самфан и другие известные ему социалисты. С ними он имел дело и раньше.

Через пять дней после переворота Сианук объявил о создании Национального единого фронта Кампучии (НЕФК). А еще через месяц НЕФК был дополнен правительством в изгнании — Королевским правительством национального единства Камбоджи (КПНЕК). И то, и другое возглавил сам Сианук.

В радиовыступлении он призвал своих соотечественников присоединиться к вооруженной борьбе против правительства Лон Нола. На деле же это был призыв присоединиться к красным кхмерам, чем те не преминули воспользоваться, чтобы расширить свои ряды. Поэтому многие партизаны полагали, что сражаются не за коммунизм, а за монархию.

Решение Сианука войти в этот абсолютно «несвященный союз» с красными кхмерами было роковым. Сианук даровал им долгожданную легитимность, а сам стал гарантом умеренной революции.

Его критики считают, что это решение было либо сознательным предательством, либо преступной наивностью. А возможно, неудачным сочетанием и того, и другого.

Вскоре Сианук понял, что Пекин — не Пномпень. Правила игры здесь были иные. Три великие державы нависли над его королевством, и под действием их гравитации разрушался знакомый ему мир. Принц вынужденно довольствовался тем, что зачитывал прокламации красных кхмеров, не имея прямого влияния ни на военные действия, ни на политику.

После долгих переговоров Сиануку разрешили посетить Ангкор-Ват, занятый красными кхмерами. Принц перед национальной святыней. Это была огромная пропагандистская победа.

Просматриваю старые фотографии. Сианук в отглаженном крестьянском костюме позирует рядом с людьми, которых несколько лет назад, грозясь расправой, выгнал в джунгли. Они снимаются перед храмом и водопадом. Слегка натужно улыбаются в камеру.

Многие из тех, кто стоит рядом с Сиануком, будут вскоре казнены человеком, который, как кажется по снимкам, отнюдь не стремится попасть в кадр. Салот Сар. Улыбаясь, он ждет своего часа. Пока что на заднем плане. Тайный лидер, который еще не стал Пол Потом и не вышел в свет рампы.

МИР — ЭТО КАПИТУЛЯЦИЯ!

Я даже не успеваю представиться.

— Что вы хотели?

Я несколько дней пытался дозвониться до Яна Мюрдаля. К телефону всякий раз подходила его подруга жизни Гун Кессле и любезно отвечала, что он уехал, или же работает в саду, или занят.

Но на этот раз меня резко обрывает сам Ян Мюрдаль.

Когда я впервые связался с ним по электронной почте, он был настроен положительно. Он полагал, что речь идет о некоем совместном проекте, к которому он хотел подключить свои старые контакты. В письме он упомянул министра иностранных дел красных кхмеров Иенг Сари и его жену Иенг Тхирит, министра соцразвития Демократической Кампучии. Кроме того — «японских друзей», которые часто бывают в Пномпене. (Каких именно, он не уточнил. Но один шведский журналист потом рассказал мне о сюрреалистической встрече на старой базе красных кхмеров в джунглях. Японец на большом мотоцикле, с ним — две девушки, такие, словно только что вышли из модных кварталов Токио. Шведский журналист впустую прождал целый день, но так и не смог поговорить с Нуон Чеа, бывшим заместителем премьер-министра красных кхмеров. Зато японцев к нему пустили сразу.)

В следующем письме Ян Мюрдаль пишет, что ситуация изменилась. Иенг Сари больше не считает возможным участвовать в запланированных интервью. ООН и правительство Камбоджи снова ведут переговоры о трибунале над бывшими лидерами.

Что касается впечатлений самого Яна Мюрдаля от поездки по Демократической Кампучии, то он отсылает меня к написанному им ранее.

И повторяет это по телефону.

— Я видел то, что видел, и об этом я уже все написал.

Давать новое интервью он не намерен, потому что не бывал в стране с тех пор, как красные кхмеры сложили оружие. Ничего нового он сказать не может.

Вот и все. Он отсылает меня к тому, что уже опубликовано.

Сам Ян Мюрдаль всегда считал, что хороший журналист обязан работать с источниками. Что нельзя довольствоваться малым. Именно поэтому в 1950-е он путешествовал по самым непроходимым дорогам Афганистана. Именно поэтому взял интервью у жителей деревни Лиу Линг и опубликовал их в знаменитом на весь мир «Репортаже из китайской деревни». Именно поэтому вернулся в зону военных действий, которой стала северо-западная Камбоджа в 1979 году.

Но вслух я этого не говорю. Мы оба хорошо это знаем.

Ничего тут не поделаешь. Написал так написал.

Мы вешаем трубки, и я отправляюсь в библиотеку. Там я заказываю все, что Ян Мюрдаль когда-либо писал о Демократической Кампучии. Много сотен страниц.

Государственный секретарь США Генри Киссинджер знал, что такое террор. В пятнадцать лет он вынужден был бежать из родной Германии. Замысел Гитлера относительно евреев был давно всем ясен.

В США Киссинджер сделал ставку на академическую карьеру. Целеустремленный и честолюбивый, он продвигался вперед, к ядру политической власти. В 1968 году он тайно участвовал в избирательной кампании Ричарда Никсона. И был оценен по заслугам. Выиграв выборы, Никсон назначил Киссинджера советником по национальной безопасности.