Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6461 ( № 18 2014) Страница 12

А, бывало, мы его встречали

в том полуподвале, в том кафе,

где он громыхал вовсю речами,

кепку прислонивши к голове.

Вот и вышел в люди он исправно,

стал начальством посреди своих,

только это всё же полуправда,

так как он нисколько не затих.

И теперь он врёт напропалую,

рвёт рубаху, нагнетает стиль,

я его нисколько не ревную,

потому что жизнь его – утиль.

РЕПРОДУКТОР

На шестипалубной громаде «Совсоюз»

Я плыл мимо Хоккайдо до Камчатки,

И репродуктор – чёрный златоуст

Вещал мне от заката до зарядки.

Сначала были «мьюзик ю-эс-эй»,

Из Ватикана сумрачная месса,

И новости планеты нашей всей –

Политики и спорта, и прогресса.

И марши перестроенных полков,

И выкрики Фиделя с дальней Кубы,

И рок-н-роллы буйных сопляков,

И сдержанных оркестров дрожь и трубы.

Смерть Луговского, сведенья метро,

Салонов музыкальных расписанья,

Тут репродуктор замолкал мертво,

И одевался я в одно касанье.

И с палубы глядел на океан

В пустую даль, где будущее крылось,

И водных струй играющий орган

Озвучивал всеокеанский клирос

и замолкал… И было пять минут

той тишины, где тонут предсказанья,

и те, кто спали в глубине кают,

те отреклись от Истины и Знанья.

СВИДАНИЕ

Сгущались тени поздним вечером,

я на дорожку вышел в сад.

Вы подошли ко мне все четверо,

как много лет тому назад.

А я глядел в закат и маялся,

ведь я вас очень долго ждал,

и садика густые заросли

покрыли вас, как сумрак зал.

Как постарели вы, как выросли!

Какие слёзы на щеках!

И в этом самом страшном вымысле

сам зачерствел я и зачах.

И всё-таки я вас приветствую,

покурим и поговорим.

И эта встреча – только следствие

того, что сумрак это Рим,

тот город с вечными обновами,

где мы не встретились тогда,

и садик лапами еловыми

шумит, шумит через года…

* * *

Сфинксы перед волной.

Это было перед войной.

Привёл меня сюда отец,

мне было пять лет – малец.

Над дельтой высился кран,

а время, словно экран,

кино показало мне,

стремглав бежала Нева,

текла в неё синева…

Мы жили в своей стране…

* * *

Я выходил, бывало, на канал,

под этот дождик и под эту слякоть,

я в этом доме столько раз бывал,

там приходилось праздновать и плакать.

Стоял вокруг шестидесятый год,

и только-только путь наш начинался,

ещё тогда не знали мы невзгод,

и музыка звучала вроде вальса.

И ты стоял в зауженных штанах,

в расстёгнутой рубахе, в мятой кепке,

я видел только этот свет впотьмах

у государства новой пятилетки.

Дорога в гору шла, вела назад,

и мы ещё тогда не уставали,

и точно, как обложенный десант,

сгрудились вместе на твоём канале.

И вот в Нью-Йорке, в Лондоне, в Москве

мы встретились и обновили жизни,

не обвиню тебя я в мотовстве,

но что мне делать здесь, в моей Отчизне?

Быть может, нам вернуться на канал

и снова закурить свою «Аврору»,

и там, где ты, товарищ, побывал,

там путь и мой, и он сегодня впору.

Теги: Евгений Рейн , поэзия

«Не браните вы музу мою»

Слово Юрию Архипову

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

В Москве назвали имена лауреатов Горьковской литературной премии за прошлый год. У премии пять основных номинаций. Победителем в номинации "Фома Гордеев" за лучшую прозу стала Мария Ряховская. Лучшим поэтом назван Евгений Чигрин. В категории «По Руси» соперничали публицисты и краеведы. Победу одержал Александр Сегень с книгой «Московский Златоуст. Жизнь и деяния святителя Филарета». Лучшей работой в области критики и литературоведения жюри признало цикл статей лауреата нашего «Золотого Дельвига»  Юрия Архипова «Год Германии в России». В номинации «Мои университеты» лауреатом стала постоянный автор «ЛГ» литературовед Лидия Спиридонова. За верность и служение отечественной лирике отметили поэта Алексея Королёва.

Лауреатов приветствовали Людмила Путина, Людмила Вербицкая, Сергей Есин, Инна Ростовцева и другие. Вёл церемонию Александр Гордон.

Аплодисменты лауреату (фото Фёдора ЕВГЕНЬЕВА)

Теги: современная литература , Горьковская премия

Тоталитарный дискант

Алексей Иванов. Ёбург. - М.: АСТ, 2014. – 576 с. – 7000 экз.

В этом году по Алексею Иванову диктовали "тотальный диктант". Толком не знаю, что это, но вроде бы означает, что он теперь писатель, официально признанный. И хотя персонально к Алексею Иванову нижеследующее рассуждение отношения не имеет, обойтись без него никак не возможно.

Быть официально признанным в нашей патерналистской стране гораздо выгоднее, чем быть «рыночным». Рынок изменчив и подвержен кризисам, а за счёт государства – всегда проживёшь. Оно тебе и грантик, и пьеску за свой счёт в театре поставит, и поездочку организует – на встречу с зарубежным издателем.

Главное, чтобы там свои люди бюджет пилили. «Государство» – это, вы думаете, что? Люди, человеки. Всем надо Новый год встречать, у всех мама. Важно приводить во власть именно таких, а не таких – не пускать, а если всё-таки проникают – смело протестовать, обличать и своевременно сообщать начальству – чтобы вводило Санкции.

Ну, да к Алексею Иванову, повторяю, это отношения не имеет. У него другая слабость. Первая же книга, выпущенная в статусе живого классика, называется «Ёбург». А до этого была «Блуда и МУДО». Монотонность некоторая в названиях, не находите? Автор будто на что-то намекает – глазами показывает, мычит, но произнести вслух боится. Будто автомат на него наставлен[?]

Это весьма странная книга – «Ёбург», очерк последних 30 лет истории города Екатеринбурга. Непонятно, чего в ней больше, – недостатков или достоинств, закономерностей или неожиданностей. От писателя, продвигаемого в классики, ждёшь какой-то «более личной» книги, что ли. Более «художественной». Чтоб побольше переживаний, листвы на асфальте, утренних туманов, зябких гудков на заре – когда миллионолапый Свердловск, поёживаясь, шаркает к проходной… Хочется, чтобы «субъективность» и «авторский произвол» работали как атакующий читателя приём, а не опознавались между строк как слабости и не заставляли скрести затылок: «Так… а зачем это вообще написано? Кто заказчик?»

Книга и впрямь будто изготовлена за мзду неким не особо выдающимся журналистом. Ровная такая, нормальная, не особо старательная. Подбор фактов и «сторон жизни» города самый ожидаемый: рок-клуб, бандитские войны, Владислав Крапивин, Эдуард Россель, Ройзман, Ройзман. О художниках и политиках, музыкантах и бизнесменах, бандитах и промышленниках сообщается с одинаковой заинтересованностью.

Нет, иногда, конечно, автор загорается: например, авантюристу от бизнеса и политики Антону Уткину он явно сочувствует, взгляд теплеет, когда о нём пишет. И о художнике Букашкине пишет с гораздо большей сердечностью, чем о всех «наутилусах» и «агатах кристях», вместе взятых, но зато когда речь заходит об уважаемой группе «Чайф» – как бы немножко костенеет от уважения и становится чуть более подробным, чем того требует композиция.

И всё же в целом претензия на «энциклопедический охват» ведёт к уравниловке: когда для писателя «одинаково важны все», неинтересным ему фигурам это жизни не добавляет, а у интересных – отнимает. Вот и выходит журналистский отчёт. Этакая книга-реферат.

О том, что её написал писатель, напоминают лишь редкие, через одинаковые промежутки вставленные сполохи «выразительного языка» – когда посреди протокольного описания милицейской погони вдруг перья ангелов взвихряются над детской площадкой или когда какие-нибудь «десиптиконы» задерутся аж на целый абзац с «автоботами». (Вероятно, наши с Ивановым дети – ровесники.)

Техника, в которой выполнено украшение текста этими внезапными выразительностями, называется «инкрустация» и к традиционным уральским промыслам имеет отношение самое непосредственное, но улучшению общего впечатления от книги почему-то не служит. Выглядит это так, будто у повествователя глаз дёргается. Или мужественный голос срывается на впечатлительный истеричный дискант.