Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6291 ( № 36 2010) Страница 12

Как следует из «Отрочества», Толстой явно не любит ни крайности, ни колоритного говора подростков, ни книжного, фальшивого тона. Его проза никогда не пытается удивлять, вызвать восклицания или быть смешной. Наоборот, он следит за идеалом естественности.

В романе есть часто используемое прилагательное. Это – «спокойный». И часто повторяется существительное «спокойствие» либо «покой». Само спокойствие – очень comme il faut. Спокойствие – качество высшего света, а когда автор нам повторяет то же самое слово много раз, получается противоположный эффект. Хотя автор сильно старается, ему не удаётся быть совсем comme il faut.

В романе «Анна Каренина» Толстой говорит о страстной и о супружеской любви; об опасности, касающейся механизации вообще и механизации существования; о поезде, неотступном символе этой механизации. Подтекст романа главным образом проявляется  в настойчивости разновидных повторений и в внезапных вариациях, как бывает в музыке и в сказках.

Толстой часто говорит о поезде. Анна и Вронский, например, в первый раз встречаются на вокзале, в вагоне поезда. Анна путешествовала с матерью Вронского, графиней Вронской, и обе приезжают из Санкт-Петербурга. Анна ждёт своего брата, Степана Аркадьевича Облонского; Вронский встречает свою мать. Во второй раз Анна, наоборот, встречается с Вронским, когда собирается после короткой остановки на маленькой станции войти в вагон, в котором, оказывается, он тоже путешествует. Это путешествие на обратном пути: из Москвы в Санкт-Петербург, где Анна живёт с мужем и сыном. Анна кончает жизнь самоубийством, бросаясь под вагон поезда; Вронский в конце романа уедет поездом на фронт.

Но прямой, первый текст, первая ступень прочтения – хотя самые незабываемые сцены романа связаны с поездом – меньше интересуют того, кто проникает в текст очень медленным путём, слово за словом.

Второй степенью чтения я считаю ту, где «поезд» – уже не поезд на вокзале, не средство транспорта, а концептуальный поезд, очень упрощённый и уменьшенный, перевоссозданный детьми в игре.

Дети Стивы Облонского и Долли «играют в поезд» дома; Серёжа Каренин в школе тоже «играет в поезд», и об этом он рассказывает дяде, Стиве Облонскому, когда тот его спрашивает, «как он в школе проводит время между классами».

Третья степень – это когда поезд даже не подражание настоящему поезду, не простая игра, придуманная детьми, а сплошное, французское слово train, «поезд», в первом его значении, употреблённое уже в переносном, метафорическом смысле. Во французском словаре приведены все значения этого слова, и их много. Train значит, между прочим, «образ жизни», «уровень жизни». Train обозначает монотонность жизни, какой-то режим, строй, mе’nage. По-французски существует другое слово, очень обычное, которое обозначает жизнь как механическое, каждодневное повторение тех же самых действий: routine, у которого корень route – «дорога».

Анна озабочена тем, что Вронский всё время занят общественными обязанностями, и во время разговора за столом говорит: Du train que cela va – «Всё время уйдёт на это». И Стива Облонский, погружённый в свои размышления, пользуется тем же самым словом.

Train принадлежит Анне, её брату и её судьбе. Поезд – это вихрь, придуманный человеком, перед которым он сам бессилен, в конце концов, как Анна бессильна перед своей страстью. Можно посмотреть на поезд в романе и как на огромный символ скуки, поскольку в те времена поезд ходил медленно и шум, который он производил, был громким и однообразным, завораживающим, действующим как снотворное.

Четвёртая степень – английское слово line. Вронский им пользуется несколько раз. Это выражение, характеризующее его. Он – щёголь, молодой модный светский человек, а тогда английский язык и культура были в моде в молодых русских аристократических кругах. Гувернантками были англичанки. Уменьшительные имена героинь романа Китти и Долли происходят от английских Kitty и Dolly и так далее. Французский был, наоборот, традиционно культурный язык.

Вронский, например, пользуется английским, когда обсуждает Алексея Каренина, мужа Анны, в самом начале романа, в разговоре со Стивой Облонским: «–То есть знаю по репутации и по виду. Знаю, что он умный, учёный, божественный что-то. Но ты знаешь, это не в моей… not in my line…» Вронский ищет и не может найти в русском языке выражение столь же точное, как в английском. Такое выражение, может быть, существовало на русском языке в XVIII веке. Денис Фонвизин им пользуется в комедии «Недоросль», и Пушкин его цитирует в эпиграфе своих «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» устами Скотинина: «Митрофан по мне», то есть «Митрофан мне нравится», «Митрофан in my line», «с Митрофаном я чувствую себя (пользуясь другим английским выражением) on the same wavelength (буквально «на той же самой длине волны»).

Line в английском имеет много значений, как в русском «линия», как в итальянском linea. Некоторые значения совпадают, и немало среди них касаются романа. В английском line может относиться к железнодорожной линии (railway line), к военному фронту (front line), или к сфере интересов (например: sport is not in his line, значит буквально: «спорт не в сфере его интересов»), или к поведению (line of life).

В другой раз, уже во второй половине романа, провинциальный губернатор приглашает Вронского на бал. «–Not in my line, – отвечал Вронский, любивший это выражение, но улыбнулся и обещал приехать».

Line по-английски значит ещё «рельсы». Вронский в начале романа чувствует себя прямым, решительным, самоуверенным, как поезд, знающий свой маршрут, железным, как рельсы.

Толстой порой в описании движения поезда как-то его гуманизирует. И наоборот, устами Долли, например, называет новую свою гувернантку «машина».

Line по-английски значит ещё «граница», «барьер», «край».

Вронский посредством иностранного языка, английского, с которым только маленький, избранный круг людей был тогда знаком, определяет невидимую линию, какое-то расстояние, которое его отделяет от мира. Когда он исчезает в поезде, отправляясь на войну, то как будто уничтожает дистанцию и разницу между жизнью и смертью. Английское слово line, принадлежащее ему и его культуре, его поколению и его городу, его судьбе, идеально окружает Вронского.

Поезд пересекал владения Толстого, и это ему сильно не нравилось. Писатель считал его чуждым присутствием, нарушающим гармонию пейзажа. Его судьба тоже связана с поездом: он умер на маленькой станции Астапово 7 ноября 1910 года, после того как тайком ушёл из дома.

Из тех же соображений он не любил иностранные языки, считая их импортными, чужими в русском контексте. Чужеродной речью он пользуется, когда хочет выразить амбивалентные мысли.

Толстой дошёл до того, что смешал в снах-кошмарах Анны фигуру мужика (озлобленного, может быть, из-за того, что его быстро превратили в рабочего) с французским языком, на котором он говорит. Это вопиющее противоречие между внешним видом мужика и его речью сильно беспокоит Анну и, следовательно, читателя.

Сам Толстой, наверное, чувствовал себя одновременно графом, говорящим по-французски, и – по внешнему виду – мужиком, которому неловко было, как Левину, его alter ego в романе, пребывать в «обществе». Вид мужика, его длинная лохматая борода, были мукой для молодого Толстого. Мережковский вспоминает об этом, Ленин говорил о Толстом: «До этого графа в русской литературе настоящего мужика не было (…)».

«– Il faut le battre le fer, le broyer, le pе’trir» – грозное, неличное послание мужика сна Анны звучит как приказ, повторенный словно бы автоматом, а не человеком. У него «взъерошенная борода», он «грассирует» и «нагнулся над мешком и руками что-то копошится там». На вокзале, до смерти, Анна видит мужика наяву и говорит про себя: «Что-то знакомое в этом безобразном мужике, – подумала Анна. И, вспомнив свой сон, она, дрожа от страха, отошла к противоположной двери».

Интересная деталь: у Анны «красный мешочек» в руках на вокзале. Детали у Толстого осмотичны, заразительны, переходят от одного персонажа другому. Детали, как и его герои, «текучи».

«Железо» по-французски fer, а chemin de fer – «железная дорога». Перевод с французского фразы мужика звучит примерно так: «Надо ковать железо, молоть его, мять». Так бормочет мужичок, как будто в уме у него до сих пор осталось воспоминание о молотьбе.

Broyer по-французски значит «измельчать», «молоть», «дробить», но ещё, в пассивном наклонении, –  «быть давленным». По-французски существует именно это выражение: Il a е’tе’ broyer par une locomotive, – которое означает: «Он был давлен локомотивом», и Толстой наверное его знал. Это двойное значение утверждает зловещие роли мужика и поезда по отношению к Анне.