Джереми Скейхилл - Грязные войны: Поле битвы — Земля Страница 13

В ноябре 2001 г. Чейни собрал в Белом доме совещание, на котором должны были быть внесены последние незначительные изменения в подготовленное Эддингтоном и другими юристами распоряжение президента, определявшее, как должен проходить суд над террористами, захваченными в различных странах мира. По традиции на заседание были приглашены юристы «Военного совета», однако высокопоставленных чиновников госдепартамента и Совета национальной безопасности оставили за дверьми[175]. Пауэлл и юристы Государственного департамента сообщили президенту Бушу, что, по их мнению, в соответствии с Женевскими конвенциями задержанные члены «Талибана» и «Аль-Каиды», во время своего заключения имели право на юридическую защиту и гуманное отношение к себе[176]. Далее они предупреждали, что, не предоставляя врагам Америки такую защиту, власти ставят под угрозу судьбу американских военных, попавших в плен в ходе боевых действий[177]. 7 февраля 2002 г. президент Буш принял свое решение. Он подписал другое распоряжение, исходившее из того, что Женевские конвенции «привлекательны только своей стариной» и не применимы к пленным боевикам «Аль-Каиды» или «Талибана», удерживаемым американцами. Распоряжение было выпущено непосредственно после того, как администрация Буша стала направлять лиц, захваченных в Афганистане и других местах в американскую военную тюрьму, расположенную в Гуантанамо на Кубе[178].

Хотя в начале войны с террором конгресс в основном «спал за рулем», в том, что касалось выполнения его надзорных функций, в администрации понимали, что такая ситуация долго не продлится. К началу 2002 г. на Капитолийском холме уже начали раздаваться голоса, требовавшие, чтобы ЦРУ и администрация информировали их о том, какие тактики используются Управлением при преследовании лиц, подозреваемых в терроризме. Полные детали того, как проводились первые после 11 сентября операции в рамках «Программы Чейни» и кто именно их проводил, скорее всего, никогда не будут полностью раскрыты. «Мы специально держали крайне узким тот круг лиц, которым было известно точное расположение «черных мест». Мы не сообщали об этом в ФБР», — вспоминал Родригес, сотрудник ЦРУ, координировавший их создание и использование[179]. «Многие, даже сотрудники Управления с высочайшей степенью доступа не знали об этом. Насколько мне известно, об их расположении не информировали даже президента». Родригес добавил, что дело было не в том, что этим высокопоставленным чиновникам не доверяли, «а скорее в том, что им просто не было необходимости это знать».

Стратегии, питавшие развитие этой силы, станут моделью для секретной программы, которая будет выстроена в Пентагоне Рамсфелдом. Он наблюдал, как под руководством Чейни ЦРУ становилось «вожаком стаи» в глобальной войне с терроризмом. Рамсфелд решил порвать с тем, что он называл «практически полной зависимостью Пентагона от ЦРУ» и окружить железным занавесом наиболее деликатные операции самых элитных боевых подразделений Америки[180]. Этот проект рассматривался в качестве параллельной с ЦРУ разведывательной операции, но также и как наиболее эффективный во всей мировой истории механизм похищений и убийств — механизм, который по самой своей природе не будет подотчетен никому, кроме президента и его ближнего круга.

2. Анвар Аулаки: Американская история

США и Йемен, 1971–2002 гг.

Когда Джордж Буш в 2000 г. вел свою предвыборную кампанию, мир был совершенно другим. Дата 11 сентября не имела особого значения для американцев, а Усама бен Ладен еще не был в центре внимания военной и разведывательной машины США. Для многих арабов и мусульман эпоха Клинтона закончилась крахом надежд, что вопрос Палестины будет решен в их пользу. Многие жившие в Америке мусульмане рассматривали именно Буша, а не вице-президента Клинтона Эла Гора в качестве наилучшего для себя кандидата на президентских выборах 2000 г.[181] И дело было не только в Палестине. Многие мусульмане разделяли те же консервативные социальные ценности по вопросам отношения к институту брака, правам гомосексуалистов и абортам, что и евангелические христиане, к которым принадлежал и Буш. Одним из таких американских мусульман был и молодой имам из штата Нью-Мексико, которого звали Анвар аль-Аулаки. «Да, когда речь заходит об американской внешней политике, мы не согласны с ней по целому ряду вопросов, — говорил Аулаки в 2001 г. — Мы крайне консервативны, когда речь заходит о семейных ценностях. Мы против того морального разложения, которое мы наблюдаем в обществе. Однако мы ценим и многие американские ценности. Одна из них — это свобода, другая — открывающиеся перед человеком возможности»[182].

Во многом история Аулаки — это классический рассказ о человеке из далекой страны, приехавшем в Америку искать лучшей жизни. Его отец, Нассер аль-Аулаки, был талантливым студентом из Йемена. Он приехал в США в 1966 г., получив стипендию Фулбрайта для изучения экономики сельского хозяйства в университете штата Нью-Мексико[183]. «Когда мне было только 15 лет, я много читал о США, — вспоминал Нассер. — Учась в школе, я думал, что Америка — это страна демократии, страна возможностей. Я все время жаждал там обучаться»[184]. Приехав в Соединенные Штаты, он сначала отправился учить английский язык в Лоуренс, штат Канзас, а уже оттуда — в Нью-Мексико. «Мне хотелось увидеть и познакомиться с людьми, которые построили одну из наиболее прогрессивных стран в мире», — написал он в сочинении, в котором рассказал о себе своим товарищам по учебе[185]. Нассер также отметил, что хотел бы получить образование, «чтобы помочь людям своей страны стать более прогрессивными и передовыми». Сразу же по окончании школы он женился, но не имел средств взять с собой в Америку свою жену Салеху. Его месячная стипендия составляла всего 167 долл. «Поскольку мне хотелось привезти к себе жену, я закончил обучение и получил степень бакалавра сельского хозяйства всего за два года и девять месяцев», — рассказал мне Нассер, когда мы беседовали с ним в декабре 2011 г. в его большом и современном доме в Сане, столице Йемена. Завершив первую ступень обучения, он вернулся в Йемен, получил визу для жены и приехал обратно в Америку, на этот раз в Лас Крусес, Нью-Мексико, где и окончил учебу, получив степень магистра. 22 апреля 1971 г. у супругов родился мальчик Анвар[186]. «В те дни еще не возбранялось раздавать сигары своим товарищам по учебе, — рассмеялся Нассер. — На каждой сигаре было написано «У меня сын». В день, когда родился Анвар, я был на седьмом небе от счастья. Это произошло в Мемориальной клинике Лас Крусес».

Нассер хотел воспитать своего сына американцем — не только по национальности, но и по образу мыслей. В 1971 г., когда семья переехала, чтобы Нассер смог завершить работу над диссертацией в университете штата Небраска, они записали маленького Анвара на уроки плавания в местное отделение юношеской христианской ассоциации (YMCA). «Он научился плавать, когда ему было всего два с половиной года, — вспоминал Нассер. — И у него это очень здорово получалось». Пока мы сидели в гостиной его дома в Сане, Нассер достал семейный фотоальбом и показал мне постановочную фотографию маленького Анвара, сидевшего на ковре в каком-то торговом центре. Семья, наконец, осела в Сент-Поле, где отец получил работу в университете штата Миннесота[187]. Он записал сына в начальную школу Челси Хейте. «Он был совершенно американским мальчишкой», — сказал Нассер, показывая мне фото Анвара в классе. Анвар, с длинными волнистыми волосами, улыбаясь, показывал на глобусе Йемен. На следующем фото долговязый подросток Анвар, в черных очках и бейсболке, был снят в Диснейленде. «Анвар воспитывался так же, как и другие американские мальчишки. Ему нравился спорт, он очень хорошо учился. Он был хорошим учеником и занимался самыми разными видами спорта».

В 1977 г. Нассер решил вернуться в Йемен, но как надолго, он не знал. Нассер верил, что обязан воспользоваться полученным в США образованием с тем, чтобы помочь своей очень бедной родине. Он знал, что Анвару однажды надо будет вернуться в Америку, чтобы получить высшее образование, но в то же время он считал полезным для мальчика познакомиться со своим отечеством. И вот в последний день 1977 г. семья возвратилась в Сану. Шестилетний Анвар с большим трудом говорил по-арабски, но быстро наверстал упущенное. К концу первого полугодия в Сане он уже был четвертым учеником в классе, а через год уже свободно владел арабским языком. Нассер вместе с коллегами открыл частную школу, обучение в которой велось на английском и арабском языках. Анвар обучался в самом первом наборе, вместе с сыном президента Йемена Ахмедом