Анна Лазарева - Блондинка вокруг света или I did it my way Страница 13

Лепёшки яка не воспринимаются здесь как экскременты. Это топливо и строительный материал. Не хватает воды, а значит, руки после общения с ними не моют, продолжают месить тесто, размешивать простоквашу.

Мать женщины, или, может быть, свекровь, приносит тибетский солёный чай с маслом всё того же яка. Да, это то, что мне сейчас надо. Так согревает!

Вся жизнь здесь до сих пор стоит на яках. На яках пашут и убирают урожай. Из шерсти яков делают шатры. Лепёшками яков топят печи и строят из них дома. Из молока делают сыр и масло.

Дали немного, ещё не готового, сыра из курдюка, который взбивали. Протянули сыр прямо на пальце. Мой спутник пробовать не стал. Я пробую. Я человек не брезгливый, и сыр я люблю. И живот у меня железный после тех лет, проведённых в Индии. (Я сейчас стучу по дереву и сплёвываю три раза).

Через несколько часов шторм заканчивается, а мы отогреваемся. Печка на яковых наках высушивает мою одежду, и мы пускаемся в путь опять.

До Лех остаётся всего пару часов. Там я попрошу хозяйку дать мне аж два ведра кипятка. На Ладакхе горячая вода не льётся из-под крана, даже для богатых иностранцев. Чтобы принять душ, надо просить хозяев подогреть ведро воды на газовой горелке. Так вот, я попрошу два ведра, вылью этот кипяток в большой чан, смешаю с холодной водой и сяду в этот чан. А сверху можно будет поливаться из ковша. И пить солёный тибетский чай! Господи! Да это счастье! Я узнаю его. Эти мысли согревают меня всю оставшуюся дорогу.

Довелось мне попить солёного чая и с двумя буддистскими монахами. Это было в полуразвалившемся буддистском монастыре, который, как муравейник, прилепился к скале. Монахи скромно улыбались и подливали ещё. Внешняя стена их кельи была почти полностью разрушена. Сквозь пролом можно было наблюдать окружающие нас лысые горы. Один монах спрашивал, кто я и откуда. Другой, еле скрывая любопытство, ждал перевода. Я принесла немного сансары в их жизнь, пробудила любопытство. А может, они уже давно ждали, кого бы расспросить о том, что все эти европейцы тут делают. Спрашивали меня о других странах. Мне очень хотелось их успокоить и сказать, что путешествия на картинках выглядят красивее, чем в действительности. Но меня саму это вряд ли успокоило бы.

Двухдневный автобус обратно в Манали. Опять горячий источник и вид на водопады из окна. Потом долгий автобус до Дели.

Кто знает, что такое двадцатичасовой автобус? А что такое двадцатичасовой индийский автобус? Почти все сиденья сломаны. Моё не опускается, а у соседей впереди, напротив, опускается прямо мне на колени. Таким образом я проведу сутки. В сидячем, вертикальном положении, с индусской семьёй на коленях. Им удобно. Когда я, в очередной раз, прошу их поднять спинку сиденья, они раздражаются. Карма им в глотку!

Ришикеш, Пушкар, Варанаси или Бенарес

Подножие Гималаев. Номер с видом на Ганг и на знаменитый железный подвесной мост Лакшман Джюла, построенный ещё в начале девятнадцатого века.

Дорожный знак: «Осторожно, дикие слоны. Не выходите на это место дороги в районе пяти часов утра».

Что бы вы думали? Примерно с четырёх тридцати утра здесь начинают скапливаться туристы, в ожидании диких слонов.

В Ришикеше обитают два вида обезьян. Серые черномордые обезьяны, ростом почти с человека, они сидят на дороге в ожидании бананов. И рыжие красномордые обезьяны, вдвое меньше размером, но намного опаснее, с ними лучше не контактировать, хотя они и сами не любят соприкасаться с людьми.

Колонии разноцветных бабочек расположились прямо на проезжей части, как будто ожидают машину, которая их раздавит.

Телёнок со сломанной ногой. Полное боли лицо телёнка. Нога сломана несколько недель назад, думаю, в результате авто-инцидента. Всё это время он борется с болью. Нога свёрнута в сторону. Невозможно наступать. Целыми часами он стоит на одном месте, боясь шевельнуться и готовясь сделать несколько шагов. Святое животное не должно так страдать. Мало быть вегетарианцем, надо также иметь эмпатию и сострадание. Здесь этого мало. Всё сводится к тому, чтобы просто не есть мясо.

Раджастан. Я не стала останавливаться в Джайпуре, городе, где все дома розового цвета. Я проехала сквозь него сразу в Пушкар. Это ещё одна Мекка бэкпекеров («backpack» — рюкзак, «backpacker» — бюджетный турист).

Я сняла круглую мазанку у озера. Мне очень нравится, что в моём новом жилище нет углов. Чтобы добраться до центра города, надо обойти озеро, окружённое ступеньками. По древним традициям, для того чтобы идти по этим святым ступеням, нужно разуться. Ступени обильно покрыты коровьими лепёшками и собачьими колбасками. Идти приходится долго, осторожно, выбирая место. Зато ночью озеро великолепно! Оно отражает в себе старые дома и храмы, окружающие его.

На другой стороне озера живёт стоя́щий баба. Его ступни постоянно должны стоять на земле. Спит он согнувшись, лёжа животом на перекладине качелей. Ступни остаются на земле. Ноги налиты кровью, покрыты надутыми сине-бордовыми венами и явно болят.

Рассказывали, недели две назад здесь скончался другой саду. Его посадили в позе лотоса на эти ступеньки, обложили блоками льда и гирляндами хризантем. Так он просидел недели две… Я этот момент пропустила. Невероятная Индия!

Зато праздник Дивали застал меня в Пушкаре. Здесь его почему-то справляют, как праздник Холи. То есть, бросают друг в друга разноцветным порошком.

Туристы в это время прячутся на крышах и наблюдают побоище. Им было сказано ничего светлого в этот день не надевать.

С крыши кажется, что внизу поднимаются взрывы разных цветов. Иногда даже невозможно различить людей. Это очень захватывающее зрелище.

Потом, поверх смешавшейся разноцветной пудры в два сантиметра глубиной, в Пушкаре обильно разбрасывают лепестки роз. И город начинает пахнуть розовым маслом. Очень сильный запах, от которого болит голова.

Народ продолжает бесноваться до заката и потом уходит квасить в свои забегаловки. Наутро на улицах пустота. Никто не убирает кашу, в которую размешаны лепестки роз и пудра. Ещё несколько дней каша лежит на улицах и сохнет под жгучим солнцем.

После поездки на верблюде в пустыню понимаю, почему верблюдов называют кораблями пустыни. Потому что укачивает. Мне дали двухлетнего верблюжонка. Верблюжонок капризничает и пытается убежать обратно в стойло, прямо со мной. Через несколько часов я рада с ним расстаться.

Где-то в трёх часах езды от Пушкара по железнодорожному вокзалу бегают собаки с дырками в теле и голове. Через эти дырки уже можно видеть внутренности и мозг. Никто не может сказать, что это за болезнь.

В поезде здесь кормят. Не шикарно, конечно. В основном бириани с курицей (рис жёлтого цвета, с кумином), яйцо в соусе карри и чапати (плоский пресный хлеб). Даже десерт дают, что-то типа каши в стакане. То и дело разносят индийский, очень сладкий массала-чай со специями. («Массала» значит «смесь»).

По окончании кормёжки работники собирают все пластиковые тарелки и стаканы в мешки и аккуратно выпихивают эти мешки сквозь железные прутья окон движущегося поезда на природу. Индия не перестаёт меня шокировать!

Ну не так же! Это уж слишком! В поезде кормят три раза, едет приблизительно тысяча человек, за один приём пищи каждый использует две-три пластиковые тарелки и стакан. Итого: около девяти тысяч наименований пластикового дерьма с каждого поезда три раза в день падает в природу. Сколько поездов в сутки проходит по этим рельсам?

Природа в Индии могучая, способная к самоочищению и самовосстановлению. Она, каким-то невообразимым образом, перерабатывает почти весь этот мусор. Во время сезона дождей потоки воды несут его в океан, порадовать дельфинов. Сколько ты ещё протянешь? Сколько ты ещё будешь нас терпеть, Мама?

Считается, что огонь от погребального костра в Варанаси идёт прямиком в рай. Умереть в Варанаси тоже очень достойно. И люди приезжают сюда умирать и живут здесь, в ожидании смерти, годами, а некоторые десятилетиями. С некоторыми бабушками, которые ожидают уже по 10–15 лет, мне удалось пообщаться. Вполне земные, они алчно смотрели на меня, в предчувствии пожертвований вскочив со своих настилок. А гид объяснял, что погребальный костёр стоит очень дорого. Не каждому мертвецу хватает денег на дрова, тем более для полного сгорания. Поэтому недогоревшие останки сбрасываются в Ганг. А прямо под площадкой для сжигания трупов, в воде Ганга, лежат волы. И Ганг всё это наблюдает тысячелетиями…

Останавливаюсь в маленьком отельчике, в комнате без туалета, из обстановки только огромная дверь с коваными петлями, каменный пол, широкая кровать и постоянно забегающий в комнату мангуст со сломанным хвостом.

Моя соседка, индийская продвинутая девушка, учится в Варанаси, на кого, не помню. Работает, кем, не помню. Вегетарианка, держит собаку, которая, по её словам, тоже вегетарианка.