Денис Драгунский - Бог, страх и свобода Страница 13

Не скажу, что помогает. Но не мешает ведь. Это, как сказал бы борец с ксендзами Остап Бендер, «медицинский факт».

РОКОВОЙ ДАР

В середине VIII века король франков Пипин Короткий передал римскому папе Стефану III — и вообще папскому престолу — власть над землями от Рима до Равенны. Так папа стал не только духовным, но и светским властелином, папой-королем, «papa re», как говорили итальянцы. Государство римских пап (Папская область), то расширяя свои границы, то сокращая их, просуществовало с 756 по 1870 год.

Эта передача земли и власти получила название «Пипинов дар». Для того чтоб сделать этот дар более законным в глазах тогдашних феодалов, в конце восьмого века была сфабрикована поддельная грамота под названием «Константинов дар». Якобы римский император Константин Великий передал римскому папе Сильвестру полную власть над всей Западной Европой.

Надобно сказать, что «Константинов дар» был популярен и в России — как дополнительная историческая гарантия двух вещей: неотчуждаемости церковной собственности и невмешательства государства в дела церкви.

Жизнь, однако, распорядилась иначе — причем на Западе и на Востоке по-разному. Папа конечно же не стал владыкой всего Запада (при Карле Великом и его преемниках папы вообще были вассалами королей). Тем не менее папское государство существовало; были случаи, когда папы свергали королей; в феодальной Германии епископы совмещали духовную и светскую власть. Главное же — римская церковь в лице ее епископов, орденов, монастырей и храмов — была крупнейшим собственником.

В восточной (византийской) области сложилось по-другому: церковь была и оставалась чисто духовным институтом. Византийские императоры, а также русские цари жестко и решительно подавляли все претензии епископов на светскую власть, экономическое могущество и даже на серьезное политическое влияние. Хотя и русская церковь в свое время тоже владела весьма обширными угодьями.

Но на Западе, несмотря на многочисленные и масштабные секуляризации, католическая церковь оставалась собственником своего имущества как единое юридическое лицо.

Русская секуляризация была куда более основательна. У нас практически вся церковная собственность указом Екатерины 1764 года была переведена в собственность государства. Но при этом «церковная земля» оставалась, и ее было немало. А по нынешним меркам — просто-таки много. Поскольку еще в 1759 году — до окончательной секуляризации церковного имущества — был издан закон о неотчуждаемости приходской земли. К 1917 году такой земли накопилось около 2,8 миллиона десятин (1 десятина — 1,1 га) земли, то есть почти 30 000 квадратных километров. Как целая Калужская область. Именно эта земля и была конфискована большевиками. Но надо подчеркнуть, что это была именно приходская земля. Принадлежащая сельским приходам, то есть, фактически, общинам верующих. И создаваемая частично на их личные средства, частично же — на дотации Синода, то есть на средства государства.

Не надо забывать, что в России XVIII — начала ХХ веков главой церкви был царь. А сама церковь понималась как мистическое единство верующих во Христа (что, на мой взгляд, совершенно правильно). Я говорю именно о Церкви Христовой, а не о «ведомстве православного исповедания», которое ведало уроками Закона Божия, церковно-приходскими школами и прочей административной рутиной. При этом Православная кафолическая греко-российская церковь, возглавляемая царем и управляемая Священным синодом под руководством обер-прокурора, не была юридическим лицом. Современное название «Русская православная церковь» было дано ей в 1943 году, а статус юридического лица она получила 30 мая 1991 года.

Разговоры о том, что Русской православной церкви нужно возвратить то, чем она владела, то, что у нее отняли при Советской власти, или то, что ей «принадлежит по праву», ведутся довольно давно. Однако в полемическом запале забывается самое главное. Слово «возвратить» тут совершенно неуместно. Общественная организация, зарегистрированная в 1991 году, вряд ли может быть наследником имущества, которое перешло в собственность государства более двух веков назад. А также претендовать на «возвращение» собственности, которая полтора века была частной, общинной или государственной, а потом стала исключительно государственной и пребывала ею в течение десятилетий. Во всяком случае, и Екатерина, и Ленин изымали собственность у общин и частных лиц, а не у Русской православной церкви в версии 1943–1991 годов.

Возникает вопрос даже не чисто юридический, а философски-правовой: может ли сравнительно недавно созданное юридическое лицо стать правопреемником древнего мистического единства? Сразу же возникают еще два вопроса. Первый: можно ли считать оное мистическое единство (дореволюционную Православную кафолическую греко-российскую церковь) единым собственником? Второй: в составе этого прежнего мистического единства было немало верующих, которые не признавали РПЦ в качестве преемницы той, прежней церкви. Есть и технические проблемы. С какой даты начинать подсчеты? С 1764 года? Или все-таки с 1917-го? Приходская земля может быть давно занята жилыми домами, заводами и сельскими угодьями. Что делать? Передавать церкви землю вместе с тем, что на ней за девяносто лет построено? Или выдавать компенсации? И еще раз: эти приходские земли и эти приходские храмы в XVIII — начале ХХ вв. покупались и строились на деньги частных лиц и государства.

Честное продумывание этих вопросов приводит к простому ответу: речь может идти (и фактически идет) не о возврате, а о даре. Государство дарит церкви то, что принадлежит ему, государству. То есть, извините, всему нашему многонациональному народу. Простое понимание этого юридического факта должно отрезвить мысль.

В этих заметках я совсем не буду касаться важнейшего вопроса — сможет ли религиозная организация обеспечить сохранность древней иконы? Это отдельная проблема. На сегодняшний день, скорее всего, наша церковь этого не может: нет средств, нет персонала, велик соблазн возжигать свечи под фресками XV века. Вот в Падуе, в Капелле дель Арена, где фрески Джотто, держат строжайший режим температуры и влажности, пускают не более 25 человек через специальные шлюзы. А во Владимире росписи Андрея Рублева уже сильно подкоптили.

Отношение к святой иконе в христианстве двойственно. С одной стороны, почитается данная, вот эта икона, «намоленная икона». С другой стороны, св. Иоанн Дамаскин писал вполне определенно: христиане поклоняются «не веществу, но изображаемому на нем». То есть не доске, не краскам, а образу. То есть ежели рассуждать совсем уж православно, ортодоксально — то икона может быть нарисована фломастерами на листе бумаги А-4. Важно, чтоб изображение было канонично и чтоб образ был освящен. И пожалуйста, ее можно ставить в храм и молиться перед нею, и она ничем не хуже, чем любая старинная икона, она точно так же может стать чудотворной. Исходя из ортодоксального представления об иконе, самые древние, драгоценные и высокочтимые иконы и росписи могут поновляться. И они в течение всей истории поновлялись! Тщательное сохранение и реставрация древних икон и фресок — это заслуга искусствоведов, светских людей, а также тех церковных деятелей, которые прониклись отношением к религиозному изображению как к произведению искусства.

Но я о другом. Мне вообще непонятно, почему, на каком основании икону надо перемещать из музея в храм? Неужели в храмах не хватает икон? Потому что она изначально — «объект религиозного назначения»? Потому что «иконы созданы для того, чтоб молиться на них»? Потому что «иконам место в храме»? Странная логика. Тогда надо раздать по домам картины из музейных запасников — они же написаны для того, чтоб украшать стены жилищ, а не скучать в кассетах хранилищ. Надо раздать книги из библиотек, тем более что известно — две трети книг в больших книгохранилищах не востребуются никем и никогда. Оружие создано, чтоб из него стрелять — это я про военноисторические музеи. А ордена — чтобы ими награждать! Вернем к жизни медали, пылящиеся в витринах музеев! Заодно и золото сэкономим.

И вообще, отчего бы не передать российским католикам картины Рафаэля и Леонардо, хранящиеся в Эрмитаже? В Москве в Музее имени Пушкина тоже немало западноевропейских культовых изображений. Как раз на три московских католических храма.

Итак, ни о какой реституции, ни о каком возврате утраченного или «принадлежащего по праву» речь не идет и не может идти в принципе. Поэтому общество обязано задавать вопросы и требовать гарантий.

Сохранность произведений искусства, оказавшихся в распоряжении церкви, — это больша я проблема.

Но есть еще одна — сохранность самой церкви в условиях повышенной государственной щедрости.

Разумеется, государственные документы не говорят о реституции — только о безвозмездной передаче (или о передаче в пользование) объектов религиозного назначения. То есть речь идет вроде бы о подарке с легким реституционным подтекстом. Но в самой формулировке «безвозмездная передача» есть некий дополнительный смысл. Довольно часто безвозмездная передача имущества — это действие учредителя по отношению к учреждаемой фирме. Его, так сказать, вклад. Собственно, король франков Пипин именно таким манером учредил папство как подвластную ему политическую силу. Путем безвозмездной передачи большого-пребольшого актива: куска земельной собственности размером в пол-Италии. Якобы на основе завещания великого императора Константина.