Александр Греков - Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова Страница 13

По возвращении в Киев я с головой ушел в организационную работу министерства и в развертывание кадров корпусов. ввиду непрерывного продвижения большевиков, левобережный корпус (Чернигов, Харьков и Полтава) пришлось перевезти на правый берег и слить с местным корпусом. Лишь на Волыни работа шла полным ходом и дала уже крупные организационные результаты. Командиру корпуса под Черниговом удалось стать с местным представителем власти оскилко в такие отношения, что он ему не мешал работать. Между тем, ща время моего пребывания в Одессе директория постановила созвать так называемый трудовой конгресс, в теории из представителей всего трудового населения, но на практике совершенно не трудового — из ставленников (во всяком случае в решающем большинстве) дружественных директории партий и из представителей Галиции. Члены конгресса с совершенно даже необычайной быстротой. Тайной целью созыва конгресса было проведение через него утверждения во власти “народными представителями” дыректории, так как действительно она в свое время выбрала сама себя, и юридическое положение ее было весьма сомнительно. Явной целью была всенародная организация борьбы с большевиками. Винниченко со своей стороны этим укреплял свое положение в борьбе с Петлюрой и до этой организации оберегал себя со стороны Сичевой рады.

В двадцатых числах января конгресс собрался и, конечно, прежде всего утвердил директорию и голову ее Винниченко, а затем провозгласил соединение Галиции с Украиной (Галиции нужна была помощь против поляков, особенно артиллерией, директории же поддержка Галиции придавала дополнительный авторитет, с которым считалась сичевая рада). Заседания конгресса происходили в здании Киевского оперного театра и велись под бдительной охраной войск Сичевого корпуса, переполнявших все коридоры и залы. Мнения галицких деятелей поддерживались бурными одобрениями караулов, при речах представителей стучали прикладами и мешали говорить.

Все министры должны были дать конгрессу отчет о своей деятельности, хотя деятельность эта началась всего лишь за две недели до сбора конгресса. Пришлось делать доклад и мне, и я, исходя из явной цели конгресса — организации борьбы с большевиками — нашел необходимым вполне ясно и определенно обрисовать собранию действительное положение вещей и грозные перспективы ближайшего будущего, прося спешно прислать в корпусные кадры лучшие местные элементы. Хотя я и говорил, как всегда, по-русски, что было крайне непопулярно в то время в Киеве, но картина, нарисованная мною, или, вернее, фактическое положение вещей произвело огромное впечатление на собрание, и меня бурно приветствовали рукоплесканиями. Но зато Винниченко и Петлюра, на этот раз солидарные между собой, выразили мне крайнее свое неудовольствие за излишнюю откровенность и заявили, что речь моя “не была речью военного министра”. Очевидно, надо было превознести труды директории для спасения отечества, хотя бы до собрания уже и доносились большевисткие артиллерийские выстрелы (Нежин и Лубок уже были потерняы).

В результате моего доклада военная комиссия конгресса потребовала от дыректории подчинения мне полевого штаба, и с 24 января 1919 г. мне, оставаясь военным министром, пришлось погрузиться и в хаос, именуемый украинским фронтом. Особым распоряжением директории по обеим должностям я был подчинен головному атаману Петлюре. После моей поездки в Одессу и речи в конгресс6 Винниченко окончательно во мне разочаровался, как в орудии для своей борьбы с Петлюрой, и отдал меня ему. Первым моим движением было сформирование полевого штаба в настоящем смысле этого понятия. Для ген. Осецкого пришлось изобрести почетную должность главного инспектора армии, так как он был близок сердцу Петлюры и должен был остаться на высоком посту, а эта должность давала ему возможность разъезжать по всей Украине в столь любимых им салон-вагонах, не делая никакого дела и не мешая работать другим.

К сожалению, однако, начальником штаба я должен был просить назначить мне Мельника, хорошо зная, что в отношении штабной службы он абсолютный младенец, но имея в виду, что придется двинуть на фронт знаменитый Сичевой корпус и что для этого надо, чтобы распоряжения мои были вне подозрений и критики и чтобы корпус исполнял их. Авторитет Мельника в Сичевой раде и среди солдат корпуса был для меня бошой гарантией в этом отношении.

Для фактического же ведения штаба я уговорил вступить в должность помощника Мельника товарища моего по академийной службе на войне ген. Синклера, человека высокой порядочности и очень сведущего и опытного боевого офицера генерального штаба.

Работа по ведению операций, конечно, своей неотложностью отвлекала меня совершенно от организационной работы, так как большевики непрерывно продвигались к Днепру, а войска директории нигде не оказывали твердого сопротивления. Атаман Ангел и Таращанская дивизия, не желая помогать дыректории, разошлысь по домам. Положение было тяжелое.

Пришлось организовать три фронта: 1) восточный (Курское и Полтавское направления), поручив его Коновальцу с подчинением ему бывших войск Болбочана (сам Болбочан в это время был арестован по требованию Сичевой рады, обвинявшей его в измене), так как главную основу войск этого направления составлял Сичевой корпус (войска Болбочана при отходе к Днепру сильно распылились); общий состав войск фронта — 5-60 тысяч; 2) юго-восточный (Кременчугское и Екатеринославское направления), поручив его полк. Кудрявцеву; в состав этого фронта вошла и группа Янева, перемещенная из Одессы в район Бирзулы, общий состав войск фронта был 35-40 тысяч; и 3) северо-западный фронт (Волынь и Львовское направление), поручив его Шаповалу с подчинением ему “армии” Оскилко и галицийской армии Омельяновича-Павленко, которая с момента присоединения Галиции перешла в ведение украинского верховного командования; общий состав войск точно никак нельзя было установить, но его считали около 70-80 тысяч. В районе Жмеринки и Казатина дожны были сосредоточиться все законченные новые формирования, кроме Волынского корпуса, в виде центральной резервной группы. Этих войск пока было около 25 тысяч. Общим начальником их назначен был полк. Чеховский, брат министра. В низовьях Днепра должна была действовать крестьянская боевая организация атамана Григорьева.

Между тем, по всему левобережью большевики все сильнее и сильнее теснили украинские войска, так что пришлось на Полтавское и курское направление выдвинуть уже части Сичевого корпуса, несмотря на все их нежеланмие оставлять Киев. Боеспособность галичан оказалась чрезвычайно невысокой, а руководство фронта ниже всякой критики, так как перешедший из шефов чрезвычайки в начальники штаба Коновальца Чайковский абсолютно ничего не понимал в руководстве боевыми операциями, а единственный офицер генерального штаба в корпусе пор. Отмарштейн, бывшей русской службы, конечно, один ничего сделать не мог. По моей личной просьбе в помощь начальнику штаба Чайковскому согласился вступить в штаб близко известный мне на войне полк. Матвеенко, чрезвычайно дельный офицер генерального штаба, но он дольше недели не мог выдержать всего происходившего там сумбура и ушел.

Большевики тем временем были уже в нескольких переходах от Киева — и со стороны Полтавы, и со стороны курска. Приходилось начать эвакуацию столицы, каковая поручена была подполковнику Жуковскому, бывшему военному министру при центральной раде, и была выполнена им крайне добросовестно. В конце января 1919 года директория и правительство перехали в Винницу, Петлюра был в Жмеринке, а 2-го февраля и Сичевой корпус очистил Киев и перешел штабом в Казатин, фронтом на линию Фастов — Белая Церковь —Черкасы. Удержать их на более близкой к Киеву линии оказалось совершенно невозможным. Большевики вошли в Киев через несколько дней безо всякого боя.

Потеряв в первый же месяц своего правления всю левобережную Украину, директория решила во что бы то ни стало добиться помощи французов и вернуть под свою власть утраченные территории. Не знаю, каким образом, но ей удалось добиться согласия французского командования на выезд полк. Фрейдберга на станцию Бирзула для переговоров со специальной ее миссией. Миссия эта составлена была из гг. Остапенко (с-р), Бачинского (с-р_ и Мазепы (с-д). К ней добавлен был я в качестве военного эксперта без прав члена миссии и барон Штейнгель в качестве переводчика. Все общество в ночь с 4-го на 5-е февраля выехало специальным поездом на Бирзулу.

5-го февраля состоялась встреча миссии с полк. Френдбергом. Не быв членом миссии, я не знаю наверное, какие задачи и инструкции она имела от директории, но я мог наблюдать, что руководитель ее Остапенко держал все время чрезвычайно миролюбивый и доброжелательный тон и добивался официального признания французскими властями директории и вступления их с ней в прямые дипломатические отношения для организации совместной борьбы против большевиков, намекая на целый ряд уступок, начиная с одесского порта. Полк. Фрейндберг, явно умышленно подчеркивая резкость своих выражений, заявил, что сначала надо выгнать из директории, как собаку (chasser, cjmme un chier) большевика Винниченко, а затем уже можно будет говорить о признании ее кем бы то ни было. Это было особенно характерно после того, как в двадцатых числах января Винниченко отправил в Одессу с неким Пшонником 5 миллионов романовских рублей для передачи их будто бы через жену ген. Матвеева полковнику Фрейндбергу, чтобы привлечь его симпатии к директории и ее голове. Мне этот факт достоверно известен потому, что Пшонник, знавший меня по Раздельной (он был железнодороэным служащим Одесской железной дороги), первоначально обратился со своим предложением ко мне, но был направлен мной к колове директории по некомпетентности моей в финансовых вопросах, и в результате переговоров с ним министру финансов Мартосу приказано было немедленно привезти в генерал-губернаторский дом 5 миллионов романовских рублей “новыми бумажками”, и они были вручены Пшоннику, которого Винниченко видел в первый раз в жизни. По моим сведениям, он вскоре вместе с Матвеевым выехал за границу.