Георгий Кублицкий - В стране странностей Страница 13

Каждый, кто видел огромные плотины Голландии, понимает, что даже руки великана было бы недостаточно, чтобы остановить нач!ав-шуюся течь. Но в легенде верно отражен дух народа.

— Памятник символизирует вечную борьбу голландцев с морем, — продолжал наш собеседник. — А в тот февральский день нашелся человек, который повторил подвиг мальчика из легенды. Он заткнул брешь, на какое-то время преградив доступ воде. Это был капитан. Его корабль находился в море по ту сторону плотины. Капитан, рискуя переломить судно, бортом направил его к бреши, промытой волнами. Поток воды прижал корабль к плотине. Однако вода нашла лазейки в других местах.

Первую течь обнаружили в пять часов утра, а спустя три часа были затоплены сотни селений. Драмы разыгрывались на каждом шагу. Многие захлебнулись, не успев по-настоящему проснуться. Напор воды снаружи прйжимал двери, и люди не могли выбраться из домов. На глазах у одного фермера погибли жена и маленькие дети, в то время как он тщетно пытался выбраться из комнаты-мышеловки. Молодая пара провела на уцелевшем кусочке дамбы полтора суток. Когда подоспела помощь, женщина была мертва, а мужчина сошел с ума. Людей спасали вертолеты, но многие уже не нуждались в помощи.

— И было бы еще хуже, если бы не плотина Корнелиуса Лели, — вставил господин в темных очках. — Она не пустила воду к Амстердаму со стороны Зюдерзе и окупила себя в один день.

— Это действительно так, — согласился рассказчик. — Но если бы тогда уже существовали плотгины, которые возводятся теперь по Дельтаплану, то катастрофы вообще могло бы не быть. Ведь началось-то с того, что вода зашла в тыл через устья рек и протоки дельты… Однако вот мы и приехали.

Паром приблизился к небольшому овальному островку, над которым поднимались массивные бетонные сооружения.

Пассажиры вышли на песчаный берег. Все вокруг напоминало стройку гидростанции. Вон бетонный завод, а сооружения похожи, пожалуй, на шлюзы.

Между тем молодой человек в студенческой фуражке вскочил на большой бетонный куб и поднял руку, требуя внимания. Обращаясь прежде всего к своим соотечественникам, он заговорил по-голландски. Банковский служащий переводил нам его речь.

— Позвольте приветствовать вас в той Голландии, которую мы с вами здесь строим, — сказал студент. — На этом острове, созданном нашими руками в самом опасном месте, где всегда были сильны течения со стороны моря, мы создаем гарантию нашей безопасности. Вот семнадцать камер со стальными воротами, через которые будут выпускать в море излишнюю речную воду и речной лед. Вы, возможно, захотите спросить, для чего в воротах вон те круглые отверстия? Для угря. Мы потеряли колонии, так, по крайней мере, постараемся сохранить рыбу!

Слушатели засмеялись, хотя и не очень весело.

Ах, эти колонии! Были, триста лет были — и главных из них нет больше, остались лишь воспоминания о невозвратимой поре, когда на земли, отвоеванные у моря, как бы оседал золотой песок из колониальных владений.

Искусственный остров, на котором побывали и мы, — одно из главных сооружений Дельта-плана

Слушатели смеялись: должно быть, среди них не нашлось бывших владельцев колониальных плантаций.

— Да, мы надеемся сохранить рыбу, — продолжал студент, — и, может, после завершения работ Дельта-плана цена на угря наконец снизится. Но, поскольку такое снижение не входит в план, я не рискую дать вам безответственное обещание. Вы знаете, что Дельта-план — это три миллиарда гульденов из нашего кармана. Но февраль пятьдесят третьего года стоил нам миллиард. И, кроме безопасности, мы выигрываем большой пресноводный резервуар, а нам нужна вода для городов и пастбищ. Мы на сотни километров укорачиваем береговую линию, часть островов соединится с сушей, что, конечно, поможет их хозяйственному развитию. Все это будет готово к восьмидесятому году. Долго? Но мы, голландцы, терпеливы, не так ли?

Потом юноша рассказал о Дельта-плане по-немецки и по-английски, но уже^ гораздо короче. Он не острил по поводу угря и колоний, и вообще комкал рассказ, заметно нервничая, то и дело поглядывая на часы. Мы еще не знали тогда, что остров с минуты на минуту ждет королеву.

— А как с судоходством? — спросил кто-то.

— Да, да, извините! Будет, в частности, оставлен рукав, ведущий к Амстердаму, там предполагается сильно нарастить нынешние дамбы. Благодарю за внимание!

С этими словами студент словно сквозь землю провалился.

Едва наш паром отошел от острова, как со стороны моря появилось судно со штандартом королевы. Голландцы не проявляли никаких признаков любопытства. На встречное судно уставились в бинокли лишь иностранцы. Попросили бинокль у соседа и мы. За стеклами рубки встречного судна виднелось довольно много людей и среди них пожилая дама в очках. Так мы краешком глаза увидели королеву.

Тем временем голландцы, отложив в сторону бинокли и забыв обо всем на свете, с энтузиазмом уничтожали «зеленую селедку»: владелец буфета с утра запас бочонок, о чем было торжественно сообщено по судовому радио.

А теперь — о мельницах

Чтобы увидеть в Голландии мельницу, как говорится, не надо далеко ходить. Мельницы есть даже в Амстердаме, причем не где-нибудь в пригородах: одна из них — неподалеку от порта, совсем рядом с зоопарком.

У нас было впечатление, что предки голландцев стали запрягать ветер в работу раньше, чем научились добывать огонь. Во всяком случае, в древних хрониках Голландии мельницы уже упоминаются. На старейших гравюрах их крылья простираются над горизонтом. Сомневающемуся в том, что Нью-Йорк действительно основан голландцами, достаточно взглянуть на самый первый рисунок этого города, запечатлевший мельницы совершенно голландского типа.

Нам захотелось все же разузнать поточнее о первых ветряках. В стране мельниц существует особая ассоциация, цель которой — сохранить это национальное богатство от разрушения. Вот что мы там узнали.

Мельницы в Голландии стали строить на рубеже XII века, хотя некоторые думают, что это произошло раньше. От мельниц, построенных в начале XV века, сохранились развалины, позволяющие судить о размерах сооружений и об их назначении. Мельница, поставленная в 1414 году, представьте, уже откачивала воду!

Особенно много мельниц было у голландцев в середине прошлого века: свыше девяти тысяч. Потом их стали вытеснять паровые машины. К концу минувшего столетия число ветряков сократилось более чем втрое.

Небоскреб XVII века — мельница-гигант.

Сейчас в Голландии есть 991 мельница. Мы уверенно говорим «есть», потому что члены ассоциации торжественно обещали зорко следить, чтобы ни одна мельница не обрушилась, не пришла в запустение, не была бы снесена при перестройках сел и городов.

В прежние годы голландцы поручали ветру так много работы, как никакой другой народ в мире. И то сказать, мало найдется стран, где бы ветры дули с таким усердием все четыре времени года.

Ветряки для откачки воды строились попроще и состояли, в сущности, из крыльев, опоры и колеса с черпаками. Их сразу можно опознать издали: они расставлены в низинах, возле канав и каналов. Эти-то скромные труженицы и помогали голландцам превращать морское дно в польдеры. Они должны были «молоть до осушения».

Мельницы же, которым поручалось размалывать зерна пшеницы или кофе, распиливать бревна, выжимать масло из льняного или конопляного семени, строились по пригоркам и притом очень основательно, на века.

Они должны были украшать местность. Мельница «Сокол» в Лейдене, превращенная в музей, величественна, как собор или главная крепостная башня. Она сложена из кирпича и высоко поднимается над окрестными домами, над самыми рослыми деревьями. На красноватом фоне ее стен — ослепительно белые наличники окон. Круговой балкон опоясывает башню-мельницу примерно на высоте пятого этажа. А над балконом поднимаются еще этажа четыре да почти на столько же вздымаются крылья. Люди, жившие в XVII веке, смотрели на громадину мельницу так, как мы сегодня смотрим на небоскреб.

Два этажа мельницы занимала семья мельника. В комнатах первого этажа принимали гостей, на втором были спальни с деревянными кроватями. На следующих этажах хранились зерно, мука и разные припасы. Еще выше вращались две пары жерновов, приводимые в движение зубчатыми колесами главного вала.

Время мельниц прошло. Но все же около трехсот из них еще действуют, хотя и не каждый день. Некоторые пускают только по субботам, специально для туристов. У большинства же крылья замерли неподвижно, образовав кресты, что на языке мельниц означало: «Свободна, жду работы».

Да, у мельниц есть свой язык, причем довольно сложный. Мы не сумели уяснить его суть, но узнали, что прежде с помощью мельниц передавались, например, подробные известия о приходе и уходе кораблей. Можно было даже справиться, здоров ли капитан.