Е. Полевой - По ту сторону китайской границы. Белый Харбин Страница 13

Отдельные хунхузские базы и их временные убежища соединяются между собою так называемыми „хунхузскими тропами“, известными только одним хунхузам. Эти тропы тщательно маскируются близ постоянных становищ шаек, где они протаптываются в один след. Далее они вливаются обыкновенно в более явные тропы звероловов, огородников или зимние и проселочные дороги и потому представляют собою скорее направления передвижения, а не особые тропы. Тропы хунхузов имеют и некоторые внешние признаки: на перекрестках дорог, на перевалах и вообще в тех местах, где можно потерять направление, хунхузская тропа отмечается особыми знаками „шу-хуа“ („языка тайги“). Эти знаки — засечка разных фигур, затеска коры на стволах, перевязка веревочками и тряпочками на шестах, надписи на верстовых и телеграфных столбах и т. д. — незаметны для несведущего; для хунхузов — это график их движения, сигнал об опасности или о том, что путь свободен.

В местах наиболее интенсивного передвижения хунхузов можно встретить иногда сооружаемые ими кумирни в виде помещенного на высоком столбе небольшого домика, к внутренней стороне которого приклеивается изображение божества. Внутри помещается чаша с пеплом, куда втыкаются курительные палочки, кладутся монеты и другие знаки жертвоприношения. В тайге такие кумирни устраиваются в дуплах деревьев на вершинах сопок, с которых удобно наблюдать за окрестностью. В эти дупла ставятся чашечки с пеплом, а в честь местных духов гор вокруг дупла прикрепляются красные тряпочки или бумажки с текстом заклинаний. Иногда такою кумирнею хунхузы пользуются и как почтовым ящиком для переписки о выкупе пленников и местом, куда должен быть положен такой выкуп. Все это обеспечивает хунхузов от преследователей, которые в подавляющем большинстве случаев лишены возможности точно ориентироваться в направлениях передвижения хунхузских шаек, не умеют пользоваться их „языком тайги“ и очень часто теряют их след или сами попадают в хунхузскую ловушку.

И конечно в тех условиях насквозь прогнившей атмосферы политического авантюризма, в которых живет сейчас Северная Маньчжурия, хунхузничество никогда не будет изжито. Оно исчезнет только тогда, когда под ударами постепенно нарастающих сил трудящихся Китая окончательно падет твердыня уже совершенно разложившегося китайского феодализма и китайский рабочий и крестьянин возьмут власть в свои руки, чтобы навсегда уничтожить тот уклад жизни, который заставляет тысячи людей бросать все и бежать от кабалы и насилия китайских толстосумов к „независимым храбрецам“ в их суровые таежные логовища.

ВОЙСКА, ПОЛИЦИЯ, АДМИНИСТРАЦИЯ

Довольно затруднительно ответить прямо и односложно на вопрос о том, есть ли в Китае регулярная армия. И да, и нет. Да, потому что фактически такая армия вербуется, обучается, одевается в военную форму, охраняет границы, марширует по улицам, занимает казармы, делится на трафаретные армейские части, даже воюет на многочисленных внутренних фронтах страны. Нет, потому что все то серое скопище людей, которое носит китайскую военную форму, едва ли может быть серьезно названо регулярной армией.

Объясняется это тем, что Китай никогда не имел и до сих не имеет необходимого количества своих квалифицированных военных специалистов, которые могли бы строить его армию без посторонней помощи, и потому его армия строится и обучается в конце концов не столько самими китайцами, сколько иностранными инструкторами. А эти инструктора — французские, английские, американские, японские офицеры — конечно, всегда продолжают оставаться верными агентами тех генеральных штабов, которые их командируют на ответственную работу инструктажа. Само собой разумеется поэтому, что они строят и обучают эту армию не так, как это представлялось бы необходимым Китаю, стремящемуся оградить свою международную независимость, а так, как это выгодно генеральным штабам пославших их империалистических держав, никогда не отказывавшихся от мысли превратить Китай в свою колонию или полуколонию.

Генеральным штабам этих держав, агенты которых неустанно инструктируют создание новой китайской армии, нужна конечно не сильная боеспособная и спаянная хоть каким бы то ни было единством армия суверенного Китая, а только пародия на нее, нечто такое, что могло бы немедленно развалиться от первого серьезного толчка.

Понятно в связи с этим, что питаемый такими заданиями инструктаж верных слуг империализма дает и соответствующие плоды.

Китай не знает ни всеобщей воинской повинности, ни установленной законом обязательной военной службы. Его армия или, точнее и ближе к истине, его армии набираются отдельными генералами-сатрапами, сидящими в различных провинциях. Поэтому в Китае вы постоянно слышите не о китайской армии, а о мукденских, нанкинских или кантонских войсках, о войсках цицикарского генерал-губернатора, об охранных войсках КВЖД, об армии У Пей-фу или Фын Юй-сяна. Каждый из местных китайских сатрапов вербует свои войска и затем ревностно охраняет их от всяких перебросок за пределы его сатрапии. Это его капитал, которого он никому не желает давать в долг. При этом и самая вербовка таких армий поставлена чрезвычайно примитивно. Солдат иногда нанимают, а чаще берут принудительно без всякой системы и заставляют служить. Для этого иногда устраиваются целые облавы, во время которых захватывается то или иное количество мужчин, способных носить оружие и превращаемых в солдат. Никаких иных регулярных способов пополнения армии не существует.

Само собою разумеется, что в результате таких приемов комплектования никакой регулярной армии получиться не может, а получается совершенно случайный военный сброд. Навербованные в таком порядке войска не имеют ни внутренней спайки, ни достаточной дисциплины, ни даже простого сознания какого бы то ни было служебного долга, ни ясного представления о том, для чего они навербованы и превращены в солдат.

Все это определяет конечно и боевую ценность такой армии. Армия, в которой отсутствуют какие бы то ни было признаки устойчивой и определенной организации, уже не армия, а простое скопище вооруженных и одинаково одетых людей, обученных военным приемам. Такое скопище могло бы быть сильно и обороноспособно не отсутствующей у него организованностью, а только индивидуальными качествами составляющих его людей.

Каковы же эти люди?

Китайцы вообще в подавляющем большинстве своем созерцательный и исключительно мирный народ, не числящий никакого пристрастия к войне и воинственности ни в числе своих добродетелей, ни в числе своих пороков. Поэтому среди них почти нет людей, которые шли бы в армию добровольно, избирали бы военную службу своей профессией. В армию идет только тот, кого к этому принуждают и кто не имеет возможности или умения откупиться или как-нибудь отвертеться от такого принуждения. Понятно, что при таких условиях в ее ряды попадает самый примитивный и некультурный элемент.

Это относится почти в одинаковой степени как к солдатам, так и к офицерам. В Китае почти нет грамотных людей. Отсутствие звуковой азбуки и головоломная китайская иероглифика, при которой среднеграмотному человеку нужно знать до 6 тысяч иероглифов, сокращает число умеющих читать до самого мизерного минимума. И потому сплошь и рядом оказываются неграмотными, совершенно не умеющими даже читать не только солдаты (таких в свое время и у нас было достаточно), но и китайские офицеры.

На какие же боевые свойства такого первобытного и темного человека, принудительно втиснутого в европеизированный военный мундир и не озаренного никакой идеен, за которую он мог бы сознательно бороться, можно рассчитывать при таких условиях? Разве только на его примитивную жестокость и дикость. И действительно, находясь в совершенно скотских условиях хлевоподобной китайской казармы, отделенной каменной стеной от каких бы то ни было намеков на культурные влияния, китайские солдаты превращаются в дикарей, которые мгновенно возбуждаются и звереют до полного беспамятства и потому бывают способны на что угодно без всяких рассуждений, но конечно до тех пор, пока они не встречают соответствующего отпора. Серьезно воевать, подставлять себя под выстрелы, рисковать своей жизнью, жертвовать ею ради завербовавших их генералов они не охочи. И эти генералы великолепно учитывают такие их свойства. Они отлично знают, что их солдаты, как волки, постоянно смотрят в лес и не выносят запаха пороха. Поэтому они и воевать стараются по-особенному, по-китайски.

В 1924 г. во время очередной генеральской свалки между Чжан Цзо-лином и У Пей-фу по Харбину ходил следующий рассказ, выдававшийся за соответствовавший в полной мере действительности.

В составе войск Чжан Цзо-лина участвовал отряд русских белогвардейцев под командой генерала Нечаева, который занимал один из участков фронта. Однажды стоявшие против этого участка войска У Пей-фу перешли в наступление, и Нечаев тотчас же получил от китайского штаба приказ: