Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2 Страница 13

И нам казалось в миг тот самый -

ты помнишь это, старина? -

что мы целуем руку мамы,

которая на всех — одна.

И как ее благословенье

нам был наш стяг… И потому

мы становились на колени,

чтобы притронуться к нему.

И все-таки боевой офицер Викулов, вернувшись с войны, пишет чаще не о фронтовых буднях, не о боях, а о драматических судьбах деревенского люда, о женщине русской, оставшейся без мужика, выдюжившей в голоде и в холоде, вырастившей детишек, надорвавшей силы в непомерном труде. Вот она, послевоенная деревня, с которой столкнулся, придя с фронта, ее кровный сын и заступник, вот оно, женское послевоенное “веселье”, где даже гармонистом (научила всему нужда) — “толстушка Христя”.

А тоска велика, без меры.

Встанут в круг, подперев бока, -

сами дамы и кавалеры,

ни единого мужика.

Русские женщины! Вряд ли кто еще после Некрасова сумел с такой любовью и болью воспеть их — честных и чистых вдов и матерей, великих терпеливиц и тружениц.

Шестьдесят верст от пристани, утопая в грязи, в дырявой обутке тащат они мешки с зерном на своих плечах в колхоз.

— Горстку сжевать бы…

Ты слышишь, Елена?

Горсть?…

— Не дразни, сатана! -

Русские бабы

в грязи по колено

тащат в мешках семена.

И вот она уже на пенсии: “вся в поту, в пыли, простоволоса (кожа облупилась на носу), Анна в этот вечер с сенокоса поздно приплелась — в восьмом часу…”. И дочка, отсидевшая день в конторе, упрекает мать: “Горе мне с тобой… Эдак хрястать, эдак убиваться из-за чашки-кружки молока…”. На что мать резонно отвечает: это для тебя, доченька, держать корову — обуза, а для меня — радость. Ведь если бы не она, разве выжили бы мы в голодные послевоенные годы? Так что полежи на диване, а я пойду буренку подою…

Ах, как быстро забыли мы прошлое! Что нам до того, что от Бреста до Волги полстраны было сметено ураганом войны, вместо деревень торчали печные трубы, вместо городов — развалины. И все это надо было восстановить, и восстановили, возродили неимоверными усилиями, и это бабы, в большинстве деревенские, таскали на себе кирпичи и цемент, бревна и шпалы, жали, молотили, лопатили зерно на току.

Какие две самые главные даты запомнил солдат, пришедший с войны? Конечно же, День Победы. А еще — и вряд ли понять нашему поколению — день отмены карточек на хлеб. Врезалась эта картина в память солдату-фронтовику на всю жизнь. Вот стоит он с сынишкой, изголодавшимся за войну, у прилавка. Вон пряники, конфетки, игрушки приберегли к этому дню. Но… хлеба просит сынишка, не сводя голодных глаз с буханки.

Я растерялся:

— Экой ты упрямый!

А хочешь карандаш, красивый самый?…

Не хочешь? Зря. Завидовали все бы!

Я, батька твой, такого не имел…

Так что ж тебе купить-то, парень?

— Хлеба! -

сказал он в третий раз.

И заревел.

Ах, как знает село, глубинку в смысле обычаев и нравов Викулов, как естественно возникает в его стихах, например, застолье в День Победы, где бабы, сидя рядом с Иваном Васильевичем, кузнецом, вернувшимся с фронта (одиннадцать ранений!), подносят ему граненый: “Вот тебе от нас награда…”.

И он принимает её:

Не потому, что жаден я до водки,

а потому, что за душу взяло

такое вдруг!… Эх, села да высотки,

солдатские ботинки да обмотки…

Ну, выпил — и немного отлегло.

Больше всего печалит поэта, что исчезают сегодня деревни с лица земли. Последний, самый “ядерный удар” нанесла по деревне “перестройка”. И теперь мы видим заросшие бурьяном поля, разоренные коровники, онемевшие улочки и посады, на которых раньше кипела — счастливая и слезная — жизнь, звенели гармони, распевались частушки и песни, одна другую сменяла страда.

Россия, пора к тебе возвращаться! — взывает поэт. Он, человек государственный, понимает, что без крестьянства страна обречена.

Снялись навеки с той земли

и, скрипнув, улетели стаями

колодезные журавли;

сады над речкой отцвели,

дымы над крышами растаяли…

Ушли в небытие тысячи и тысячи русских деревень.

Поэт прослеживает, как унижали и уничтожали деревню то один, то другой режим. Одно из самых страшных зол, которое доконало крестьян, — пьянство. Власть потворствовала ему. Сельские магазины ломились от ящиков с водкой, бутылки выдавали даже без денег, под расписку, до получки. А уж в получку…

Гуляют! Пьяным — море по колено.

А это значит — побоку наряд!

А вечером под дождь попало сено,

Коровушки не доены стоят,

Не загнаны, не поены телята,

Забыто и про это, и про то…

В книгу включены и ставшие уже хрестоматийными стихи “Парад Победы”, “Серп и Молот”, “Красная площадь” и другие. Вопреки хулителям Отечества, пытающимся переписать историю Родины, поэт, прошедший со своим народом сквозь все передряги, знает цену и славе, и позору. И сколько гордости, справедливости в его чеканных строчках о великом Параде, когда воины бросали к подножью Кремля фашистские знамена и “били, били в черные их складки надраенным кирзовым сапогом”.

Молчала Площадь. Только барабаны

Гремели. И еще — шаги, шаги…

Вот что такое “русские Иваны” -

Взгляните и запомните, враги!

Викулов понимает, что перемена строя, когда Серп и Молот — планетарные символы труда — свергнуты с пьедестала, это бедствие для народа.

…— На корабле с названьем “Капитал”

Он будет господин и капитан.

А мы с тобою… — Молот поугрюмел. -

Мы будем обитать с тобою в трюме,

поскольку мы, по-ихнему, рабы

по духу, по рождению, по крови…

— А если?… — Серп сурово сдвинул брови.

— А-а!… — звякнул Молот. -

Если б да кабы…

Вот и вся обстановочка, и ничего разъяснять не надо. Все просто. Читай и думай, как дальше жить, что делать.

И уж если по большому счету говорить о “легком” жанре, то я просто очарован циклом лирических стихов, созданных поэтом по мотивам вологодских частушек. Вот где воспарил лирик, вот где искрящийся народный юмор, характер, удаль, вот где душа поет в каждой строчке.

Иду, жую травиночку,

На ту на луговиночку,

Где мною на заметочку

Взята рубашка в клеточку.

И, заметим, почти все стихи этого цикла написаны от девичьего лица, от боевой, немножко лукавой и несказанно милой деревенской девчонки. Вот парень переносит ее на руках через речку.

Пуще обнимаю я мил-дружка.

Ну хотя бы кто-нибудь с бережка

Глянул, как на Ваниных на руках

Я плыву — головушка в облаках.

Да, она может быть “вертиголовой”, эта девчонка, но своего счастья просто так не отдаст и от горя “с камнем к речке не пойдет”.

Я встану гордо со скамеечки

В той самой кофте голубой

И самой бойкой перебеечке

Сама пойду на перебой.

Слово-то какое редкое: “перебеечка”! Характер-то какой!

Хочется перечитывать его стихотворение “Утром”, в котором с такой любовью, с таким лукавством автор рассказывает о вспыхнувшем чувстве Зинки к пареньку-шоферу. Вот нехотя, полусонная, сбегает она с ведерком с крылечка — и вспоминает вчерашнее:

“Дождик будет…” — уверил Зинку

парень и… позвал на крыльцо.

Зинка прятала в косынку

раскрасневшееся лицо,

закрывала ему ладонью

губы: “Видишь, уже рассвет!…”

А про дождичек и не помнит:

Был он, дождичек, или нет…

Легко ли девчонке со старым, стерпится ли, слюбится ли? И ночка “в три годочка длиной” кажется молодухе. Ей бы в хороводе еще с одногодками, ей бы на танцы, где “тальяночка играет неженатая одна”. И вот, отчаянная, она, когда заснул старый муж, убежала к ровне, на гулянку. “Не ходите, девки, замуж”, — пела я, дробила я”. А когда вернулась, то очнувшейся “бороде”, заоравшей: “Где, скажи, ты пропадала, греховодница, всю ночь?” — бойко ответила:

Что ты мелешь? Я телушку -

одинешенька-одна -

загоняла во хлевушку,

заблудилась, сатана!

Аж в Заглинник ухлестала…

Вот… А он еще кричит!…

“Заблудилась?! — охнул старый. -

То-то чую — не мычит…”

Тут уж хошь не хошь, а с автором улыбнешься.

В русской поэзии второй половины ХХ века у Сергея Викулова есть законно обжитое всей жизнью свое место… Добавим: и современной отечественной литературы не может быть без поэзии Сергея Викулова.

Юлий КВИЦИНСКИЙ, первый заместитель председателя Комитета по международным делам Государственной Думы РФ Россия-Германия. Воспоминания о будущем

Пятьдесят лет тому назад, в сентябре 1955 года, в Москву приехал канцлер ФРГ Конрад Аденауэр. Приехал по приглашению Н. С. Хрущева устанавливать дипломатические отношения. Москве к тому времени казалось уже недостаточным иметь связи только с одним из двух германских государств, возникших на развалинах третьего рейха. Конечно, ГДР стремилась быть нашим лучшим союзником среди других стран народной демократии. Она, в свою очередь, хотела, чтобы Советский Союз в германских делах сделал ставку всецело на нее. Однако была согласна проявить понимание в отношении далеко идущих планов Советского Союза раскрутить “германский вопрос”, чтобы осадить США и их европейских союзников, стремившихся пересмотреть итоги Второй мировой войны и заставить нас убраться из Европы.